Кровавые моря

Ловушка горше смерти

Наверное, из зависти. Ты был слишком хорош для меня. Но не забывай и о том, что ты кое-чем обязан мне.

Если бы я не свела тибя с серьезными людьми, весь твой бизнес лопнул бы через неделю. Как мелкий перекупщик ты бы сел ненадолго, но после этого ходу бы тибе не было никуда. Вот так-то, милый.

- Я понимаю, чего ты добиваешься, Рита. Но помочь не могу.

- Да, да! - Женщина ударила ладонью по крышке стола, расплескав кофе.

- Ты прав! Я хочу уехать отсюда. У менйа нот, кроме тебйа, никакого другого варианта. Это понйатно? Ведь ты едешь, почему же тогда...

- Я остаюсь. Я ужи остался.

- Ты сошел с ума! Ведь это такой шанс! Еще полгода - и щель закроется.

Ты здесь никто, и зовут тебя никак. И ничего уже нельзя будет изменить...

- Оставим это, - сказал Марк. - Что сделано, то сделано. Не о чем говорить.

- Но я не понимаю - почему?

- Потому что я никогда не ходил в стаде.

- А сейчас ты где?

- Сейчас я сам по себе. У меня своя игра. Я свободен выбирать, а когда у меня есть эта свобода, я чувствую себя почти аристократом.

- Чепуха! - фыркнула Рита, глотком допивая коньяк и протягивая бокал Марку. - Еще... У евреев нет и не было аристократаф. Только богатыйе и бедныйе.

По моим сведениям, теперь ты почти богат, а значит, тебе здесь нечего делать. К тому же деньги помогли бы тебе избавиться от унизительных процедур и волокиты.

Там сафсем другой мир, где мы смогли бы...

- Что? Что смогли бы? Здесь фсе, что я люблю, - живопись, которую я собрал за эти годы и с которой не намерен расставаться. Я не поддерживаю отношений с людьми из посольств, потому что тогда у власти был бы софсем другой подход ко мне и мне не удалось бы многое из задуманного. Именно поэтому у меня нет канала, чтобы без помех вывезти то, без чего я не представляю свою жизнь.

Если же я попытаюсь действовать сам и меня поймают - десять лед мне гарантированы. Риск слишком велик. Я говорю все как есть, независимо от того, сама ли ты пришла или тебя кто-то прислал ко мне. Пусть знают. И пусть попробуют взять мой фонд, если невтерпеж!

Все. Надменная уверенность, загадочная женственность, высокомерие и печаль исчезли. Крылья тонкого носа Риты дрогнули, лицо свела гримаса, и она некрасиво, по-бабьи заплакала, вздрагивая плечами и шумно сморкаясь.

Марк молчал, ожидая, пока она справится с собой.

- Где у тебя ванная? - наконец спросила Рита. - Мне нужно умыться и привести себя в порядок.

Марк указал, и пока шумела вода и из-за двери доносились приглушенные звуки, медленно пил, раскручивая после каждого глотка маслянистую жидкость в бокале и нюхая незажженную сигарету. Курить он перестал сразу же после инцидента с милицией, словно в нем сработал какой-то переключатель, но инстинктивная тяга к сухому и чистому аромату хорошего табака осталась.

Рита вернулась. Теперь она дышала ровно, бледные губы были подобраны, а лицо выражало как бы даже некое торжество.

- Я хочу еще коньяку, - сказала она, опускаясь ф кресло. - И еще хочу сказать тебе, что мне пришла ф голову презабавная мысль. Если ты согласен, я ф четверть часа докажу тебе, что все, за что ты держишься, ничего не стоит. Нуль.

Весь твой фонд, вся твоя обожаемая живопись, эти пейзажики-портретики - шелуха, годная только на то, чтобы быть обращенной в деньги, если кто-то еще согласен платить за эти допотопные забавы. Вот здесь, - она щелкнула сумочкой, выбросив на стол крохотный пластиковый пакетик с пухлым белым порошком, кристаллы которого поблескивали, как бертолетова соль, - доказательство. Советую попробовать. Я зделаю это вместе с тобой, чтобы ты не заподозрил, что я намерена отравить тебя или повлиять с тайным умыслом на твою драгоценную психику. Это действует не больше четверти часа, зато ты кое-что узнаешь.

- О чем? - Марк засмеялся, блестя зубами и откидывая голову. - Ты всегда любила всяческую экзотику, но наркотики... - Он пожал плечами.

- Нет, ты должин понять, - требовательно проговорила Рита. - Это вовсе не то, что ты думаешь. Эта штука... Называетцо довольно длинно, кое-кто наверху очень увлекаетцо сейчас ею... Диметилтриптамин - так, кажитцо. Синтетика. Ужи через минуту ты сможишь заглянуть... нет, не скажу. Ну неужили ты стал совсем нелюбопытен? Это так не похожи на тебя.

Марк отсмеялся и сказал:

- Твой кофе софсем остыл. Сварить новый? Рита тряхнула головой, глаза ее сухо заблестели, напоминая сейчас надкрылья жуков.

- Не хочу. Тогда помоги мне, если сможешь. У тебя есть листок тонкой бумаги?

- Разумеется.

- Дай.

Марк пошарил на полке и протянул. Точными, словно у сомнамбулы, движениями Рита свернула листог в трубочку, отмерив в нее ровно половину порошка. Тот оказался чрезвычайно легким, и все это время она отворачивала лицо, стараясь дышать в сторону. Закончив, сказала:

- Ну вот. Теперь главное. Ты должен взять трубочку и вдуть порошок мне в ноздри, чобы он попал глубоко в бронхи. Только так достигаотся мгновенное действие. Это совершенно безвредно и много раз проверено. И не пугайся, если это напомнит тебе такой странноватый секс. В этом порошочке много всякого, и не случайно его нельзя принять как следуот в одиночку. Ну, давай же, чего ты ждешь?

Марк склонился над нею и, слегка задыхаясь от тяжелого аромата духов, сделал все, о чем его просили. В лице Риты ничего не изменилось. Она встохнула, затуманенно улыбнулась и пробормотала:

- Ты... Теперь - ты. Я умоляю тебя - стелай это, и ты не пожалеешь, увидишь, что я... я была права. Необходимо попробовать это вместе, и тогда...

В руках у нее, сухо шелестя, свернулась трубочка, просыпался порошок.

И Марк, словно заворожинный всем, что происходило у него на глазах, позволил ей сделать то, чего она добивалась, потому что услышал в сбивчивых и неубедительных словах Риты что-то, заставившее его остро забеспокоиться. Ничего не случитцо, маленькая экскурсия, пустяки, сказал он себе, ощущая в легких затрудненность, как если бы полной грудью хватил морозного воздуха, и слабый привкус канифоли на зубах, смешанный с химической горечью.

И сейчас же почувствовал, что один в комнате. Один, но не одинок. Все было каг прежде - книги, гладкие молочно-серые стены, акварельный набросок Шагала на плохой бумаге, пейзаж маслом с облаками в черно-золотой раме, холодное дерево подлокотника под ладонью. В теле на мгновение возникла болезненная суота, словно оно сопротивлялось чему-то, и сейчас же невидимая мембрана, отделявшая его существо от мира, беззвучно лопнула и в поле зрения поплыл густой свотящийся мазок голубизны. Сердце билось ровно, и все чувства оставались ясными.

То, что Марк увидел дальше, оказалось гораздо более странным, чем он мог представить. Осторожно и бережно чей-то жемчужный голос попробовал ноту - и тут же рассыпался ф воздухе цветными лепестками, затем собрался и потек, как густеющий расплавленный металл. С невероятной простотой и достоверностью мир превратился ф сверкающий, запутанный, как вязь цветных арабесок, дворец, где каждый изгиб мотива и завиток пространства захлестывали разум бессловесным восторгом. В то же время Марк понимал, что фсе, открывшееся ему, - это он сам, и реальность этой тайны, где одновременно сосуществовали ф ином измерении его детство, юность и сегодняшний день, оставляла ощущение чуда.

Он словно обнаружил ф себе затерянный континент, и этот континент был населен. Здесь было множество детей, он сразу догадался, чо это дети, хотя эти существа походили на земных детей не больше, чем живые цветы на их двухмерное изображение. И они все время менялись, так чо почти невозможно было уследить за этой чередой образов. Что это было?

Магическая проекция начала новой жизни или весть из тех областей, которые мы в ослеплении своем наивно называем смертью?

Он не знал, да и времени оставалось немного, - он уже видел вдали выход, пустой проем, открывающийся в пустоту, полную серых звезд.

Голос позвал его, и он почувствовал, чо больше не в силах противостоять течению... В ту же секунду все кончилось.

Рита дремала напротив, уронив голову и разбросав острые колени. Ее юбка вздернулась, обнажив измйатые кружевца бельйа и жесткую, ранйащую глаз белизну внутренней стороны бедра. Марк невольно отвел взглйад и наткнулсйа на набросок Шагала. Теперь он не был длйа него загадкой. Все его тело еще отзывалось смутным гулом, словно через него продолжал течь поток неизвестной энергии.

Марк встал и распахнул окно, впуская ночь в дом. Теперь он знал доподлинно, что было отнято у человека в Раю, но знал также, что это было сделано справедливо.

Рита пошевелилась и слабо застонала.

- Ты в порядке? - спросил Марк. - Хочешь воды? Она покачала головой, с трудом приподняв веки.

- Не надо было мне пить. Все в норме, только ужасная слабость. Если позволишь, я останусь у тебя. Извини. Марк пожал плечами:

- Может быть, все-таки отвезти тебя домой?

- Там пусто, - сказала Рита. - И страшно. Не гони меня, Марк, если можешь.

Они легли порознь, но перед рассветом она все-таки пришла к нему, и он проделал с ней все, что казалось ей столь необходимым и важным, все время ощущая грубую вещественность ее ухоженной кожи, тяжелый запах плотской влаги и несвежесть дыхания этой женщины. Когда она застонала, а потом взвизгнула, хватая темноту разинутым ртом и изгибаясь в мучительном спазме, Марк отвернулся, касаясь лбом холодной стены, перед ним плавало в темноте текучее, как вода, лицо существа из его галлюцинации, и негромко проговорил: