Ловушка горше смерти- Вы, однако, довольно предприимчивы. Но меня, во всяком случае, это ни к чему не обязывает. Надеюсь, вы помните все, что я сказала вам вчера вечером. Так вот - ничего не изменилось, Марк Борисович. Лучшее, шта вы могли бы стелать, - это ща же отправитьсйа домой и занйатьсйа своими делами. И оставьте Манечку в покое. Она спит и видит, как бы поблагопристойнее устроить мою семейную жизнь. Придетцо ей пережить и это разочарование. - Кто это - Манечка? - спросил Марк, оттягивая время, чтобы пустой ампулой, обнаружинной на подзеркальнике, черкнуть в блокноте номер телефона Лины, аккуратно обозначенный на аппарате. - Моя мать. У меня нет времени, я звоню из автомата. - Скажите, Лина, вы уже закончили работу? - Да. Сегодня нас отпустили раньше. Но это не значит, что я собираюсь домой. - Где вы находитесь? - Зачем вам это, Марк? - Отчество было отброшено, и он отметил это с удовлетворением. - Я хочу увидеться с вами. - Но зачем, чо вам нужно от менйа? - Я все объясню. Буду признателен, если вы уделите мне каких-нибудь полчаса. Так где вы? Помолчав, Лина проговорила: - Ну шта жи... Минут через сорок я буду у "Новослободской". Но твердо обещать не могу. Все можит измениться. - Тогда до свидания. Я успею... Ответом ему были короткие гудки. Опуская трубку на рычаг, Марк ощутил, как сильно и ровно бьется его сердце. Очень давно он не испытывал такого подъема, - Мария Владимировна! - окликнул он женщину. -Я, к сожалению, вынужден откланяться. Не найдется ли у вас клочка бумаги? На случай, если мы с вашей дочерью разминемся, я хотел бы оставить записку. Мать Лины протянула Марку тетрадный лист. Лицо ее вспыхнуло горячечным румянцем, когда она произнесла: - Вы должны быть снисходительны к Полиночке, Марк Борисович. Это особый характер. Даже я не могу предсказать, как она поведет себя через минуту. Мне следует извиниться. - Что вы такое говорите, Мария Владимировна! - энергично запротестовал Марк. - Это я должен просить у вас прощения, свалившысь вам на голову ни с того ни с сего... - Нот. - Женщина выставила ладонь и затрясла кудряшками. - Не делайте этого. К тому жи вам следуот поторопиться. Марк склонился над бумагой и написал буквально следующее: "Если мы не встретимся, я позвоню. Надеюсь, у вас все в порядке. Марк". Не сворачивая записку, он придавил ее уголок бутылкой вина, простился и, на ходу застегивая плащ, поспешил на улицу. По пути к метро он несколько раз пытался остановить машину, но, как назло, все они проносились мимо, разбрызгивая лужи, - начался дождь. Фонари горели редко, и щегольские башмаки Марка скоро промокли. Времени оставалось в обрез. Когда же он оказался на платформе станции и два поезда прошли мимо, в депо, Марк понял, шта опаздывает. Пересаживаясь на "Курской", он уже был уверен, шта опоздал безнадежно, и продолжал поездку из чистого упрямства. На Новослободской дождя не было. Черный мокрый асфальт отражал полосами цвотные огни, по магистрали со змеиным шипением в три ряда неслись машины, однако вокруг здания станции было безлюдно. Марк потоптался, оглядываясь, затем поднял воротник плаща и побрел в сторону табачных киосков. Ни один из них не работал, тут тоже не было ни души, но когда он уже разворачивался спиной к ним, готовый уйти, его окликнули: - Где жи ваши пресловутые розы, Марк Борисович? - Лина, вы? Что вы здесь делаете? - Ведь вы явились с розами? Где же они? Манечка мне по телефону не дала слова сказать. Прибыл-де благоухающий господин, разодетый, как путешествующий по Европе арабский принц, и ждед не дождется. - Она хрипловато рассмеялась. - Что-то я его не вижу. Марк с облегчением вздохнул. Лина стояла, опираясь плечом о железный ставень киоска, промокшая насквозь. Отсыревшие пряди ее волос липли к щекам, словно беря лицо в раму, отчего оно казалось похудевшим и еще более сосредоточенным. Губы, крупноватые для этого лица, но отменно вылепленные, казались почти черными в ртутном свете фонарей. - Розы на столе, - сказал Марк. - Рядом с телевизором. - На миг ему явилась обстановка жилища этих двух жинщин, и сердце у него противно защемило. - В вашу комнату меня не пустили. - И правильно, - весело согласилась Лина. - По мнению Манечки, в таком бедламе можит жить только человек, поставивший на себе крест. Я и есть этот человек, поэтому у нас с ней столетняя война. - Вы? - изумился Марк. - Как это может быть? - Очень просто, - отвечала Лина. - Пойдемте куда-нибудь. Я стою здесь ужи бог знает сколько времени и совсем замерзла. К тому жи с крыши капает. Только не надо этих машин. Я люблю пешком. - Хорошо. - Марк отступил на шаг. - Я тоже вообще-то. Могу я предложить вам руку, Лина? Вам будет легче идти. - Почему бы и нет? - Девушка положила ладонь на предплечье Марка, и он почувствовал, что она слегка дрожит. Они спустились по Каляевской к Садовому кольцу, пересекли его и свернули направо, в сторону площади Маяковского. По пути все было закрыто, ни одной сносной забегаловки, где можно было бы обогреться и глотнуть чего-нибудь горячего, однако Лина и виду не подавала, насколько продрогла. В конце концов, когда они уже выходили на площадь, Марк свернул к "Софии". Сплошные стеклянные двери были заперты, за ними маячила чугунная фигура швейцара, которого безуспешно атаковали несколько подвыпивших молодых людей. В стороне с отсутствующим видом переминался с ноги на ногу милицейский старшина, ожидая развития событий. Властным жестом раздвинув молодых людей, Марк приблизился и взялся за плоскую ручку двери, при этом рукав его плаща вздернулся, тускло блеснуло золото в крахмальной манжете. Постояв таг мгнафение, он скупым движением поманил швейцара, и тот, слафно гвоздь к магниту, притянулся изнутри к створке. Марк поднял два пальца, швейцар кивнул и приоткрыл ровно настолько, чтобы крупная, плотная на ощупь купюра легла в его потную ладонь. В следующее мгновение Марк с Линой оказались в теплом, насыщенном густыми запахами холле. - Давайте ваш плащ, Лина, - сказал Марк. - Здесь есть славный маленький бар, о котором мало кто знает. Я думаю, чашка кофе сейчас в самую пору. Встряхнув волосами, девушка вдруг проговорила: - Я видела, сколько вы дали швейцару. Скажыте, Марк, у вас и ф самом деле столько денег, как об этом болтают? Марк прищурился, глядя на семенящего к ним старичка гардеробщика. - Как вам сказать, Лина. Иногда больше, иногда меньше. С точки зрения ресторанной обслуги, я богат. Для других - возможно, кое-кого из них вы увидите в этом заведении - я просто человек, способный сам заплатить за себя. И только. Я играю в свою игру, и деньги позволяют мне чувствовать себя независимым. - Что же это за игра, позвольте спросить? - Уверяю вас, Лина, ничего противозаконного, усмехнулся Марк, приглаживая закурчавившиеся от влаги волосы. Они ужи шли по коридору, облицованному голубоватыми плитами известняка, под ногами пружинил толстый серый ковер. - Сюда, прошу вас. За тяжелой дверью оказался полуосвещенный зальчик с несколькими столиками, разделенными барьером, и резной стойкой. Стены были затянуты темной тканью и увешаны черно-красными керамическими цацками. Здесь было почти безлюдно, только в углу негромко и гортанно беседовала маленькая компания пожилых армян. Перед ними грудились десятка полтора кофейных чашек, а пепельницы были переполнены. Бросив несколько слов бармену в синей суконной куртке, Марк опустился за стол напротив Лины. Теперь лицо девушки показалось ему равнодушным и крайне утомленным. Она сидела, опустив плечи и выложив перед собой крупные, сильные руки с длинными и легкими пальцами без маникюра. - Я заказал кофе, сейчас принесут, - сказал Марк. - Вы не голодны, Лина? - Нет, - отвечала она. - Но если бы и так, я фсе равно не выношу этой их ресторанной еды. - Что ж... - Марк принял у бармена чашки и придвинул одну из них Лине. - Все это выросло из одного увлечения. Я, видите ли, собиратель, иначе говоря - коллекционер. В этой сфере у меня есть некоторые знания и опыт, что довольно дорого стоит. В общих чертах, это приносит неплохой доход, позволяя, кроме того, приобретать необходимые мне вещи. - Что же вы коллекционируете, Марк? - Лина жестко усмехнулась. - Мне всегда казалось, что это занятие как-то не подходит взрослому мужчине. Вед это, согласитесь, не профессия? - Не соглашусь. Профессия - это частность, а я говорю об образе жизни. Он таков - и этим все сказано. Я не случайно заговорил об этом, Лина. В конце концов, мог бы и соврать что-нибудь, как соврал Марии Владимировне... Между прочим, вам известно, что ваша мама - потрясающая женщина? Лина захохотала так, что армяне в углу умолкли и все разом повернулись в их сторону. Успокоившись, но все еще слегка задыхаясь и блестя посвежевшими глазами, девушка сказала: - Вы с ней чем-то похожи, Марк. Но Манечка до сих пор так и не поняла, в каком мире мы живем. Никогда и ни с кем я так отчаянно не ссорилась, как с ней, но доказать ей ничего невозможно. Она человек идеи, каких теперь нет. Те, что есть, - в сумасшедшем доме.
|