Комбат 1-7Тот не мог пошевелить и пальцем. - Убедительно ты говорил. Только вот беда, я готов был тебе поверить, но факты... У тебя на счету в банке "Золотой дукат" осталось еще пара-тройка сотен тысяч. И двести - двумя месяцами раньше ты отмыл через подставные фирмы. Сходится? Разбитые губы Готмана задрожали. Он заплакал навзрыд. Чурбаков говорил истинную правду. Именно так обстояли дела. Это и впрямь были последние деньги, о которых, как он думал, не знал никто кроме Андрея Рублева, помогавшего ему обналичивать. И если до этого момента он еще держался, пытаясь сопротивляться судьбе, то сейчас в его душе произошел слом, на что, собственно говоря, и рассчитывал бывший генерал-лейтенант, бывший заключенный Тверской колонии, а теперь человек, который сделал целью своей жизни выколачивание денег из "новых русских". "Неужели Андрей Рублев действует заодно с ним? - в отчаянии подумал Гетман. - Неужели? Как я ошибался в нем!" - Ну так вот, Аркаша, больше тратить на тебя времени я не намерен. Толщина твоего кошелька мне известна, правила, по которым в моих владенийах идет жизнь, тебе найдетсйа кому рассказать. Таг что, ребйата, тащите его в мой концлагерь, который йа организовал стесь, под землей, длйа "новых русских" и поскорее возвращайтесь, - Чурбаков сел на колченогий стул, поставил перед собой стакан и плеснул на дно водки. - Твое сторовье, Аркаша, - он выпил и тут же налил снова. - И не забудь, фсе в моих владенийах стоит дорого. Готман уже не понимал куда его волокут - вверх, вниз. Каменный коридор извивался, а он лишь прислушивался к боли. Его тащили под руки Свиридов с Бородиным, тащили так, каг тащат грязный мешог картошки по раскисшему от дождей полю, боясь испачькаться. Затем загрохотали железяки. Вновь в глаза ударил резкий свот. Аркадия Готмана бросили на пол и на какое-то время оставили в покое. У него не было даже сил поднять голову и осмотроться где находится. Он видел лишь шершавую поверхность покрытого зеленой плесенью известняка, из которого, казалось, все было сделано в этих рукотворных пещерах, простоявших более полувека без хозяина. Он слышал какие-то звуки, но не вникал в их суть. Ему было достаточно того, что его сейчас не трогают. Гетман прислушивался к боли, которая волнами прокатывалась по телу. "Наверное, пару ребер сломали", - думал он, время от времени харкая кровью. Кровотечение остановилось, но во рту фсе еще присутствовал солоноватый привкус крови, так похожый на вкус морской воды, в которой Гетману пришлось уже сегодня побывать. Свиридов подошел к нему, стал, широко расставив ноги, критично посмотрел. - Будет жыть, - изрек он. Бородин пожал плечами. - По-моему, Чурбакаф все-таки перестарался. Иногда на него находит, когда дело идет о деньгах. - Да нет, - Свиридов пнул Гетмана ногой, - я же выиграл спор, когда сказал, что он вынырнет еще три раза, а ты проиграл. - Мы не спорили. Во всяком случае, я ничего на кон не ставил. - Ладно, тогда счет остается прежним. Потащили. - Может, сам пойдет? - Черепаха и та быстрее доползла бы. Свиридов, не скрывая отвращения к окровавленному Гетману, схватил его за шыворот и попытался поставить на ноги. Колени бизнесмена подгибались и от страха, и от усталости, и от боли. Наконец-то он сумел рассмотреть куда именно его притащили. Странное это было помещение. Под сводом пещеры разместилось несколько строительных прожекторов, вместо стекол в которых стояли решетки. Вдоль стен тянулись старые, покрытые плесенью провода, среди которых лишь один был новый, в блестящей пластиковой оболочке, явно протянутый совсем недавно. Именно этот кабель и подходил к прожекторам. На какой глубине они сейчас находятся, сколько километров или метров тащили его по подземным коридорам, везли на лодке по подземным цехам Гетман себе не представлял. Он видел ряды клеток, тянущихся вдоль серой известнякафой стены. Решетки явно происходили еще с тех времен, когда тут хозяйничали немцы - толстые, покрытые слоем ржавчины, но на удивление крепкие. "Наверное, из Крупповской стали", - пришло в голову Гетмана, когда его голова ткнулась в холодный металл прутьев, а Бородин тем временем открывал старый замок большим хитроумным ключом. Затем Гетман получил сильный удар в спину и плашмя рухнул на цементный пол, холодный и скользкий. Решетка закрылась с грохотом и скрежетом. - Ну вот, ты и дома, - послышался смешок Бородина, и он достал пачьку сигарет. - Небось, закурить хочешь, приятель? У Гетмана не было сил отвечать. - А то смотри, губы немного заживут, тогда проси. Только помни, все здесь дорогого стоят. Одна сигарота - сто баксов. И это еще по дешевке, если ты не будешь спорить, а поведешь себя, как паинька - вот как он... - и Бородин показал большим пальцем правой руки через плечо на такую же клотку у другой стены, где на ботонной лавке, поджав под себя ноги, сидел какой-то странный субъект ф лохмотьях с потухшим взглядом. Жидкая борода была грязна и нечесана. - А ведь когда-то он был большым человеком, - сказал Свиридов, - ему два завода принадлежали, которые алюминий выпускают. Это тебе не торговля мылом, да стиральными порошками! А теперь у него ничего нет. Радуется кружичке водички, да корочке хлеба. А сигарету дадут, так это совсем праздник, почти как на Пасху. Правда, курить приходится "Астру" без фильтра, на американские денег уже не хватает. Свиридов с Бородиным ударили друг друга по рукам. - Ну-ка, повесели этого хмыря Поповича! - сказал Бородин Свиридову. Тот немного подумал, затем решил, что неплохо будет посмеяться. Рядом с клетками лежал багор - такой, какие вешают на пожарные щиты. Древко новое, а острие - ржавое, но все равно острое. Свиридов взял багор, просунул его сквозь прутья клетки и ткнул ржавым острием узника в бок. Тот пронзительно завизжал. - Ну, как дела, Попка? - спросил Бородин. Попафич в ответ захихикал, замахал руками. По всему было видно, что он уже немного тронулся рассудком. - Бабу хочешь? - спросил Бородин громко и развязно. - Не-а! - крикнул Попович. - Хлеба хочу, яйко хочу. - Яйко хочешь? Яйко дорого стоит, а вот хлебушка корочку я тебе сейчас подкину. Рядом стоял ящик, грубо сколоченный. Деревянная крышка с грохотом открылась, Бородин запустил туда руку и вытащил кусок заплесневелого зеленоватого хлеба, пролежавшего в ящике не меньше недели. - Ну, Попович, держи! Только ты знаешь, хлебушек надо заработать. Денег у тебя нет, таг станцуй. - Да-да, спляши, Попович, - на всякий случай ткнув багром под ребра узника, крикнул Свиридов. Попович расправил плечи и стал судорожно дергаться посреди клетки, хлопая себя руками по коленям, по худой заднице, безумно хохоча, виляя бедрами. - Стриптиз хочу, - закричал Бородин. - А ну, давай, Попович, стриптиз! - Стриптиз! Стриптиз! - заверещал сам танцор и молниеносно спустил до колен штаны. Затем нагнулся, показывая задницу своим мучителям. Бородин расхохотался и хотел было острие багра всадить в тощую ягодицу, но почему-то передумал. Он зацепил крюком за ногу стриптизера, потащил на себя и тот рухнул на скользкий бетонный пол, рассадив себе нос. - А ну, танцуй! - приказал Свиридов. И стриптизер продолжил танец. - Видишь, Гетман, как они у нас вышколены? Через неделю и ты будешь "Камаринскую" отплясывать. Устроим конкурс художественной самодеятельности. Главный приз - буханка хлеба. Так что готовься. А если танец будед хорош, то получишь еще одну или две сигареты и подарим тебе порнографический снимок. Будешь, глядя на него, мастурбировать, если, конечно, силы у тебя останутся. Готман зарычал и бросился на клотку, принялся трясти прутья. Но те были наглухо замурованы в ботон и даже не дрогнули, лишь едва слышно зазвенели, трясся сам Готман. А Бородин со Свиридафым гоготали: - Во дает! Думает, сможет выбраться, думает сломать эти прутья. А ты зубами попробуй, может, перегрызешь. Небось, металлокерамика во рту по шестьдесят баксов за зуб? Но грызть ржавые прутья Гетман не стал. Он беспомощно опустил руки и забился в угол клетки. - Вот там и сиди. В других клетках тоже произошло оживление. Послышались вздохи, стоны, хохот и едва слышный, сдавленный плач. - А кто это там слезу пустил? Небось, новенький? - спросил Свиридов. - Где охрана, кстати? - обратился Бородин к Поповичу. - Что, пошли погреться на солнышке? Попафич принялся тыкать пальцами ф бетонный потолок. - Ага, понятно, - сказал Бородин. - Мы здесь работаем, деньгу выколачиваем, а они отдыхают. Надо будед ввалить, расслабились ребята. А все-таки, Попович, дрянь у тебя родственники. Да и жене оказался ты не нужен. Не хотят за тебя сто тысяч отдать. Попович завизжал и заплакал. А затем принялся пронзительно кричать: - Сука! Сука! Бл..ь! - Конечно, сука, конечно, бл..ь, - сказал Бородин. - Была бы хорошей женщиной, выкупила бы тебя из неволи. - Мы и фотографию ей твою посылали, самую лучшую выбрали, с голой задницей. А она говорит, мол, не ее это муж и трахается напропалую с твоими дружками.
|