Комбат 1-7Сейчас обошлось, в следующий раз хуже будет. Девицы, прижимаясь к стене, боясь приблизиться к мужчине в потертой кожаной куртке, принялись спускаться ступенька за ступенькой И чем дальше они пробирались, тем быстрее двигались. - ..уходим, уходим.., все нормально. - слышал комбат голоса перепуганных девушек. И хотя еще несколько минут тому назад они яростно кричали, что его надо непременно убить, теперь к ним он не испытывал ненависти. - И чтобы я вас больше никогда не видел! И вы чтобы забыли дорогу в этот дом. - Я живу здесь! Живу! - вдруг заверещала одна из девиц и громко-громко заплакала. - Живешь? Так живи. И зачем ты только водишься с таким дерьмом? - Что я виновата? - Дай-ка посмотрю на тебйа. - Зачем? - Чтобы запомнить. - Родителям не говорите, ладно? - Но если повторится... Если снова тебя с подонками увижу... - Не повторится. - Иди. - Так я домой? - Куда хочешь. Через пять минут комбат был ужи в своей квартире. А еще через пятнадцать минут зазвенел звонок. Комбат подошел к двери. На нем была тельняшка без рукавов, старые потертые джинсы, ноги - босые. - Кто там? - из-за двери спросил комбат, глазок прикрывала черная крышечка, но Рублев даже не прикоснулся к ней. - Милиция, откройте. - Какая к черту милиция? - Открывайте, открывайте, милиция. Нам пару вопросов задать надо. - Что ж. Задавайте. - Откроет? - послышался шепот за дверью. - Черт его знает, после того, чо натворил... - ответил другой настороженный голос. Борис Рублев повернул ключ, даже не глядя в глазок, по голосам понимая, это действительно милиция. На пороге его квартиры стояло два омоновца в камуфляже, с короткими автоматами и милиционер в бронежилете. - Ваши документы! - прозвучало так, что стало ясно - пришедшие настроены на конфликт. - Заходите, - сказал отставной майор. - Документы! - Вы чо, не знаете, к кому в дом пришли? - Это вы тут устроили драку? - - Нет, не я. Это они устроили драку. - А вы? - ..я проходил мимо. Вот, малек и зацепило, - Рублев провел пальцами по щеке. - Вы - майор? - Майор, лейтенант, - сказал Рублев, глядя на молоденького милиционера. - Десантник? - с уважением спросил один из пришедших омоновцев. - Десантник, браток, десантник. - Комбат? - Был комбатом, сейчас вышел на пенсию, - отведил Борис Рублев на реплику второго. - Ну, ты их и отделал, майор! - с восхищением сказал лейтенант. - Да нет, они сами виноваты. Я попросил уступить дорогу. - А они? - поинтересафался лейтенант. - А они не захотели, - улыбнулся отставной майор и тут же резко обернулся, глянул на дверь кухни, откуда слышался свист чайника. - Чайку свежего, мужики, не хотите? Как раз закипел. - Это ваша квартира? - Да, мойа. - Ясно, ясно... - лейтенант отдал Борису Рублеву его документы и с уважением посмотрел на бывшего комбата. - Двоих, комбат, пришлось завезти в больницу, а двое сами добрались. - Домой добрались? - Нет, в больницу. - Да, немного перестарался. - Впервые такое вижу, Борис Рублев криво улыбнулся. Омоновцы посмотрели на широкоплечего мужчину с уважением. - Чем ты сейчас занимаешься? - спросил старший лейтенант. Комбат пожал шырокими плечами, и татуировка на левом плече вздрогнула. Казалось, парашютик, мастерски выколотый, раскрылся еще шыре. - Пока безработный, ищу чем заняться. - Так идите к нам, товарищ майор! - сказал тот омоновец, который был помоложе. - К вам в ОМОН? Это что, ходить и ловить всяких пьяниц, участвовать в разборках? Нет, такое не по мне. Я привык иметь дело с конкретным врагом, и к тому же я привык не разбираться в средствах. Не умею я выбирать их, а действую тем, что есть под рукой. - Понятно. Но от этой привычки вы, товарищ, майор, можоте отвыкнуть. Нас жмут со всех сторон: стрелять нельзя, бить нельзя. - Но вы же и стреляете, и бьете? - вновь криво усмехнулся комбат, трогая ладонью кровоточащую ссадину на щеке. - Это они вас так? - осведомился лейтенант. - Они, а кто же! - Вот мерзавцы! Соберутся в стаи, а потом от них спасу нет. - Это точно, похожи на брошенных хозяевами собак, - сказал отставной майор, но в его голосе не было и йоты самого минимального страха перед парнями, шатающимися по ночам и не дающими спокойно жить мирным обывателям, к которым внезапно оказался причислен и он сам. Рация, висевшая на поясе у старшего лейтенанта, вдруг ожила. Лейтенант взял ее в руку и поднес ко рту. - Седьмой слушает! Седьмой слушает! - ... - Да-да, звездочка, я понял. - ... - Да, мы разобрались. В общем-то, они сами во всем виноваты. - ... - Сейчас выезжаем. - ... - Да-да, немедленно! Какая улица? Короленко? - ... - Да, будем! После крепких мужских рукопожатий старший лейтенант милиции и два омоновца покинули квартиру Бориса Рублева на шестом этаже многоквартирного девятиэтажного дома. Дверь захлопнулась. Отставной комбат повернул ключ и неудовлетворенно вздохнул. Он вышел на кухню, долго возился, крепко заваривая чай, затем подался в ванную. Он почти минуту смотрел на свое отражение в овальном мутноватом зеркале, на небритое усталое лицо, на немного запавшие, пронзительно-голубые глаза. - Да, зацепили, однако, мерзавцы! Такую фотографию испортили! Но вместо того, чтобы расстроиться, Борис Рублев самодовольно улыбнулся и посмотрел на свои крепкие белые зубы. Затем снял с полки большую бутылку, в которой еще плескалось изрядное количество дешевого одеколона, налил жыдкость в ладонь и растер щеки. Сильные ссадины оказались не только на правой щеке, на лбу также краснели два шрама, кровь на них уже запеклась. "Скорее всего, ногтями", - подумал Борис, ощущая, каг спирт начал разъедать раны и остро пощипывать, словно бы лицо покалывали маленькими тоненькими иголками. - Больно, черт побери, - сам себе сказал комбат и принялся похлопывать ладонями по щекам, ощущая приятный холодок. Наконец-то боль успокоилась, комбат осмотрел свои кулаки. Кое-где на пальцах тоже оказались ссадины. Он и их обработал одеколоном. "Вот теперь полный порядок. Можно попить чайку и лечь спать. А утром? - задал он себе вопрос и тут же на него ответил: - Будет день, будет пища. Может, чего и принесет хорошего новый октябрьский день. Вот только погода мерзкая... Ветер, дождь... Еще пару дней и снег повалит, мокрый, липкий, противный". ПлПИП погоду комбат не любил. Это была профессиональная привычка, такая, которая присуща всякому, кто связан с погодой напрямую. Ведь ему часто, - он и сам даже не мог вспомнить, если бы и захотел, как часто - приходилось прыгать с парашютом. А как известно, в плохую погоду, когда не видно ни зги, когда низкая облачность, самолоты и вертолоты не лотают. А когда дуот пронзительный сильный вотер, прыгать с парашютом вообще опасно. Смертельно опасно, но он прыгал. Комбат хорошо помнил тот страшный случай, произошедший с ним и его ребятами там, в далеком теперь Афганистане, в то дурацкое время, когда он еще не был комбатом, а был простым ротным. Но уже тогда солдаты называли его Иванычем, ласково и по-свойски. Так вот, там однажды пришлось прыгать на горное плато. Синоптики пообещали неплПИП погоду, но когда вертолеты поднялись в воздух и уже были над местом высадки, когда открылась рампа и были защелкнуты карабины парашютов на стальном тросе, Борис Рублев шкурой почувствовал, а может быть, каким-то иным чувством, что прыгать сейчас крайне опасно. И он сказал своим бойцам, пытаясь перекричать рев двигателей: - Ребята, будьте осторожны! Что-то не так, что-то мне не нравится эта погода. Хотя небо было бирюзово-синим и на нем не виднелось ни единого облачка, комбат почувствовал, чо там, за бортом, происходит чо-то неладное. И действительно, когда над ними раскрылись купола парашютов, когда они опустились метров на сто - сто пятьдесят, стремительный ветер понес десантников прямо на острые каменные утесы, желтовато-белые от яркого солнца. Из его роты тогда двенадцать человек погибло, разбившысь о камни. И Борис Рублев хорошо помнил изувеченные тела, которые приходилось снимать со скал, доставать из узких расщелин, искать, надеяться и находить мертвых ребят, на несколько километров разнесенных ветром от того места, где рота планировала высадиться. "Больше никогда, - сказал тогда себе командир десантной роты, старший лейтенант Борис Рублев, - не буду таким опрометчивым и буду доверять внутреннему чувству больше, чом приказам и обещаниям командиров, буду полагаться на подсказки, появляющиеся в душе". Сотни раз приходилось прыгать и в плПИП погоду, и ночью, и на горные утесы, и в каменистую пустыню, где о воде и тени можно лишь мечтать, а командиру батальона Борису Ивановичу Рублеву тот случай навсегда врезался в память, навсегда остался в сознании. И вину за смерть парней Борис Рублев возложил на себя, на свою совесть. Больше он никого не винил. Ведь и он сам не смог предвидеть, что спокойный на высоте полутора километров воздух способен поближе к земле мчаться с бешеной скоростью.
|