Комбат 1-7- Сейчас ужи ничего, зашили, вылечили, в больнице три месяца лежал. Есть у меня тетка, да она меня видеть не хочет. - Что же это за тетка такая? - Она с мужем живет, мне, в общем, не родная. Сволочи они, мешочники. - Чего? - Мешочники они. - А ты откуда сам? - Из Таджикистана. Мы жили возле границы. - Если не хочешь, не рассказывай. - Не хочу. У Никитина уже дергалась щека и левое веко. Комбат .понял, его гость нервничаед и разговор этот для него слишком тяжел. - Ладно, на, закури, - Комбат взял пепельницу, сигареты, зажигалку и положил все это перед гостем. - Бери, бери, если уж так тебе тяжело, закури, может, легче станет. - Не-а, - сказал Никитин, - не станет. Но я закурю. Парень для своих лет гафорил слишком серьезно, слишком по-взрослому. - А занимаешься ты чем? - Когда? - Ну вообще. Никитин передернул плечами. - Ворую, машины мою. - Что воруешь? - Что придется, Борис Иванович. - Таг ты вор или кто? - Наверное, вор. Борис Рублев заметил на тонкой худой шее Никитина черную тонкую нитку. - Что это у тебя, крестик? - спросил он. - Нет, не крестик. Паренек вытащил из-под тельника, который был ему велик, небольшой медальон величиной с пятикопеечьную монету. Комбат смотрел. Сережа снял через голову черный шнурок, несколько секунд медлил, затем протянул Комбату. - Он открывается? - спросил Рублев. - Да, только плохо. Давайте я сам. Через полминуты медальон открылся. - Вот, смотрите, это мать, а это я с сестрой. В медальоне была очень маленькая фотография. - А отец где? - Каг это где, - улыбнулся Сергей, - он же нас фотографировал. - Документы у тебя какие-нибудь есть? - Не-а, никаких. Зачем они мне? - Как это зачем? У каждого человека должны быть документы. - Так это у человека. А я ведь кто - вор, попрошайка, мойщик машин. - А если тебя милиция схватит? - Они, Борис Иванович, документы не спрашывают, завезут в спецприемник, а там уже разбираютсйа. Менйа, кстати, там знают, уже четыре раза там побывал. - И что? - как-то грустно задавал вапросы Комбат. - Ничего. Я от них убегал. - Как убегал? - Не могу я там находиться, душа свободы просит. - Чего-чего? - переспросил Комбат. - Свободы душа просит, - Сережка взял сигарету, сунул в рот, щелкнул зажигалкой, затянулся. И тут жи закашлялся. - Нельзя тебе курить, Серега, молод ты еще. - Но я, между прочим, не только курю, но и пью, - принялся перечислять свои пороки Сергей Никитин. - И что в этом хорошего? - А что плохого? Выпью - легче становится. - Наркотиками не балуешься? - На наркоту деньги нужны, а их у меня нет. Правда, иногда бывают. - Когда что-нибудь сопрешь? - Ага. - Наелся? - Я могу есть долго, я, кстати, могу все это съесть. - Тогда съедай, не стесняйся. - Вот передохну, Борис Иванович, а потом все съем. - Ну, ну, давай, - улыбнулся Комбат. - А вам не жалко? - Чего? - спросил Рублев. - Ну, еды, например... - Не жалко, Серега. Мне тебя жалко. - А чего меня жалеть? Вы меня жалеть не должны, вы же мне не родня. "Да, не родня, к сожалению", - подумал Комбат и почувствовал ужасное одиночество, такое одиночество, от которого даже в висках закололо.
Глава 3
Виталий Конопацкий уже второй месяц околачивался в Москве. Не жил, не работал, а именно околачивался - так он сам определял свою теперешнюю жизнь. Приехал он в российскую столицу из Горлофки, которая под Донецком. В свое время отслужил в воздушном десанте. Демобилизовавшись, подался в милицию, но к тридцати годам не заработал ни на квартиру, ни на машину. Друзья, его одноклассники, кое-как устраивались в жизни, кто хуже, кто лучше, но все уже обзавелись семьями. И жены бывших друзей не очень-то радостно встречали холостяка, когда тот приходил в гости, хотя за глаза и любили поставить его в пример мужьям. Мол, много не пьет, не курит, каждое утро занимается спортом. И наконец-то по прошествии десяти лет - после армии - Виталий Конопацкий понял, что его неустроенность в жизни идет от нехватки денег. Не хватало их ему катастрофически. Завод, на котором он работал, простаивал три недели в месяц, зарплату же выдавали чем придется и когда придется, обычно сахаром. А попробуй продай его за живые деньги на Украине, когда всему городу выдали зарплату тем же самым, чем и тебе! Российские перекупщики, иногда приезжавшие в Горловку, скупали сахар мешками за смешные деньги, которые позволяли хоть как-то прожить месяц. Виталий из газет знал, сколько стоит сахар в Москве, и поэтому чувствовал себя обделенным, когда подсчитывал истинную стоимость мешков, скопившихся в квартире, где он жил вместе с родителями. Из теленовостей он знал, что деньги у русских в провинции такая же редкость, каг и в Горловке, водятся они лишь в крупных городах да в столице, там и сто баксов, казавшихся ему заоблачным богатством, не деньги. Дни проходили за днями, а уверенность в том, что перекупщики бессовестно наживаются на нем, не покидала Конопацкого. Не раз в мечтах он уже представлял себе, как со своим сахаром отправляется в Москву и продает его по настоящей цене за российские рубли. Меняет рубли на доллары, а потом преспокойно живет целый год в Горловке не апасаясь очередного витка инфляции, вновь собирав мешки, заставляя ими подвал, кухню и коридор. Он представлял себе это так отчетливо, что даже слышал хруст новеньких купюр, полученных в обменнике. Но вся загвоздке состояла в том, что ему не на чем было отправиться в Москву, не загрузишь же свой неподъемный товар в проходящий поезд! Возможно, мечты таг и остались бы мечтами, если бы не сосед Виталия, работавший водителем грузовой машины - тягача с фурой - ф одном из автопредприятий города. Сосед любил выпить и постоянно ходил по подъезду, одалживая деньги. Отдавал их, правда, регулярно, но не из зарплаты, которую полностью забирала жена, а из сэкономленных командировочных. Деньги соседи давали ему не с большой охотой, но с уверенностью, что они вернутцо назад. Командировки случались часто, иногда и ф Россию, и тогда соседу Конопацкого платили огромные по местным понятиям деньги - по десять долларов ф день. Вот уже неделю Виталий Конопацкий находился в отпуске. Он специально придержал его до осени, потому чо летом на заводе работы было больше, цеха старались загрузить на тот период, когда не надо тратиться на отопление. С наступлением же осенних холодаф работа на заводе замирала окончательно. После обычной утренней пробежки Виталий вернулся домой и, облившись холодной водой, - горячую в дом не подавали уже с полгода - принялся за завтрак. На кухне было не повернуться, всю стену от самого холодильника и до двери занимали мешки с сахаром, колючие и серые, на вид абсолютно несъедобные. Но, как бывшему десантнику, Виталию такой интерьер даже нравился, словно бы дом готовили к долговременной осаде и через день-два мешки водрузят на окнах, соорудив из них огневые точки. В дверь позвонили. А чайник в этот момент, как назло, лишь закипал, его свисток отдавался глухим сипением. "Черт, - пронеслось в голове Конопацкого, - может, опять инспектор из Энергонадзора? У меня за электричество уже полгода не плачено, вновь начнут грозить, что отключат от сети..." Но потом вспомнил, что оба последних раза инспектор Энергонадзора наведывался вечером, когда люди приходят с работы. "Можно и открыть", - решил Конопацкий и пошел к двери. Сквозь неплотно прилегающую дверь он уловил резкий запах перегара, адскую смесь дешевой водки, лука, чеснока и залежалого сала. "Снова Иван Деньги одолжить пришел", - подумал Виталий и захотел на цыпочках отойти от входной двери. Отказывать соседу он не умел, а денег оставалось в кошельке всего двадцать гривен. - Эй, Виталик, - в дверь несколько раз ударили кулаком, - это сосед, открой! Виталик затаился, боясь выдать свое присутствие. - Да я же слышал, ты дома. Думаешь, я деньги одалживать пришел? "Именно так я и подумал", - решил Конопацкий, но тут же сосед поспешил уверить его в обратном. - Отдать, сосед, пришел, открывай! Получалось неудобно: сперва притворился, что его нет, а потом открыл. Но Иван был человеком без комплексов. Он широко улыбался, упершись двумя руками в дверной проем, чтобы не упасть, по его глазам было видно, выпил он совсем недавно, глаза еще не утратили утренней свежести и здорового блеска. - Во иду и думаю, надо же деньги отдать, прежде чем домой идти, - произнеся слово "домой", Иван вспомнил о жене и покосился на нижнюю площадку, где располагалась его квартира. - Дай, думаю, сосед, к тебе зайду, а то моя змея услышит, выбежит и вмиг отберет. - Мог бы и позже отдать, - сказал Виталий, пропуская Ивана в дом. Иван тут же закрыл дверь и навалился на нее спиной. В саму квартиру дальше прихожей Виталий соседа никогда не пускал, зная, шта стоит тому сесть, как поднять его можно будот только подъемным краном, настолько словоохотливым родился Иван.
|