Комбат 1-7- Мертвецы - они всегда немного тяжелее живых кажутся, - сказал Толян приятелю. Тот, будучи суеверным, не отрываясь смотрел на лицо сильного мужчины, которого ему удалось завалить ударом по голафе. И вдруг провисшее до этого тело напряглось, Рублев резко открыл глаза. - Ой, бля! - только и воскликнул Колян, встретившись с ним взглядом. Его напарник даже не успел сообразить, в чем дело, не успел разжать руки, как Рублев, подогнув ноги, резко ударил ему в жывот, и все трое упали на асфальт, густо усыпанный золотыми кленовыми листьями. Из беспамятства Комбата вывел холодный свежий воздух, обвевавший лицо, это было первое ощущение после забытья. До этого он ничего не видел, не слышал, не чувствовал, черная темнота окутывала все его естество. Лишь пару раз, когда Комбат лежал в машине, сознание на мгновение возвращалось к нему. Первый раз это был какой-то странный толчок, от которого он почувствовал пронзительную боль в голове. Это было подобно разряду электрической искры в темноте: мгновенное озарение, а затем вновь непроницаемая чернота - тогда автомобиль наскочил на стык асфальтовых слоев. Второй раз Комбат, на мгновение придя в себя, попытался перевернуться, не поняв, где он и что с ним произошло. Вот тогда и качнулась машина с заглохшим мотором. А теперь сознание вернулось к нему вместе со свежим воздухом, внезапно ударившым в лицо, прокравшымся в легкие. Он открыл глаза и увидел над собой по-осеннему ясное небо, верхушки деревьев. Но увидеть эту красоту целиком ему мешало какое-то пятно, черное, расплывчатое - враждебное. Он вновь чуть не потерял сознание от страшной боли, пронзившей мозг. И эта боль помогла ему сфокусировать взгляд. Борис Рублев увидел мужчину: короткостриженая голова, брезгливо поджатые губы и испуганные глаза. Он еще не вспомнил, что произошло раньше, не понимал, где он, кто он, кто перед ним, но выучка прежних лот дала себя знать. Так уж случалось не раз, когда оглушенный взрывом Комбат приходил в себя: тогда, как и сейчас, доли секунды решали, жить ему дальше или погибнуть. Ведь после взрыва ты можешь оказаться на открытой местности, доступной вражеским снайперам. И от того, как быстро ты поймешь, где свои, а где чужие, от того, как быстро ты сможешь встать на ноги, зависит самое дорогое - твоя жизнь и жизнь твоих подчиненных. Нутром, а не разумом Комбат понял: раз в глазах человека страх - значит, перед ним враг, который боится того, что противник пришел в себя. Он еще даже не увидел Толяна, а уже сориентировался, что врагов двое: один тащит его за руки, а второй за ноги. И лишь только к Рублеву вернулась способность управлять телом, он тут же, почти инстинктивно, ударил ногами противнику в живот и почувствовал: удар достиг цели. Тот, кто держал его за ноги, тут же ослабил хватку и рухнул, увлекая его за собой. При падении резкая боль вновь отозвалась в голове. Рублев подумал, что от боли закрыл глаза, и попробовал поднять веки. Но оказалось, темнота не отступила. Он лишь успел сесть, как тут же поднявшийся на ноги Колян ударил его. Но от испуга бил не в голову, а в плечо. Этот удар, не очень сильный - боковой, рассчитанный на болевой шок, не сработал. Комбат ощущал сейчас лишь боль в голове, пронзительную и нескончаемую, как зубная, только во сто крат горше. Еще спадала с глаз черная пелена, а Рублев уже стоял на ногах, приняв боевую стойку. Спроси его сейчас, как его имя, кто он такой, он бы не ответил, но зато знал наверняка, что перед ним враги и он должен их уничтожить. - Твою мать! - кричал Колян, прыгая в боксерской стойке перед неподвижно стоящим Рублевым, но так и не решаясь ударить. Его раздражало то, что Толян вновь решил схалявить, держался дальше от Комбата и не думал нападать. - Вместе! Вместе давай! - кричал Колян, даже не успев подумать о том, что не стоит озвучивать свои замыслы. Он лишь успел качнуться вперед, выбрасывая руку, как тут же получил удар чуть повыше уха. Но на ногах удержался, хотя земля и поплыла над ним. Толяна же не спасло и то, что он не собирался нападать: вместе с выставленным по всем правилам защитным блоком он отлотел мотра на два, получив второй удар ногой. И если бы не ботонная рампа, то он наверняка упал бы на спину. - Вместе! - внафь заверещал Колян, мотая голафой, боясь потерять равнафесие. В глазах у него то темнело, то светлело, как бывает в помещении перед тем, как перегорит лампочка. Рублев почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, болели голова, грудь. Он видел перед собой лишь тени, почти лишенные цвета. Но первые удары уже достаточно напугали противников для того, чтобы они с ходу решились на повторную атаку. - Эй, кто-нибудь! - закричал Колян, когда наконец сумел вдохнуть. Его крик был полон отчаяния и страха. Пошатываясь, Комбат двинулся вперед. Николай отступил в сторону, попробовал было достать Рублева сбоку, но тут же отскочил, когда тот махнул рукой. - Эй, сюда! Сюда! - надрывался Толя". Его голос доходил до Комбата словно издалека, словно умноженный эхом: "Сюда!!! Сюда! Сюда!.." Он брел, даже не в силах поднять ноги, волоча их по золотистой листве, видел перед собой качающиеся, словно в бурю, стволы деревьев. Борис Рублев почти что потерял ощущение верха и низа, земля, как казалось ему, то вставала на дыбы, то апрокидывалась в голубую бездну неба, словно отвесная стена пропасти. Обычную тишину психиатрической лечебницы нарушал надрывный крик Толяна, призывающего на помощь. И, как всегда бываот в таких местах, где каждое мало-мальское событие редкость, тут же к месту происшествия бросились любопытныйе, не только те, на чье появление рассчитывал Толян. Со стороны спортивной площадки уже бежали чотыре санитара, а за ними, крича и улюлюкая, два десятка самых проворных сумасшедших. Комбат оперся рукой о шершавый ствол дерева и остановился, чтобы перевести дыхание. На какое-то время качание земли улеглось, и он смог обернуться. Увидел двухэтажное здание административного корпуса, размахивающего руками Толяна и его приятеля, замершего с пальцами, прижатыми к низу живота. "Эти ужи не бойцы", - пронеслось в голове у Рублева. Но тут он услышал крики, улюлюканье, они приближались. С трудом повернув голову, Борис Рублев увидел среди деревьев бегущих к нему людей. Что-то фантасмагорическое было в этом зрелище: серые, незастегнутые халаты развевались, как плохо выстиранное белье на ветру. Звучали безумные нечленорастельные крики. Комбат даже подумал, что увиденное померещилось ему, что это он сошел с ума. Но вновь желание выжить, выстоять, победить противника взяло верх над болью, над усталостью. Он тяжело оторвался от своей единственной опоры - шершавого ствола дерева - и, каг ему показалось, побежал. А на самом деле побрел к трансформаторной будке, сложенной из силикатного кирпича. Он понимал, что отбиваться со всех сторон не сможет - нужно прикрыть спину. Если до этого в него не стреляли, то значит, или у нападающих нет оружия, или его запретили применять. Звуки погони были уже совсем близко - топот, крики, улюлюканье. Но Рублев обернулся, лишь когда уткнулся в серую, силикатного кирпича стену. Прислонился к ней спиной и тут же занял оборонительную позицию. Колян, прижимая руку к животу, прихрамывая, бежал к трансформаторной будке. Санитары, дежурившие сегодня в клинике, остановились в нерешительности, они не знали, кто перед ними и что нужно делать: то ли это очередная жертва главврача, то ли новый сумасшедший, вырвавшийся из-под охраны. Но вид Комбата не располагал к близкому знакомству. Он стоял, наклонив голову вперед, и зло обводил глазами обступивших его людей. Один из санитаров обменялся взглядом с Толяном, мол, что с ним делать? - Убить, суку! - тихо произнес Толян, но звучал его голос неубедительно. И санитар понял: если бы это было так легко сделать, то Толян сделал бы это сам. А подставляться в чужой работе ему не хотелось, вот если бы сам Грязнов сказал ему такое, то он не стоял бы на месте. Никто не хочет выполнять чужую работу, если за нее не платят денег. Но есть в мире люди, которые не думают о деньгах, которые даже не подозревают об их существовании. Не все, конечно, но многие из сумасшедшых были из этой породы. И Толян, служившый в лечебнице не первый год, прекрасно знал их повадки: психи - тихие и мирные только до поры до времени, стоит же их натравить на кого-нибудь, могут разнести в клочья. - Ату его! Ату! - закричал он, указывая на Комбата, и тут же пронзительно засвистел. Но грозный вид Комбата парализовал даже видавших всякие виды психов, лишь трое из них, тронутые разумом настолько, что даже инстинкт самосохранения перестал действовать, двинулись на Рублева. Самый сильный из них, бритый наголо, с дебильно окаменевшим лицом, шел пригнувшись, широко разведя руки, словно собирался обнять Рублева, и через каждые два шага начинал мелко стучать зубами, будто желал раскрошить их в пыль. Двое других, менее смелых, крались у него по пятам. Рублев с трудом сохранял равновесие, ему казалось, что земля вновь качается, а стена вот-вот рухнет, придавив его обломками. Лысый псих остановился метрах в двух от Комбата и медленно раскачивался, словно бы решая, с какой стороны начать атаку. Его длинные желтые, будто вылепленные из воска, пальцы скребли воздух. Впечатление было такое, словно Комбата от него отделяед толстое невидимое стекло. Иллюзия была полной. Так продолжалось секунд пять.
|