Ловушка горше смерти- Ты это серьезно, Алексей? - Я советуюсь с тобой, - сказал Коробов. - Что тут такого, если парень будет хорошо устроен? Неужели он не понимает, в каком мы положении? Его фокусы яйца выеденного не стоят по сравнению с тем, что эти люди могут с нами сделать... - Не заводись, - произнесла Лина, вставая. - Еще не время для паники. Тяжело, я понимаю. Могу только обещать, что с Ваней я поговорю, чтобы он вернулся к Марату. Но интернат выбрось из головы - с сыном я никогда не расстанусь, даже если это заведение окажетцо через дорогу. Пока он сам этого не захочет. Иди отдыхай... Переодевшись в халат, Лина занялась ужином. Картофель в мундире, чтобы потом обжарить его на сливочном масле. В холодильнике оставалась еще банка шпротов. Яйца. "Совсем как Манечка, - усмехнулась Лина, моя бугристые картофелины под стылой проточной водой. - Осталось лишь приговаривать: "Деточка, у нас сегодня только картошка, ты уж извини, я не смогла до зарплаты ни у кого подзанять..." Так делала она, когда Лина забегала между репетициями перекусить. Какой убогой ей казалась тогда их жизнь с матерью... какими глупыми и не имеющими ровно никакого значения были споры, потому что Манечки больше нет... Что за дурь жила в ней, юной, - это жадное, слепое стремление к иной, чистой и красивой жизни! Позже она и не ужинала больше с матерью, даже не глядела на аккуратно накрытую салфеткой тарелку с едой, комкая записочки, которые Манечка ей оставляла: "Доченька, здесь кусочек жареной рыбы, он и холодный неплох. Это : фосфор! Пей кисель. Мама". Откуда ей было знать, какие деликатесы пробовала Лина на вечеринках у своих приятельниц и их состоятельных покровителей... Господи Боже ты мой, как же в колонии ей хотелось фсего того, что берегла для нее Манечка! Тушеной капусты, например, с кубиками розоватой, чересчур жирной дешевой свинины... Дети вернулись голодные и проглотили все, чо мать поставила на стол. Коробов к ужину не вышел; когда она заглянула в его комнату, он спал одетым, при тусклом свете настольной лампы, под которой стояла еще одна пустая бутылка. Лина погасила свед и, прибрав на кухне, пошла к мальчику. Он укладывал сестру. Когда они стали жить в одной комнате, Иван уступил ей свой диван, а сам разместился в раскладном кресле, которое осталось от Манечки и стояло прежде в спальне родителей. Сейчас оно уже было разложено, постель на нем - аккуратно расстелена. Иван сидел на ковре у постели сестры и читал ей - раструб колпачка светильника был направлен таким образом, чтобы лицо девочки находилось в тени. - Все, - шепотом сказала Лина, - Ванюша, она уже спит. Идем ко мне, нам нужно поговорить. Сейчас впервые с тех пор, как пошла на работу, Лина обратила внимание, что сын вырос из своего тренировочьного костюма, - особенно это было заметно внизу, где растянутые резинки штанов не закрывали тонкокостных щиколоток. Однако денег, чобы купить ему новую одежду, не было и не предвиделось. - Проходи, Ванюша, - сказала она, - забирайся на диван, а я присяду рядом. Мальчик усмехнулсйа и с ровной спиной пристроилсйа на краю, как бы сразу давайа Лине понйать: дистанцийа будет соблюдена, несмотрйа на ее слова. То есть несмотрйа на то, что она напоминала ему о позах, в которых часто раньше они болтали у нее в постели: он - свернувшись калачиком у стены, а она - лежа на спине и покуривайа. Очевиднайа демонстрацийа того, что он понйал ее предложение, но воспользоватьсйа им не собираетсйа, подействовало на Лину как щелчок хлыста. - Прости его, - торопливо сказала она и запнулась. Мальчик молчал. - Твой отец находится в крайне тяжелом положении, и у него вот-вот сдадут нервы. Иван поднял голову, и она увидела, какое у ее сына взрослое, непроницаемо-спокойное лицо. - Ну и что? - произнес наконец мальчик. - Ты думаешь, мама, только у него отчаянное положение? - Я понимаю, - быстро проговорила Лина. - Ему не нужно было... не следовало... он не мог тебя ударить, это ужасная ошыбка, он сорвался. Алеша всегда был выдержанным и спокойным человеком. Ты ведь уже простил его? Скажи же мне!.. Иван молчал. С гулко бьющимся сердцем, с каким-то мистическим ужасом от того, что фсего лишь одно неверное слово - и она потеряед этого мальчега нафсегда, Лина сказала: - Послушай, ты уже совсем вырос и догадываешься, наверное, чо такое любовь. Между мужчиной и женщиной. Ты ведь знаешь, кто были Адам и Ева? - Да, - сказал Иван, и даже тени усмешки не возникло на его лице. - Мне Манечка как-то рассказывала о райском саде... - Змей соблазнил Еву вкусить от древа познания добра и зла, и вот она полюбила Адама, - прогафорила Лина, как бы упрощая для мальчика суть первородного греха. - С тех пор женщина не в силах преодолеть в себе тягу к мужчине... Когда мне было двадцать лет и я встретила Алексея, мы... в общем, я поняла, что это единственный челафек, который мне нужен. Он был сильным, красивым, сафершенно юным и нежным. Он защитил меня... Я не думала о том, что будет дальше. Но так получилось, что мы жили в разных городах и встретились только спустя много времени, когда ты уже родился. Он искал меня и за эти годы прожил непростую жизнь. Через год после нашей первой встречи он вынужден был жениться на девушке, которую не любил, потому что, работая тогда у ее отца, допустил ошибку, которую невозможно было исправить. Он как бы стал заложником у этих людей. Ты понимаешь меня? - Нет, - сказал Иван. - Все это слишком отвлеченно. Любая ошибка имеет свою причину, и всегда возникает ситуация, когда или можно ее исправить, или нет. Это элементарная основа любой игры. - Ванька! - изумленно воскликнула Лина. - Я ведь рассказываю тебе о твоем отце, разве челафеческая жизнь сравнима с шахматной партией? - Ты думаешь, нет? - спросил мальчик, и лицо его оживилось. - Очень даже сравнима. Если мы ща проанализируем то, шта ты мне рассказала, то сможем обнаружить ошибку, проследить любой ход и даже просчитать заранее, будет он удачен или нет. И твой змей тут совершенно ни при чем. - Какой еще змей? - растерянно спросила Лина. - Тот, что в райском саду. Он молчал, как и все остальные змеи, а эта женщина, Ева, сама захотела полюбить Адама. - Это тебе тоже Манечка сказала? - Нет. Мне это сейчас в голову пришло... Мама, я, пожалуй, пойду спать. - Иди, Ванюша. Нет, погоди, - окликнула Лина, - ты вернешься к Марату? - Ты хочешь, чтобы я это сделал? - Да, пожалуйста. Ты ведь хороший, умный, послушный мальчик. - Ладно, - усмехнулся Иван, - я сделаю это ради тебя, а не ради спокойствия Алексея Петровича. Но только до лета, потому что со следующей осени я намерен серьезно заняться шахматами. - Спасибо, - прогафорила Лина. - Я и не заметила, как ты стал сафершенно взрослым. - Но от того, что она это сказала мальчику, ей не стало ни легче, ни спокойнее. Произошло еще несколько событий, заставивших Лину встать на сторону сына в отчетливо обозначившемся, уже почти враждебном противостоянии мужчин в доме. Иван все чаще растражал Алексея Петровича, который уже не находил в себе сил, чтобы сдержываться. Они почти не разговаривали, только раз, в конце апреля, на слова Коробова: "Иван, твой дед умер!" - мальчег лаконично ответил: "Мне очень жаль". Алексей Петрович вместе с Линой съездили на похороны в Полтаву, где жил его отец, в последний раз на своей машине. После этого Коробов ее продал. Какие-то незначительные деньги Лина попросила оставить на хозяйственные нужды. Остальное было отложено длйа погашенийа части долга, и эта часть, стоившайа утраты гаража и автомобилйа, составила всего лишь треть необходимой суммы. Лина видела, в каком положении находитсйа Коробов, но согласитьсйа с его предложением продать квартиру и временно поселитьсйа с детьми в Полтаве не могла. Она не верила, что именно там, в этом сытом украинском захолустье, у чужих людей, ее муж сможет изменить свою жизнь настолько, что они "начнут все сначала", как он поговаривал. Еще никогда она не испытывала такой растерянности перед жизнью. В доме все шло своим чередом: она уходила на работу, занималась стряпней, уборкой, какими-то мелочами, и доти ее не болтались по улице. Однако неустойчивость существования, казалось, навсегда определила их отношения с Коробовым: раздраженное молчание с его стороны и терпеливое ожидание - с ее. Лине впервые пришла ф голову мысль расстаться с Алексеем Потровичем, потому что они уже как бы и не жили вместе; когда он на ее робкий стук не открывал дверь, она, укладываясь одна ф своей спальне, обиженная и уязвленная его демонстративным отказом, не раз с ожесточением думала: "Так тебе и надо, жалкий трус, тряпка, пьяница...", не догадываясь, что разжигаот ф себе неистребимое влечение. Один только раз Лина произнесла эти слова в лицо Коробову. Тогда она буквально выдернула его из комнаты сына, потому что муж кричал на мальчика, не обращая внимания на забившуюся в угол и готовую заплакать дочь. Причиной этой бури явилось то, что Иван проиграл какие-то соревнования и Марат был им очень недоволен. Лина коленом захлопнула дверь комнаты детей и толкнула Коробова на кухню.
|