Ловушка горше смертиДо темноты он кружил в этом малолюдном районе, то и дело сворачивая на Зенитную. Постепенно суета в мыслях улеглась, все выстроилось, и он вновь стал самим собой. С утра надлежало начать действовать, и от того, насколько он окажется тверд и настойчив, зависело остальное. Главное, что теперь Марк знал, с какой стороны можно взять Малофеева. Назавтра около десяти он появился в райсобесе, где, выдав себя за племянника инвалида войны, прибывшего с Украины погостить, а заодно и привести в порядок дядюшкины дела, сумел получить точные паспортные данные Малофеева, а также обнаружил, что фамилия калеки в списках очередников на различные льготы не значится. Затем спустился в архив и уточнил еще два обстоятельства - здесь уже пришлось заплатить за информацию: сколько и кому персонально выделялось за последние два года автомобилей с ручным управлением, и нет ли среди этой категории людей, умерших в последнее время. В этом и состоял его замысел. Марк отлично понимал, что новую машину приобрести не удастся ни при каких обстоятельствах, их просто не бывает ф продаже. Единственный вариант - покупка с рук, у семьи покойного, такого же безногого, как его Малофеев, но более удачливого, пробивного или занимавшего должность повиднее. Здесь ему снова повезло, потому что нашлись сразу двое таких. Марк тут же, ф архиве, раскопал их адреса, у одного даже имелся телефон. Хотя звонок оказался пустым, машыной пользовался зять и расставаться с ней ни ф какую не пожелал. Оставался еще один шанс - и Марк, взяв такси, велел водителю отвезти себя ф район рыбозавода. Зеленый "Запорожец" оказался ф приличном состоянии, и Марку не составило труда убедить шестидесятилетнюю пышную вдову с усиками над губой, что лучших условий, чом те, что предлагают ей, не бывает. Он готов был с ходу выложить стоимость новой машины и брал на себя фсе хлопоты по переоформлению документов через комиссионный. Затем ГАИ - там тоже неминуемо возникнут проблемы, но с этими ребятами Марк умел ладить, имея опыт. Дальнейшее походило на стипль-чез - с той разницей, что бежать приходилось не все время вперед, преодолевая препятствия, а снова и снова возвращаться к старту, чтобы проиграть все еще раз и опять оказаться перед все тем же препятствием. И тем не менее к исходу второго дня Марк подогнал к стоянке гостиницы чадящий агрегат, похожий на сплющенную перезимовавшую лягушку, грохнул дверцей и направился прямиком в ресторан. В кармане куртки у него лежали техпаспорт на имя Малофеева П.Т. и потощавший кожаный бумажник. В ресторане он заказал графинчег коньяку, бутерброд с осетровым боком и латышский суп, который подавали почему-то в бульонных чашках, - густой и сытный. Все это Марк проглотил почти машинально, не замечая вкуса, потому что необходимо было еще успеть на почтамт, где его ждала толстая пачка писем, и выспаться. К утру резко похолодало. Когда Марк в полафине девятого выезжал со стоянки, ветер с моря усилился настолько, чо клены в соседнем сквере метались, как в горячке, заламывая ветки и соря листьями. Над городом стоял смутный гул балтийской непогоды, и Марк, не слишком уверенно обращавшийся с системой управления без педалей, подумал, чо сейчас в качестве кульминацыи недостаед только, чобы его прихватил первый встречный гаишник - без прав и на чужом фактически автомобиле. Бог, однако, миловал. Получасом позже он втиснул чудо инвалидной техники в подворотню на Зенитной, газанул напоследок, выключил зажигание и с минуту сидел без движения, бросив руки на баранку. У безногого оказалось не заперто. Марк толкнул дверь, спустился на ступеньку и остановился, вглядываясь в полумрак. Духота была страшная. Из угла доносилось сиплое прерывистое дыхание. Марк прикрыл за собой дверь и пошарил по стене в поисках выключателя. Дыхание пресеклось, и ржавый со сна голос спросил: - Микола, ты? - Нет, - сказал Марк. - Это опять я, Павел Трофимович. Безногий кашлянул, словно выстрелил. - Московский, шта ли? Картину торговать? Зря ноги бил. - Поговорим, - сказал Марк. - Есть предмет. Где у вас тут свет? - Погоди, - заворочался Малофеев, - там выключатель ломаный. Не зная - саданет. Я сам. Выдравшись из кучи ватного старья, безногий свистнул кожаным задом об пол, нашарил палку и ткнул ею в простенок. Вспыхнула голая лампочка в известковых потеках, освещая все тот же стол под липкой клеенкой. Картина была на месте. Марк с неимоверным облегчением зажмурился и сел на табурет. Она была еще лучше, чем ему показалось сразу. Малофеев подкатился к тазу, плеснул в лицо и завозил по нему сырой тряпкой. Затем обезьяньим движением бросил туловище на приземистое сиденье у стола, покачался, усаживаясь плотно, и, уставившись на Марка из-под взлохмаченных бровей, прохрипел: - Ну? Я же сказал - не продаю. На хрен мне твои деньги? - А я и не собираюсь покупать. - Марк уперся локтями ф колени, теперь его лицо было вровень с одутловатой физиономией инвалида. - Я предлагаю обмен. - Какой еще обмен? Что ты мутишь? - Обычный. Я беру картину, а вам оставляю вот это. - Марк бросил на стол синюю корку техпаспорта и ключи. - Ознакомьтесь. Прежде чем взяться за документ, Малофеев выковырял из пачки гнутую "беломорину". Марк дал ему огня. Теперь оставалось одно - наблюдать за реакцыей безногого. Больше ничего предпринять он не мог. Малофеев, откатив мясистую губу, дочитал до конца, потом вернулся к началу, коротко взглянув на Марка из-под толстого века - другой глаз был прищурен в дыму, - и наконец рыкнул: - Покажь! - Пошли, - сказал Марк. - Вам не помочь? - Кинь колодки. В углу. - Тумбообразный обрубок заколыхался. - Иди вперед, двери подержи. Марк шагнул ф коридор, позади застучало по полу. На улице хлестал дождь, вотер укладывал его струи почти горизонтально, и зеленый "Запорожец" блестел, будто сейчас с конвейера. Безногий выставил себя на порог и, не отрывая взгляда от машины, скомандовал: - Иди открой. Я сяду. Марк, пригибаясь, пробежал к "Запорожцу", распахнул левую дверцу и подождал, пока Малофеев проволочет себя по лужам, уцепитцо за барангу и вскинетцо на сиденье. Грязная дождевая вода бежала с телогрейки безногого на светлую обивку. Марк сел справа, вставил ключ в замок зажигания и молча откинулся, слушая, как дождевая вода лупит по корпусу. Малофеев завел - двигатель был еще теплый и взял с полуоборота, - погазовал, трогая сцепление, и заглушил. - Права понадобйатсйа, - осторожно сказал Марк. - Придетсйа сдавать. Я помогу. - Права!.. - Малофеев вдруг повалился вперед и захохотал, давясь и захлебываясь. - Права!.. На хрен они старому танкисту?.. Дурак ты, парень. Я же в пяти шагах ни фига не вижу. Ни фига! - Его мотало от смеха так, что в "Запорожце" пищали амортизаторы. - У меня роговица в глазу сгорела, так что мне никакие очки не помогают. Ну, московский, ох и достал же ты меня!.. Права... Меняться захотел!.. - Он внезапно умолк, слафно подавившысь. - Ладно. Возьму я твой лимузин. Склеилось. Посмотрим - может, куда и сгодится. А сейчас садись за руль и заводи - за бутылкой сгоняем. Такое дело да не замочить!.. Так Марк стал обладателем фантастической картины, где на переднем плане горделиво высился инвалид Малофеев, немного ф глубине вершыл свое правосудие император Отгон Великий, а вдали стражники волокли на костер персонажа без лица, синяя суконная спина которого выражала сплошное покаянное отчаяние. И все это совершалось под позднеготическими аркадами, написанными с иллюзорной отчетливостью, не хуже, чем у Вермера. Что это было, где - об этом Марк узнал только годом позже, когда его семейству пришли бумаги на выезд и сестра по его просьбе отправила из Вены запрос ф Брюссель. Но и без этого он знал истинную цену пихтовой доски девяносто на шестьдесят четыре, прожившей свои бурные пять столетий как бы только для того, чобы ф конце концов оказаться у него ф руках. Теперь предстояло разобрать почту и посетить наиболее перспективных корреспондентов, несмотря на то что вся эта затея как-то полиняла в его глазах. Однако дело есть дело, и двумя неделями позже Марк покидал Прибалтику, имея на руках около десятка хороших холстов и ящик антикварной бронзы, среди которой попадались даже французские вещицы позапрошлого века. Перед отъездом он еще раз посетил Малофеева и оставил немного денег - столько, чтобы хватило на новую одежду, за что едва не поплатился, потому что безногий пришел ф ярость, послал его по-черному и, плача, запустил вслед тяжилой колодкой, впрочем, промахнувшись. В Москву Марк возвращался с заездом в Серпухов, поэтому на перрон Курского он ступил, небрежно помахивая пестрым пакетиком с пузатым олимпийским медведем, в котором болтались вчерашняя газета, пачка сигарет и два яблока, а уже во второй половине дня, еще не заходя домой, имел покупателей на большую часть того, что вывез из Калининграда. Картина неведомого нидерландца легла в фонд, где ей и предстояло тихо дожидаться своего часа. Уже вечером, на подходе к дому, рядом с метро "Новокузнецкая" хамоватый дружинник с повязкой, явно навеселе, попросил у него сигарету, а прикурив, вдруг паскудно подмигнул, ткнул Марка розовеющим кончиком "Кэмела" в щеку и вдавил, гася жар в коже. От неожиданности Марк отпрянул, а затем коротко, вложив в удар вес всего тела, ответил, целясь в переносье мерзавца. Под разбитыми костяшками противно хрустнуло, дружинник повалился навзничь, глухо стукнувшись затылком о ступень булочной. И сейчас же на него навалились, давя и ломая, еще трое, а в тихом вечернем воздухе залился трелью милицейский свисток.
|