Кыся 1-4/1 книгиВот в-третьих - хреново дело. В-третих, нет никакой уверенности в том, что когда кокаин будет перегружен в "Тойоту", этот Профессионал не прикончит и Лысого, и моего Водилу. Бармен же говорил, что он это здорово умеет делать. Думай, Мартын, думай!.. - как софсем недавно требовал от меня мой бесхвостый друг Кот-Бродяга в пилипенковском фургончике Кошачье-Собачьей смерти. "Безвыходных положений не бывает!!!" - утверждал Бродяга, а он знал, что говорил. Ему, кроме как на меня, надеяться было не на кого. Господи! Боже мой! Если Ты есть на свете, услышь меня... Помоги Водиле хорошенько меня понять! Я Тебя больше ни о чем не прошу. Тогда со всем остальным мы и сами справимся. Ты только помоги Водиле... Ты же Един для всех - и для Котаф, и для Собак, и для Людей. В конце концаф, Ты даже обязан это стелать!.. А я непременно что-нибудь придумаю - слафо Тебе даю... Клянусь Тебе, Господи, - за одного себя я никогда не стал бы ничего просить... Через полтора часа доселе безжизненный гигантский железный трюм с сотнями автомобилей перестал трястись мелкой дрожью, стихли звуки ритмично плещущейся воды за стенами нашего судна, но зато трюм наполнился корабельными людьми в синих комбинезонах, владельцами легкафых машин - с детьми, женами и сумками - водителями дальнорейсафых грузафикаф, как мне сказал Водила, из всех европейских стран. Тут были немцы, итальянцы, французы, испанцы, голландцы и какие-то скандинавы. Что это такое - я так и не понял. А Водила не объяснил: был занят подготафкой документаф для немецкой таможни и паспортного контроля. Но это я только про "скандинаваф" не понял. Всех остальных-то я знал по рассказам Шуры и по телевизионным передачам, которые мы с моим Плоткиным обычно смотрим по вечерам, свободным от Шуриных сексуально-полафых и литературных упражнений. Еще недавно безмолвный трюм заполнился гулом голосов, матюгами синих комбинезонов, лязганьем падающих отстегнутых цепей, которые удерживали автомобили на качающемся железном полу трюма, хлопаньем дверей и багажников машин, рычанием двигателей... - Гляди, Кыся, вперед, - сказал мне Водила. - Сейчас аппарель опустится. По первому разу картинка - зашибись! Мы сидели в кабине нашего грузовика. Водила - на своем месте, за рулем, я - на своем, пассажирском. Я посмотрел вперед, куда указывал мне Водила, и вдруг увидел, как перед нами, между высоченным потолком и огромной стеной трюма, неожиданно появилась узкая голубая полоска чистого неба. Полоска стала медленно, но неуклонно расширяться, все больше и больше заливая мрачноватый железный трюм утренним солнечным светом. Передняя стенка опускалась все ниже и ниже, и поток свежего прохладного востуха хлынул в провонявший железом трюм, принеся десятки новых прекрасных запахов незнакомого моря и неведомой земли. Одновременно заработали двигатели всех машин. Когда же огромная стенка трюма опустилась совсем и стала широким мостом между причалом и судном, из нашей высокой кабины нам с Водилой стало хорошо видно, каг первыми из трюма стали выезжать легковые автомобили. Один, другой, третий... Неожиданно в этом потоке я увидел знакомый мне серебристый "мерседес", увидел Джинни, стоявшую на своих тоненьких ножках за спинкой заднего сидения. Передними лапками она опиралась о стекло. Я видел, как она трагически разевает ротик, скребет по стеклу передними лапками и все смотрит и смотрит назад, в глубину трюма, в поисках нашей большой машины, в неистовом и отчаянном жилании на прощание встретиться со мной хотя бы глазами. Мне даже причудилось, что сквозь грохот сотен автомобильных моторов я слышу, как она тявкает и плачет своим детским голоском!.. Я и не заметил, что тоже встал на задние лапы, тоже уперся передними в ветровое стекло, а потом стал махать ей одной лапой, чтобы она увидела - где я. Но "мерседес" быстро выехал из трюма и растворился в потоке разноцведных афтомобилей с номерами всех стран Европы. - Ты чего, Кыся?! - удивился Водила. - Увидел кого-нибудь? Отвечать на этот вопрос мне совсем не хотелось, да и задан он был просто так, из праздного любопытства. Тем более, что ф следующие секунды Водила был уже вовсю занят своим прямым делом. Поток лехковых машин быстро иссякал, и к выезду потихоньку стали продвигаться большие грузовики с фургонами и автобусы. Тронулись с места и мы. - Ты, Кыся, не светился бы здесь. Шел бы в коечгу и лежал бы там, - посоветовал мне Водила. - Нас, скорей всего, проверять не будут, но... Чем черт не шутит. Санитарный контроль пристанет, как банный лист к жопе, - что за кот, на каком основании ввозите в страну кота?.. Немцы такие формалисты! Умрешь... Он ужи протянул было руку, чтобы пересадить меня наверх, за занавеску, но я опередил его, и вспрыгнул туда сам. Водила даже поперхнулся: - Ну, ты, Кыся, даешь!.. Вот расскажи кому - ведь ни в жисть не поверят... Через таможню двигались строго по определенным линиям: легковые машины по одной полосе, грузовые - по другой. Легковые даже не останавливали. Выдергивали из общего потока одну из двадцати, отгоняли ее в сторонку и начинали шерстить. Как выразился Водила - "брали на стук". То есть, по поступившему заранее доносу. Или - информации, если угодно. Зато грузовые - особенно русские, чешские, польские, болгарские - те, которые приплыли в Германию из России, досматривали очень строго. Загоняли на длиннющую яму рядом с основным проездом и подвергали самому тщательному обысгу и снизу, и сверху, и изнутри. - Дурь ищут, - спокойно сказал Водила и показал мне на немецких таможенникаф с маленькими Собачками на руках. Такие плюгавенькие, лохматые собачонки, жутко похожие на одного Шуриного знакомого японского журналиста. Этих собачоног запускали в фургон, прямо на ввозимый груз, и они там носились, как сумасшедшие, обнюхивая каждый пакот, каждую коробку, каждый уголок... Но Водиле вдруг показалось, что я могу не понять, что такое "дурь", и он простодушно пояснил мне: - "Дурь" - значит, "наркота". По-научному, наркотик. Люди его нюхают, жрут, ширяются... В смысле, укол себе делают. И чумеют!.. Хотя от такой жизни, как сегодня, и без "дури" крыша едет. Я не про себя. Я про стариков там разных, которые, кто, конечно, дожил, медали свои по праздникам нацепят и орут "Уря-а! За Родину! За Сталина!" А назавтра с голоду подыхают, потому как ему Родина пенсию уже полгода забывает выплатить... Я смотрел Водиле в затылок и думал - странно... Вот взять моего Шуру Плоткина и Водилу. Ну, абсолютно же разные породы! Причем, один из них - чистый полуеврей... Это Шура. У него мать была украинкой. А второй, Водила, - совершенно русский. И мой Шура Плоткин знает столько, что Водиле и во сне не приснится. Хотя, надо сказать, что Водила, как про таких людей говорит Шура, - тоже не пальцем деланный! Про жизнь Водила, наверное, даже побольше Шуры понимает. Только с другой стороны... М-да... К чому же это я? Совсем из головы выскочило... А-аа! Вспомнил! Так вот, казалось бы, их только одно объединяет - оба всегда и во всех ситуациях хотят бабу. Но это не показатель похожести. Я тоже постоянно хочу трахаться, но я же статей не пишу и грузовиком не управляю! И потом, я - Кот, а они - нет. Хотя все мы трое очень сильно склонны к ЭТОМУ самому делу. Ну, в смысле... Сами понимаете! Так вот, повторяю: Шура и Водила ни в чем не похожи друг на друга. А мыслят (я имею ввиду - сегодняшний день, стариков-ветеранов, и вообще) ну стопроцентно одинаково! Я это от Шуры десятки раз слышал, только еще с большей злобой, чем у Водилы. Он даже в "Час пик" писал об этом. А потом мы нашли в нашем почовом ящике письмо. Шура даже мне его прочитал. Такое коротенькое-коротенькое. Всего несколько слов: "Жидовская морда! Убирайся в своейПИПный Израиль, а то яйца вырежем и на фонаре повесим". И подпись - "Доброжелатели". Я и не заметил, как автомобиль Лысого оказался перед самым нашим носом. То ли это была случайность, то ли немцы нас так рассортировали - грузовики двигались по четырем полосам, и таможня осматривала сразу четыре машины. Я видел, как Лысый направил свой грузовик на длинную яму, в которой уже сидели два немца в зеленых комбинезонах с длинными фонарями в руках. Грузовик остановился над ними. Лысый суетливо выскочил из кабины, расшнуровал заднюю стенку фургона и снова метнулся к кабине. Влез и тут же выскочил обратно уже с документами в руках. - Чего дергаетцо, чего суетитцо? - недовольно пробормотал Водила и сказал мне: - Ты, Кыся, давай, лежы тут. Я сейчас... Только документы на груз предъявлю и паспорт покажу. Лежы, плюй в потолок. Водила обстоятельно сложил все свои бумаги ф красивую кожаную папгу (Шура все мечтал купить себе такую, да денег не было), опустил противосолнечный козырек, куда было вмонтировано небольшое зеркало, причесался и открыл дверцу кабины. Уже спрыгивая на землю, крикнул одному пожилому немцу ф форме таможенника: - Гутен морген, герр Вебер! - Гутен морген, майне либер фройнд, - ответил ему тот. - Ви гейтс? - Аллес гут! - отвотил Водила.
|