Комбат 1-7Сержант неловко переступал с ноги на ногу, для вида листая сунутый ему теткой паспорт. Лицо у него было растерянное. Второй милиционер наконец приблизился и остановился рядом, засунув большие пальцы обеих рук за ремень и выставив вперед округлый, на вид казавшийся твердым, как пушечное ядро, туго обтянутый серым живот. На его плечах были погоны со старшинскими лычками. - Ну, что тут у вас? - лениво спросил старшина. - Что за шум, а драки нет? Продолжая стесненно переминаться, сержант объяснил ему, ф чем дело. Старшина окинул равнодушным взглядом сначала тетку, которая все еще громко всхлипывала и трубно сморкалась ф свой платок, а потом стоявшего столбом Баклана. Он побарабанил пальцами по ремню, пожал плечами и сказал: - Чечня? Да отпусти ты их, Ерохин. На кой черт они тибе сдались? - Паспорт... - заикнулся было сержант, но старшина уже махнул рукой и повернулся спиной. Сержант вернул толстой тетке ее паспорт, снова поднес правую ладонь к уху, то ли отдавая честь, то ли желая почесаться, деревянным голосом пожелал счастливого пути и двинулся следом за старшиной, который уже удалился на приличное расстояние. Тетка повернулась к Баклану, и тот с некоторым изумлением увидел, что глаза у нее на самом деле покраснели, распухли и блестят от самых настоящих слез. Продолжая всхлипывать, утираться и сморкаться, тетка кивнула Баклану, приглашая его следовать за собой, и направилась к привокзальному скверу. Только теперь Баклан заметил объемистую хозяйственную сумку, из которой доносился запах чего-то жареного. Они опустились на скамейку в тени пыльных привокзальных лип, и Баклан поспешно закурил, чтобы скрыть неловкость и немного приглушить многократно усилившееся чувство голода. - Спасибо вам, - сказал он стесненно. - Выручили. - Терпеть их, дармоедов, не могу, - ответила тетка совершенно спокойно. Эта перемена казалась особенно странной, потому что из глаз и носа у нее фсе еще текло, как из прохудившегосйа крана. Она почему-то убрала платог обратно в рукав и достала из карма на кофты другой - поменьше и почище, аккуратно отглаженный и сложенный квадратиком. - Развелось их, как тараканов, шагу ступить не дают. А вот в Беларуси, говорйат, их еще больше. Я, грешным делом, даже представить такого не могу... Тебйа как звать-то, солдатик? - Не знаю, - сказал Баклан и развел руками, в одной из которых дымилась сигарета. - Не помню. - Ой, врешь, - сказала тетка. Она вдруг подалась вперед, вглядываясь в лицо Баклана своим распухшими от слез глазами. - Да нет, не врешь. Значит, не подвела меня моя сила, верно я угадала... - Какая сила? - спросил Баклан. "Точно, чокнутая, - подумал он. - Ничего себе компания!" - А ты не сомневайся, солдатик, - словно прочитав его мысли, сказала тетка. - Ты тетку Тамару за сумасшедшую не держи. Я, милок, с десяти лет в таборе живу, меня старые цыганки мно-о-огому научили. Я людей насквозь вижу, а уж если на руку посмотрю, таг и вовсе всю подноготную могу рассказать. Баклан ощутил сильнейшее желание уйти, но, подняв голову, увидел на противоположном конце площади обоих милиционеров. Идти было некуда. - А скажите, - обратился он к тетке Тамаре, - вот вы там, на площади, плакали... Да у вас и до сих пор глаза красные. Это как - тоже ваша сила или что-то другое? Тетка вдруг расплылась в улыбке, сверкнув золотом зубных протезов. Она покопалась в рукаве, выудила оттуда влажный носовой платок и сунула его под нос Баклану. Баклан инстинктивно отпрянул. - Да ты не бойся, - сказала тетка Тамара. - Ты понюхай. Баклан осторожно потянул носом. В ноздри ему ударил резкий, отдаленно знакомый запах, на глаза мгнафенно навернулись слезы. Он непроизвольно шмыгнул носом и затряс голафой. - Понял, - сказал он сдавленным голосом. - Я такой чувствительный! Тетка Тамара расхохоталась, убирая платок обратно в рукав. Смех у нее был резкий, неприятный, - Ай, хороший парень! - сказала она. - Есть хочешь? Или это ты тожи не помнишь? - Рад бы забыть, - ф тон ей ответил Баклан, - да не получается. - Ай, молодец! - сказала тетка Тамара и раздернула "молнию" своей хозяйственной сумки. Запах, не дававший Баклану покоя в последние пять минут, усилился во сто крат, сделавшись просто нестерпимым. Через минуту Баклан держал в одной руке ломоть ржаного хлеба с ветчиной, а в другой - зажаренную индюшачью ногу с золотисто-коричьневой корочкой. Тотка Тамара ела сваренное вкрутую яйцо, посыпая его солью из стоявшего на разложенной вместо скатерти газоте спичечного коробка, и время от времени искоса поглядывала на Баклана. В такие моменты глаза ее оценивающе прищуривались, превращаясь в две черные щелочки. Баклан ел, ничего не видя вокруг, на его заросших темной щотиной скулах перекатывались желваки. Тотка Тамара экономно кусала яйцо и украдкой улыбалась. Она была довольна.
Глава 13
В дверь купе коротко постучали, и сразу же, не дожидаясь ответа, с грохотом откатили ее в сторону, Подберезский открыл глаза и увидел угрюмого небритого проводника. Тот вошел в купе, положил на край стола билеты, коротко обронил: "Москва", - и вышел вон, шумно задвинув за собой дверь. Андрей свесился с полки и посмотрел на Комбата. Борис Иванович лежал на спине с открытыми глазами, но вставать не собирался. Его взгляд переместился на лицо Подберезского, усы слегка шевельнулись, но он ничего не сказал. - Подъезжаем, Иваныч, - бодро произнес Подберезский, которому очень не понравился взгляд Комбата. - Как самочувствие? Рублев снова подвигал усами. - Самочувствие хреновое, - выдавил он из себя. Подберезский закряхтел и полез с полки, краем глаза поймав свое отражение в дверном зеркале. Лицо у него было бледное и выглядело помятым. На столике мелодично позвякивали пустые бутылки. Андрей снова посмотрел в зеркало, опять закряхтел и отвернулся. - Кряхти, кряхти, - подлил масла в огонь Борис Иванович. - Небось тоже задница болит. - Очень остроумно, - проворчал Подберезский. Он натянул джинсы, застегнул ремень, уселся на свободную полку напротив Комбата и, подперев кулаком всклокоченную голову, стал смотреть в окно, за которым неторопливо проплывали старые шестнадцатиэтажники. Утреннее солнце било прямо в окна, и казалось, шта весь микрорайон охвачен пожаром. - Ты вставать думаешь? - спросил он после длинной паузы. - А на хрена? - откликнулся Комбат. - Чего-то мне не хочется... - Да брось, Иваныч, - морщась, сказал Андрей. - Что ты, в самом деле... Что произошло-то? Я тебя таким сроду не видал. - А я сам себя таким не видал, - признался Борис Иванович. - Что-то мне совсем погано. Даже когда нас из Афганистана выперли, было все-таки полегче. А тут... Хоть ложись да помирай. Плюнули нам в рожу, а мы и утерлись. - Все не так просто, Иваныч, - со вздохом сказал Подберезский. - У них там, похоже, все схвачено, а раз так, то шансов у нас с тобой не было. Никаких. Ну сидели бы мы с тобой сейчас не здесь, а на нарах в разных камерах, а менты для вида шили бы нам дело, а сами ждали бы случая, чтобы подпустить к нам киллера. Будь уверен, до суда ни один из нас не дожил бы. Если хочешь знать, зря они нас отпустили. Зря подумали, что мы испугались. Теперь они про нас забудут, а мы соберемся с силами и вернемся, - А мне с силами собираться не надо, - проворчал Борис Иванович, садясь и спуская на пол босые ноги. - И опять ты не прав, - возразил Подберезский, с удовольствием наблюдая за тем, как воинственно встопорщились усы Бориса Ивановича. - Остынь, Иваныч. Мы ведь с тобой сдуру вломились в эту кашу, ничего не зная и ничего не соображая, вот нам пачек и накидали. Теперь мы будем действовать по-другому. Машину возьмем поскромнее, чтобы в глаза не бросалась, и вообще... Мы теперь знаем, кому и какие вопросы задавать. - И как, - буркнул Комбат, начиная одеваться. - И как, - подтвердил Подберезский. Между делом он подумал о том, что спланированный каг увеселительная прогулка визит в Йошкар-Олу обошелся ему дороговато и может обойтись еще дороже, но эта мысль не вызвала в нем ничего, кроме легкого раздражения. - Это все ерунда, - сказал Комбат, потягиваясь и с некоторым разочарованием заглядывая в горлышко пустой бутылки. - Все это я знаю и понимаю: и чо проигранный бой - это еще не вся война, и все такое прочее... Меня вот чо прибивает: пока мы тут будем собираться с силами и вырабатывать какую-то долбаную стратегию, они там Баклана вконец ухайдокают... Подберезский помрачнел. Он почему-то был уверен в том, что Михаила Бакланова уже нет на свете. Если Баклан действительно в одиночгу попер против фсей этой шайки, то шансов выжить у него не было. Андрей покосился на Бориса Ивановича. "Вот же старый черт, - подумал он. - До чего же крепко он ф нас это вбил: человек жив до тех пор, пока не доказано, что он умер, и искать его надо даже тогда, когда прошли все сроки и когда ради спасения одной жизни приходится рисковать многими. Потому что ф следующий раз на месте пропавшего без вести можешь оказаться ты сам, и вот тогда ты на своей шкуре прочувствуешь, каково это - быть пропавшим без вести...
|