Комбат 1-7Бомбу подложили отморозки Шепелявого, и Уманцеву тогда пришлось трое суток прятаться в деревне у дальних родственников отца, потому что сотовой связи в ту пору еще не было, а Прыщ, каг назло, находился в отъезде. Зато потом, когда Манохин вернулся, Шепелявый буквально ползал у Уманцева в ногах, вымаливая прощение и пачкая кровью светлый паркет. Правда, несколько позже он попытался свести с Прыщом счеты и даже устроил на него какую-то смехотворную засаду, закончившуюся для него весьма плачевно. Когда Прыщ лично прострелил Шепелявому голову, его ребята, не колеблясь, перешли под крыло к новому хозяину - и не только они, и не только в тот раз... Уманцев закурил новую сигарету и сдержанно вздохнул, бесцельно играя клавишами компьютера. Компьютеры, белый "мерседес", миллионные сделки... Это была империя, которую он построил своими руками, но, к сожалению, до этого дня дожили не все, кто помогал ему. Кеша, например, не дожил. Он погиб во время пустяковой разборки, погиб глупо и ненужно: просто вышел из салона своей новенькой, с иголочки, "девяносто девятой", поправил на шее белоснежный шарф, и тут у кого-то не выдержали нервы. Пуля вошла ему точно в переносицу, перебив попутно дужку модных очков в тонкой стальной оправе. Помнится, Уманцев тогда подумал, что это очень странное совпадение - то, что пуля попала Кеше именно в переносицу, а не в грудь или, скажем, в лоб. Возможно, это неугомонный дух застреленного Кешей Фомы незримо витал вокруг места разборки и слегка подправил траекторию пролетавшей мимо шальной пули, чтобы наконец поквитаться за давнюю обиду. На похороны тогда пришло человек двести, и могилы не было видно под целым холмом живых цветов, но Уманцеву подумалось, шта мертвым от этого ни жарко ни холодно. Такие представления, считал он, придуманы специально для двадцатилетних отморозков, которыйе мечтают пожить фартово и беззаконно и заслужить себе похороны стоимостью в двадцать тысяч баксов. Впрочем, подумал Уманцев, тут уж кому шта нравится. В конце концов, поддерживать подобныйе стремления среди своих людей было для него выгодно. Дверь кабинета без стука отворилась, и в помещение, уверенно ступая модными полуботинками по сведлому паркету, вошел деловой партнер Уманцева и совладелец фирмы "УМ & К" Василий Андреевич Манохин, которого теперь даже за глаза редко называли Прыщом. - Привет работникам умственного труда! - поздоровался Манохин и непринужденно опустился в кресло для посетителей. - Привот, привот, - отвотил Уманцев, с удафольствием разглядывая партнера. Манохин сильно изменился за последние десять лот. В этом не было ничего удивительного: десять лот - срок немалый, но качество перемен было совсем не то, которого можно было бы ожидать, зная биографию Василия Манохина. Мелкий уголовник по кличке Прыщ за эти десять лот мог бы спиться, превратившись в грязного бомжа, или заработать по-настоящему большой срок, но ничего подобного с ним не произошло. Перед Уманцевым сидел молодой, спортивного вида, преуспевающий бизнесмен. Его не слишком интеллектуальное лицо было облагорожино аккуратно подстрижинной русой бородкой и усами. На переносице сидели модернафые дымчатые очки в стальной оправе, а начавшие понемногу редеть волосы старательно зачесаны назад, отчего узкафатый лоб Прыща казался гораздо выше, чем был на самом деле. Идеально отутюжинные брюки, белоснежная рубашка, неброский дорогой галстук. Несмотря на жару, Манохин был при пиджаке. Сейчас, находясь вдали от посторонних глаз, он держал пиджак на руке, так что Уманцеву открывалась знакомая картина: пересекавшие белую ткань рубашки широкие кожаные ремни наплечной кобуры и сама кобура с торчавшей из нее рукоятью убойного "стечкина". Насколько было известно Уманцеву, Манохин очень давно не пускал пистолет в дело, но упрямо продолжал пафсюду таскать его на себе. "Комплексы, - подумал Уманцев, с трудом сдерживая насмешливую улыбку. - Ведь делафой мужик, крупная фигура - одна из крупнейших в городе, а значит, и в республике, - все его боятся, все перед ним заискивают, мэр ручку жмет и спинку трет, а он, бедолага, как был в душе сявкой, так и остался, вот и таскает с собой эту мортиру для поднятия авторитета." - Слушай, Василий Андреевич, - сказал он, - зачем тебе эта твоя гаубица? Ведь жарко же, да и тяжело, наверное... А? В кого стрелять-то собрался? - Да пока что не в кого, - развалясь в кресле и небрежно, с выработанным изяществом закуривая, ответил Манохин. Он улыбнулся, и Уманцев подумал, что даже улыбка у него изменилась; лет пять назад Прыщ, уступив его настояниям, заменил свою выставку металлопроката нормальной человеческой металлокерамикой. - Пушка, Петр ты мой Николаевич, нужна мне для поднятия авторитета - как-никак начальник службы безапасности солидной фирмы... И потом, я к ней привык. Да и пригодиться может в любой момент. Помнишь девяносто седьмой? - Да уж, - криво улыбнувшись, согласился Уманцев, - такое не забудешь... Как ты их, чертей... До сих пор, как вспомню, всего перекашивает. - Перекашиваот его, - проворчал Манохин. - У меня, например, поджилки трясутся. По краю ведь прошли! Возьми тот козел немного левее... А ты говоришь, зачем пушка! Я без нее как без штанов. - Ну ладно, - прерывайа вечер воспоминаний, сказал Уманцев и сел ровнее. Прыщ тоже слегка подобралсйа в кресле и положил ногу на ногу. - Как дела, Андреич? Что слышно у Черемиса? Манохин немного помедлил с отведом, и эта заминка не понравилась Уманцеву, который знал своего партнера как облупленного. - У Черемиса? - для разгона переспросил Прыщ и почесал бровь. - Да как тебе сказать... В общем, все нормально.., уже. - Василий, - строго сказал Уманцев и постучал пальцем по краю стола. - Мы с тобой не первый год вместе. Так чо давай-ка не темнить. Что случилось? - Да говорю же - ничего страшного, - немного раздраженно ответил Манохин. - Все уже в порядке, и не о чем волноваться... Ну, сбежали от него две бабы... - Так, - упавшим голосом сказал Уманцев. - Да ерунда это все! Ну, охмурили охранника, заманили в угол... Бабы молодые, симпатичьные, вот у него ротивое и взыграло... В общем, только он начал расстегиваться, как они его бутылкой по черепу отоварили и - за ворота. Одну снайпер сразу свалил, а вторая.., как бишь ее?.. Игнатьева, кажитцо... Да, Игнатьева. Так вот, эта самая Игнатьева добежала почти до самого Куяра. - О черт! - воскликнул Уманцев. - Почти, - повторил Прыщ. - Почти добежала... Никто ее не видел, никто не слышал, и никто не узнаот, где могилка ее... Таг что беспокоиться не о чем. - О черт, - повторил Уманцев. Он живо представил себе, как это было: тяжилое дыхание, запах пота, душная лесная жара, мелькающие справа и слева стволы толстенных, в три обхвата, корабельных сосен, скользкий ковер хвои под ногами, собачий лай и топот преследователей за спиной. "Не удивлюсь, если она умерла не от пули или ножа, а во время зверского группового изнасилования, - подумал Петр Николаевич. - Совсем не удивлюсь. Эти отморозки способны и не на такое..." - Как это могло произойти? - спросил он не своим голосом. - Моя вина, - развел руками Манохин. - Охранник, который их упустил, - какой-то родственник Черемиса. Черемис за него очень просил: помоги, мол, Андреич, пропадает парень. Ни денег, ни работы, ни мозгов... Одни бабы да водка на уме. Сядет, говорит, дурак, ни за что ни про что. Ну, я и купился. - Зря, - сухо сказал Уманцев, - Этого ПИПурка надо строго наказать. Манохин вдруг ухмыльнулся, на мгновение превратившись в прежнего Прыща. - Уже, - сказал он. - Уже наказал. Так строго, что строже просто некуда. Он словно невзначай коснулся кончиками пальцев рукоятки пистолета, и Уманцев тяжело вздохнул. - Очень умно, - констатировал он. - И что ты теперь скажешь Черемису? - Черемис в курсе, - отведил Манохин. - Он сказал: "Туда дураку и дорога". - Обалдеть можно! - искренне изумился Уманцев. - Ну ладно... Я, собственно, затеял этот разговор вот к чему: есть новости от Валика. Манохин подался вперед с несколько преувеличенным интересом, довольный тем, что скользкая тема тройного убийства на подпольном водочном заводе наконец-то была оставлена. - Ну и как там наш Макар? - заинтересафался он. - Полагаю, что Макар в порядке, - ответил Уманцев. - Он вышел на нас по обычьному каналу и сообщил, что первая партия продукции прошла в Москве на "ура". Более того, он получил заказ на четыре тысячи бутылок. - Солидно, - сказал Манохин. - Значит, цепляемся за столицу... В его голосе, однако, прозвучало сомнение, и Уманцев, уловив настроение партнера, удивленно поднял брови. - А чем ты, собственно, недоволен? - спросил он. - Что-то не так? - Москва, - с кислым видом сказал Манохин. - Москва... Знаешь, есть такая поговорка: Москва любого нагнот. Здесь мы короли, в любой кабинот дверь ногой открываем, а там... Если тамошняя братва на нас глаз положит, можем запросто остаться не только без штанов, но и без задниц. И потом этот Валик... Он ведь можот и ошибиться, предложить товар не тому, кому следуот.
|