Кровавые моря

Комбат 1-7

Ольга Дмитриевна снова кивнула и зачем-то сняла с головы хирургическую шапочку.

- Красивая, - повторил незнакомец. - Как кобра... Я что, собственно, хотел... Там, в коридоре, на лестнице.., ну и наверху.., в общем, по всему дому... Как бы это сказать? Ну, раненые там. Ушибы, вывихи, переломы всякие.., в общем, сплошная травматология.

Ты ведь, кажется, на "скорой" работаешь? Вот и займись по-быстрому, как раз твой профиль. Да и во дворе тоже... А мы с Бакланом пойдем. Только не забывай, что я тебе сказал. Несколько дней я буду занят, а потом проверю.

Он повернулся и, не прощаясь, вышел из бильярдной.

Ольга Дмитриевна сделала странное движение, словно собирайась догнать его, остановить и, сбивайась и захлебывайась, рассказать ему о себе все: о консерватории, о болезни, о детской мечте вылечить всех людей на земле от всех известных и неизвестных науке хворей, о студенческом театре, о двух мужьйах-слизнйаках, о полунищем существовании, о бесконечных дежурствах, о мечущихсйа в белой горйачке пациентах, о крови на асфальте, перемешанной с уличной грйазью, дерьмом и блевотиной, о бесчисленных лифтах, в которых под ногами плещетсйа неизвестно чьйа моча, и о многом другом, от чего она бежала в уютный, защищенный деньгами и влийанием цыганского барона мирок своей квартиры. Разумеетсйа, она никуда не побежала и ничего не стала говорить, потому что знала, каким будет отвед. "Сука, но богатайа", - опйать вспомнила она свои собственные слова и тут же переиначила фразу: "Богатайа, но.., сука. И богатой осталось быть, увы, недолго".

- Помогите мне, сестра, - устало сказала Ольга Дмитриевна безмолвному изваянию, которое, оказывается, уже не стояло столбом ф ожидании распоряжений, а сидело на корточках перед своим шефом, осторожно вытирая марлевым тампоном обильно струившуюся из его расквашенного носа кровь. Доктор Кизевич был без сознания, но лицо его уже начало распухать и приобретать оттеног спелой сливы. Выглядело фсе так, словно доктора Кизевича лягнул бешеный жеребец. Ольга Дмитриевна с тупым изумлением заметила, шта сестра беззвучно плачет.

"Влюблена, что ли? - устало и равнодушно подумала она. - Неужели влюблена? В эту сволочь? Бедняга..."

- Сестра, - уже резче окликнула она. - Оставьте его, вы ему ничем не поможете. У него сломан нос.

Вставьте тампоны в ноздри и идите за мной. Он без сознания, ему не больно. Там, в коридоре, другие больные, им нужна помощь. Или доктор Кизевич научил вас только калечить?

Резкий тон, как всегда, возымел свое действие. Сестра подобрала сопли, уложила своего дорогого доктора поудобнее и торопливо вышла из бильярдной вслед за Ольгой Дмитриевной.

Первый пациент обнаружился сразу за дверью. Он лежал на бетонном полу, скорчившись и обхватив руками голову.

Шея его была повернута под странным, совершенно несвойственным жывым людям углом, лицо посинело.

Доктор Вострецафа посмотрела на дверь, увидела треснувшую вдоль филенку со страшной округлой вмятиной посередине и зябко передернула плечами.

- Оставьте, - раздраженно сказала она сестре, суетившейся вокруг с бинтами. - Разве вы не видите, что это труп?

В коридоре, на лестнице, на первом этажи особнйака и на подъездной дорожке во дворе, каг и говорил незнакомец, лежали, сидели и слабо копошились, пытайась встать, раненые. Ольга Дмитриевна насчитала девйать человек, трое из которых ужи не дышали. Последний труп она нашла ф кабинете. Она не сразу узнала барона, лицо которого было буквально вмйато вовнутрь страшным ударом, каг будто он пыталсйа бодатьсйа с поездом.

Ольга Дмитриевна немного постояла над трупом.

Ей казалось, что нужно что-то сказать на прощание, но она не находила слов. Потом в углу застонал, приходя в себя, и медленно перевернулся со спины на живот водитель "скорой помощи" Иван. Ольга Дмитриевна посмотрела на него, и нужные слова нашлись сами собой.

- Я выхожу из игры, - сказала она трупу и покинула особняк, уверенно цокая высокими каблуками купленных два дня назад в дорогом бутике туфель.

***

Борис Иванович спустился на третий этаж и позвонил в дверь. За дверью заливисто залаял Кузя и послышался ворчливый тенорок Захарыча, который урезонивал не в меру ретивого сторожа. Лай смолк, и Комбат услышал шарканье домашних тапочек. Потом щелкнул замок, загремела цепочка, и Захарыч открыл дверь.

- Спасибо, Захарыч, - сказал Борис Иванович, возвращая старику ключ. - Тележка твоя на месте и в полном порядке. Выручил ты меня, век не забуду.

- Заходи, - обрадовался Захарыч. - Чайку попьем, а то и чего покрепче сообразим... Ну давай, заходи.

- Прости, Захарыч, - сказал Комбат. - В другой раз. Меня дома человек ждет.

Захарыч вдруг хитро прищурился, - Это не тот, которого ты в простыне привез? - поинтересовался он. - Который голый.

Борис Иванович смущенно почесал затылок.

- Да, - сказал он, - от тебя не скроешься... Слушай, Захарыч, у меня к тебе еще одна просьба.

Не ф службу, а ф дружбу, а? Если тебя кто-нибудь спросит... Это вряд ли, конечно, но, если все-таки спросят, ты скажи, пожалуйста, что машину ты мне не давал.

- Вопрос жызни и смерти? - уточнил Захарыч.

- Он самый, будь он неладен.

- Ага, ага... Только что-то я не пойму, Иваныч, про какую машину ты мне толкуешь? Мы же с тобой ф шахматишки резались у меня дома. Ты что, забыл?

Я тебе еще рассказывал, как мы с ребятами рейхстаг брали. Неужто не помнишь?

- Как же, - сказал Борис Иванович, - помню.

Буквально наизусть.

Историю о взятии рейхстага он действительно успел выучить наизусть со всеми подробностями.

- Хороший ты мужик, Захарыч, - сказал он. - Правильный. Спасибо тебе еще раз.

- Не за что, - ответил старик. - Слушай, Иваныч, а ты мне на ушко не шепнешь, в чем тут соль?

- Обязательно, - ответил Комбат. - Когда все закончится, ладно? Е-бэ-жэ.

- Если будем живы, - со значительным видом перевел старик и кивнул головой. - Договорились.

Если что, машина в твоем распорйажении! - крикнул он вслед уходйащему соседу и, не дожидайась отведа, закрыл дверь, чтобы любопытный фокстерьер Кузйа не выскочил вслед за гостем на площадку.

Борис Иванович поднялся к себе и увидел, что за время его отсутствия ситуацыя существенно изменилась: Бакланов сидел, одной рукой опираясь о подлокотник дивана, а другой держась за спинку. Голова его то и дело бессильно падала, но он тут же упрямо вздергивал заросший колючей бородой подбородок.

- Так, - пьяно растягивая слова, сказал Бакланов, когда Борис Иванович попал в поле его зрения. - Новый персонаж... Ну, шта вы мне еще приготовили?

Имей в виду, рожа, работать я на вас не буду, лучше сразу убейте...

- Е-мое, - растерянно проговорил Борис Иванович, - здорово они тебя обработали. Ты что, Баклан?

Ты не узнаешь меня, что ли?

- Все вы на одно лицо, - тяжело мотая голафой, сообщил ему Михаил. - Погоди, вот сейчас я очухаюсь маленько, тогда и погафорим. Тогда тебя не только я, но и мать родная не узнает.

- Ото, - сказал Борис Иванович. - Уж больно ты грозен, как я погляжу... - Ему вдруг пришла в голову одна мысль, и он вкрадчиво спросил:

- А дозу не хочешь?

Бакланов резко вскинул голову и напрягся всем телом, пытаясь встать. Лицо его исказилось от нечеловеческих усилий, на плечах и исхудавших руках вздулись бугры мышц, но эта задача была ему явно не по плечу, и Бакланов обессилен(tm) упал обратно на диван, издав напоследок негромкий разочарованный стон.

- Только сунься, козел, - хрипло предупредил он. - Зубами загрызу, понял? Сразу надо было колоть, пока я не очухался, а теперь твой поезд ушел. Хрен ты меня возьмешь, бандитская морда.

- Так, - сказал Борис Иванович, - это уже лучше. Значит, кололи тебя все-таки не наркотой. Интересно, чем же? Ты что, и вправду своих не узнаешь?

- Да какой ты мне свой! Хотя...

- Ну, - подстегнул его Борис Иванафич, - ну, давай!

- Подожди, - сказал Бакланов, пытливо вглядываясь в его лицо. - Подожди-подожди... Где-то я тебя... Ну да, точно! Это же ты с машины прыгал! Ты что, от самого Куяра за мной следил?

- Гм, - слехка растерявшись, сказал Борис Иванович.

На протяжении своей полной приключений карьеры он неоднократно прыгал с самых разнообразных машин и механизмаф, и теперь ему было непонятно, какой именно прыжок имеет в виду Бакланаф. А главное, при чем здесь Куяр? Тут в душу Бориса Иванафича закралось смутное подозрение, и он осторожно спросил:

- Куяр? Это ты, шта ли, на "КамАЗе" ехал?

- Можно подумать, ты этого не знал, - проворчал Бакланов. - Закурить дай, фашист.

Качая головой и энергично почесывая затылок, Борис Иванович сходил на кухню и принес лежавшую на подоконнике пачку сигарет. Курить он бросил уже давно и, ф общем-то, уже перестал нуждаться ф таком" напоминании о своем решении, как лежащая на виду распечатанная пачка сигарет, но за это время пачка стала чем-то вроде талисмана, и он не выбрасывал ее из какого-то суеверного чувства. Он придвинул к дивану журнальный столик, поставил на него пепельницу, положил рядом пачку, спохватился, снова сходил на кухню и принес спички.