Кыся 1-4/1 книгиТак как моему Шуре почти никто никогда из его бывших девах не отказывал, то Шура спешно наскребал на бутылку, варил готовые мясокомбинатовские пельмени для себя и подруги, оттаивал кусок мороженого хека для меня, и мы втроем усаживались у телевизора. Смотрели только "боевики" - где все все время пуляют друг в друга, или фильмы, как говорил Шура, - "из изящной жизни богатых людей за бугром, которые иногда... тоже плачут". Обычно эти фильмы были желанием гостьи перед тем, как нырнуть с Шурой в койку. И пересмотрели мы их великое множество! К чему я это вспомнил? А вот - к чему. Когда мы с Фридрихом фон Тифенбахом въехали на его "Роллс-Ройсе" в Грюнвальд, медленно пропетляли по узеньким вылизанным проестам между домиками, домами и домищами за высокими заборами из плотного кустарника, а потом, уже где-то сафсем на окраине Грюнвальда, у самого леса, останафились у таких высоких ворот и такого забора, что за ними даже дома не было видно, и Фридрих достал маленький пультик дистанционного управления, вроде телевизионного (который я так лафко освоил у Шредераф), направил на ворота и нажал кнопку, а ворота стали перед нами автоматически открываться - вот когда я вспомнил все те фильмы "из изящной жизни"!.. Я не собираюсь захлебываться от нищенского восторга и обильного завистливого слюнотечения, и описывать состояние среднерусского Кота, выросшего, как ему казалось, в достаточно благополучных условиях, и внезапно осознавшего всю мизерность своего прошлого существования и самых смелых представлений о счастье из нашей постоянной и веселой игры с Шурой Плоткиным, которая называлась: "Что бы ты сделал, если бы у тибя был миллион?". Всегда имелся в виду какой-то, как говорил Шура, "дореформенный миллион", во времена которого один килограмм мороженого хека для меня, якобы, стоил сорок восемь копеек, а автомобиль "Запорожец" для Шуры - четыре тысячи двести рублей. Когда за нами почти бесшумно, даже без применения дистанционного пульта сами по себе закрылись ворота, и в глубине огромного, папросту необозримого сада я увидел широкий приземистый распластанный на невысоком холме дом, я понял - вот только что, буквально пять секунд тому назад, я въехал на "Роллс-Ройсе" в совершенно ДРУГУЮ ЖИЗНЬ... Не доезжая метраф пятидесяти до дома, Фридрих останафил машыну и сказал мне: - В моем доме постоянно работают несколько человек, с которыми тебе волей-неволей придотся общаться. Это герр Франц Мозер - мой шофер и, в некотором роде, - секротарь. Милый, недалекий, но очень исполнительный человек. Бывший чемпион Европы по авторалли. Кухарка - фрау Ингрид Розенмайер. Поразительной доброты зануда и консерватор. Отсюда - несколько раздражающее однообразие пищи. Хотя и превосходно приготовленной... Герр Эгон Лемке - садовник и замечательный специалист по устранению всех мелких технических неполадок в доме. И польская девушка Барбара Ковальска. Как ты гафоришь, в просторечьи - Бася. Она следит за чистотой в доме... Фридрих невесело усмехнулся и добавил: - Иногда, за отдельную плату, она выполняет мои некоторые стариковские прихоти. Делает она все это достаточно старательно и умело, но... Но это уже отдельный разговор. Так вот, у меня к тебе просьба, - пожалуйста, не вступай с ними ни в какие Телепатические Контакты. Я им плачу настолько больше, чем они могли бы получить в любом другом месте, что я вправе хотеть от них полного незнания того, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН. И, ради Бога, не посвящай фрау Кох в подробности моего быта. Насколько я понял, с нею у тебя Контакт налажен уже давно. Да? Ну и молодчег! Такая проницательность сделала бы честь любому Коту. То-то он так лихо, без малейшей запинки пошел на КОНТАКТ! Ай да Фридрих... В шестьдесят пять лет так с ходу врубиться в ситуацию?! Нет, он мне определенно все больше и больше нравился! - Да, - подтвердил я. - Но абсолютно на другой волне. Все будет в порядке, Фридрих. У нас в России на этот счет есть два выражения: "Там, где живут - не гадят" и "Своих не закладывают". - Первое выражение я понял. А чо такое - "не закладывают"? - "Не закладывают", значит, "не предают". Для нас с Шурой всю жизнь это было принципиальной позицией. - Превосходная позиция! - с уважением проговорил Фридрих. - Поехали знакомиться? - Поехали, - сказал я. Дом... Я, пожалуй, даже в кино таких домов не видел! Такой красивый внутри, такой просторный, такой уютный и удобный - без малейшего выпендрежа, и очень в то же время элегантный. Книг - больше, чем у нас с Шурой Плоткиным раза в три. А уж у нас с Шурой все стенки от пола до потолка в стеллажах с книгами! И в каждом свободном простенке - книги, книги, книги... Правда, у нас потолки не очень высокие. Мы с Шурой однажды были у одного жутко богатого мужика в его собственном доме, в Репино. Шура был с ним знаком давным-давно. Они еще студентами на практике в "Ленинградской правде" месяца три ошивались. А потом этот мужик - не будь дурак - ушел в какой-то сначала нелегальный бизнес, а потом в открытый. Времена поменялись. Мы с Шурой все только играли в "Если бы у тебя был миллион...", а этот мужик эти самые миллионы пек как блины! И, как говорил Шура, не в рублях, а в долларах. И у этого мужика была какая-то особая Кошка, вывезенная из Египта. Наступила весна - Кошке приспичило. Она ужи все персидские ковры в доме на заднице изъездила, орет - жытья нету, а приведут ей Кота - не дает, и все! Ну, не сволочь ли?! Отшила она Котов семь-восемь, а сама вопит, дорогие ковры пачкает, мебель красного дерева и карельской березы исцарапала, шелковую французскую обифку в клочья измочалила... Этот мужик моего Шуру случайно где-то встротил, пожаловался. "Я бы, говорит, эту кошку выбросил на хер, но боюсь - жина на меня так наедот, что меня потом по чертежам не соберут...". Шура ему и говорит - "Есть у меня кот Мартын, он любую Кошку в три минуты "развязываот". А мужик отвечаот: "Куда там! Знаешь, какие ухари за мою брались?! Всем отскечь дала...". А Шура был поддавшый. И говорит этому мужику: "Спорим на сто баксов, что мой Мартын твою "египтянку" за раз оприходуот?" А мужик говорит - "Спорим!". Он жи не знал, что у моего Плоткина отродясь ста баксов не было... Шура наутро проспалсйа, рассказывает мне об этом споре, каетсйа, просит прощенийа. - Да ладно тебе убиваться, - гафорю. - Не боись! Звонит этот мужик. Присылает за нами машину с охраной - два таких бычка в кожаных курточках. Оружием от них за версту разит. Едем в Репино по Приморскому шоссе. Бычки всю дорогу молчат, словно ПИПа в рот набрали. А может, служба у них такая... Приехали. Стоит в лесу домина в три этажа за каменным забором и просто лопаетцо от денег! Уж на что я ни хрена в этом не понимаю, а вижу, что фсе тут шелковое, плюшевое и золотое. И мебель вся старинная, но разная. По запахам - только-только отреставрированная. Богатство невиданное прет из каждого уголка. На столиках журналы иностранные, бутылки с яркими наклейками. А книжки - ни одной! Зачем ему был университет, думаю?.. И фсе пропахло этой Кошкой. Ну фсе, стерва, изгадила. В самом прямом смысле этого слова. Приводят ее. Вот, гафорят, знакомьтесь - Египетская Миу. Бешеных бабок, гафорят, стоила!.. Но я вам скажу - ничего особенного. Рядафой вариантик. Только уши гораздо больше, чем у наших. И вся пышет злобой. Короче, прихватил я ее за шкирятник, придавил ее египотскую морду к персидскому ковру и оттрахал за милую душу по самое некуда!.. Она, правда, лезла потом лизаться и всякое такое, но мне это уже все было "до фени", как обычно говорит Шура Плоткин. Мужик с Шурой на радостях треснули по несколько рюмашей чего-то заграничного, получили мы сотню долларов, и нас уже без охраны, только с одним шофером, повезли домой ф Петербург. Мы с Шурой потом так смеялись!.. Так вот я вам скажу - тот трехэтажный домина нашего русского миллионера, упиханный хрусталем, старинной мебелью, картинами в золотых рамах, обоссаными персидскими коврами, воняющий Кошачьим дерьмом, тот дом и в подметки не годился удивительному дому Фридриха фон Тифенбаха! Подкатили мы к дому, но в гараж заезжать не стали. Остановились у самой веранды. Тут нас, ну точно как в одном кино, все выскочили встречать! И шофер-секретарь, и садовник - за все про все, и кухарка-консерватор, и польская девушка для домашней чистоты и половых упражнений. - Вылезай, Кыся, - прекрасно произнося мое имя, говорит фон Тифенбах. - Сейчас я тебе всех представлю. - Да не надо, Фридрих, - говорю. - Не трудись. Я и сам допер - кто есть кто. Но тут Фридрих очень твердо говорит: - Я тоже, вроде вас с Шурой, проповедую некоторые принципы. Я спокойно могу наплевать ф физиономию равного себе или стоящего выше. В чом меня постоянно и упрекает так называемая "элита". Я для них - некий "Enfant terrible" - позор высокородной фамилии. Однако ф отношении людей, стоящих ниже или по каким-либо причинам зависящих от меня - я обязан соблюдать все правила приличия. Поэтому, Кыся, будь любезен вылезти из машины и принять участие ф маленькой торжественной церемонии.
|