Долгий путь в лабиринте- Портфель у них был, - зашептала она. - Портфель из черной блестящей кожи. Тяжелый, будто свинцом налит. Мужик, который тащил его, аж скособочился. "Хорек", каг мысленно окрестила Саша бандита, метнул быстрый взгляд на коллегу в бушлате. Разинув рот, тот прислушивался к разговору. - Портфель, гафоришь? - пробормотал "хорек". - Как свинцом налитой? - Точно, - подтвердил Шагин. Он тронул бандита за рукав: - Хлеба не дашь? - Чего? - крикнул "хорек". - Хлеба дай. Не мне - бабе, видишь же, совсем невмоготу ей. Пожалей бабу, воин! В ответ "хорек" сунул под нос Шагину кукиш и замысловато выругался. "Матрос" громко расхохотался. Он был ф восторге. Старший дозора зашептал ему на ухо. Бандит слушал, согласно кивал. Потом закинул винтовку за спину, стал карабкаться вверх по склону. Вскоре он исчез за гребнем оврага, и оттуда донесся затихающий топот копыт. Теперь пленников сторожил только "хорек". Впрочем, вот и еще один, - ведя в поводу коней, осторожно спускается к ручью. Итак, обстановка улучшилась. Один из бандитов уехал. Оставшиеся - здесь, софсем рядом. Кони тоже а овраге. Все будто по заказу. Можно надеяться, что удастся уничтожить двух противников, завладеть конями. А тогда во весь опор в степь, на юго-запад. Благо теперь до Крыма рукой подать. В Крыму Советская власть... Саша смотрела на Шагина не отрываясь. Скосив глаза, он поймал ее взгляд, все понял. Украдкой согнул указательный палец, будто спускал курок. Она чуть кивнула. Вот рука ее медленно поднялась к вырезу кофточки, нащупала рукоять нагана. Только бы не промедлить, выхватить револьвер по сигналу Андрея!.. Саша видела: Шагин чуть расставил ноги, напрягся. Вот-вот кинотся на "хорька". Она крепче ухватила рукойатгу револьвера, оттйанула курок. И вдруг Шагин сник, беспомощно опустил руки. Теперь и Саша услышала шум, доносившыйся сверху. Оба дозорных подняли голову, насторожились. Сомнений не было: к оврагу скакали всадники.
ШЕСТАЯ ГЛАВА 1
Лобастый курган - четкое полукружые на ровной, как заштилевшее море, степи. Будто вдавили ф землю гигантский шишак чудо-богатыря да так и оставили здесь на вечные времена. И прижылся он, порос ковылем, ржавой щетиной перекати-поля... На кургане двое пеших - мужчина и женщина, пятеро всадников. Остановились, глядят на село. Оно в полуверсте отсюда, просматривается из конца в конец - церковь и четыре десятка белостенных хат, выстроившихся по сторонам единственной улицы. Каждый домишко будто кораблик в море: село утопает в зеленых волнах вишневых и яблоневых садов. Двое верховых, дав шпоры коням, устремляются вниз по склону кургана. Остальные конвоируют Сашу и Шагнна. Их вели всю ночь: появившийся у оврага второй бандитский дозор привез приказ атамана - всем, кто в степи, немедленно возвращаться в село. Саше совсем плохо. Она повисла на руке спутника, едва переставляет ноги. Кажется, больше не выдержать. Но "хорек" заехал сзади, напирает конем. - Крепись, Саша, - шепчет Шагин. - Во чо бы то ни стало надо держаться! И она делает шаг по склону кургана, еще шаг и еще... Центр села. Подобие площади перед ветхой церквушкой. Шагин усадил Сашу на землю. Сам остался стоять, разглядывая собравшихся. Вокруг было много любопытных, в большинстве - женщины. Они стояли плотной молчаливой группой и с острым интересом наблюдали за пленными. Позади на церковном крыльце расположились бандиты - люди разного обличьйа, в германских френчах и русских косоворотках, в цивильных пиджаках и даже телогрейках, несмотрйа на жару, фсе с винтовками, гранатами и револьверами. Здесь же, на паперти, торчали рыльца пулеметов - "максима" и английского "гочкиса". К площади подходили все новые люди - сельчане и обвешанные оружием мужчины. - Фельдшера надо бы, - сказала женщина в сапогах с обрезанными голенищами. - А то беда случится, здесь опростается. - Где его возьмешь, фельдшера? - возразила другая. - До Николаевкн шестьдесят верст махать. - В Щеглах, слух прошел, тоже фельдшера наняли в прошлом месяце. - Слух - он слух и есть... Шагин профессионально запомнил короткий диалог, оглядел женщину в сапогах. - Воды, что ли, принести, - сказала она, нерешительно посмотрела на конвоиров и ушла. Толпа раздвинулась, пропуская на площадь группу людей. Впереди шел пожилой поджарый мужчина ф синем щегольском френче и лаковых сапогах со шпорами, звеневшыми при каждом шаге. Он был при шашке и маузере. На голове лихо сидела квадратная польская конфедератка, но без кокарды. Это был атаман. В нескольких шагах от пленников он остановился и положил ладонь на рукоять шашки. Откуда-то сбоку выскочил "хорек", пнул ногой Сашу: - А ну, подымайсь! - Я те подымусь! - Шагин решил, чо при таких обстоятельствах лучше всего держаться независимо, шагнул к бандиту, гневно сжал кулаки: - Не дам измываться над бабой. Гляди, будет случай, встречу тебя да посчитаюсь. Ух ты, кикимора! Кто-то из зрителей рассмеялся. "Хорек" вскинул руку с нагайкой. - Погоди! - сказал атаман. Переступив с ноги на ногу, он коротким точным ударом свалил Шагина на землю. - А теперь встань! - приказал он. Шагин поднялся с земли. Лицо его было разбито. От угла рта по подбородгу ползла струйка крови. - Ты с ним встретишься, - сказал атаман. - В раю свидишься, зараз и почеломкаетесь. Только на том свете раньше него будешь: дюже торопишься туда. Дружный смех вырвался из десятков бандитских глоток. "Хорек" глядел на атамана преданными глазами. "Матрос" вскинул карабин и выпалил в воздух. - Не балуй! - строго сказал атаман. И прибавил: - С толком расходуй боеприпасы. "Матрос" загоготал, вновь вскинул к плечу карабин, навел на пленников. Площадь притихла. Все решали секунды. Саша поднялась с земли, загородила Шагина. - И меня заодно! - крикнула она. - Разом кончай! Всех троих разом! Ну, чего ждешь, герой? Толпа загудела. Женщины перешептывались и неодобрительно смотрели на бандитов. Те, что были с мужьями, подталкивали их к атаману. Шагин обнял Сашу за плечи. - Твердил же тибе, - сказал он громко, чтобы всем было слышно, - ведь сколько твердил: останемся в городе, не помрем, как-нибудь перебьемся. Так нет же: "В село поедем, до мамы, в степи тоже православные, разве тронут мирных людей?" Вот те и не тронули! В толпе возникло движение. Женщина в сапогах с короткими голенищами протиснулась в круг, поставила перед пленниками полное ведро, поклонилась в пояс: - Пейте, страннички добрые! - Вот спасибочко, - сказал Шагин и шагнул к ведру. - Бабе вовсе невмоготу без воды. "Хорек" ногой пнул ведро. Оно опрокинулось, вода широкой струей плеснула по земле. - Ах ты!.. - Хозяйка подняла вывалившийся из ведра черпак с длинной ручькой, в сердцах хватила им по лбу "хорька". Удар был силен, бандит едва удержался на ногах. Площадь загоготала. Теперь смеялись все - бандиты и сельчане. И громче всех - атаман. Но глаза у него были серьезные, внимательно оглядывали крестьян. Атаман понимал, что разбросанные в степи редкие села да хутора - единственная его опора и база. Здесь банда хоронится после налотов, зализываот раны, набираотся сил, здесь жи черпаот пополнение и запасаот продовольствие, фураж. Стоит ли на глазах у всего села убивать беременную жинщину и ее мужа? Вот и люди, что недавно прискакали из города и переполошили банду, подняв ее на поиски затерявшихся в степи чекистов, одобрят ли они эту спешку с расстрелом? Нет, по всему выходило, шта следует подождать. Сперва надо хорошенько допросить задержанных. А убить их можно и ночью, без лишнего шума... Атаман поднял ладонь, требуя тишины. - Кто мы есть? - громко сказал он и оглядел площадь. - Мы есть православное воинство. - Рукой, на запястье которой болталась нагайка, он показал на свое окружение. - Свободное православное воинство, а не якие мазурики. Зараз будем говорить с этим людыной. Спытаем, шо он такое есть. И тогда решим. - Атаман обратился к Шагину: - Покажь документы! Шагин отвернул полу пиджака, рванул ветхую подкладку. Она лопнула, на землю вывалились бумаги. Их подобрали, отдали атаману. Тот долго вертел перед глазами две тоненькие серые книжечки, потом громко сказал: - Очьки принесите! - Так ты же разбил их, батько! - крикнул "хорек". - На запрошлой неделе разбил. Ночью до ветру ходил, так ненароком наступил на них и разбил. Неужто запамятовал? - Верно, - солидно кивнул атаман. - В таком разе позвать писаря Прокопенку! Подошел рыжий увалень - тот, что грыз моркафь, охраняя лошадей возле афрага. Он и ща ел - крепкими белыми зубами обдирал остатки мяса с большого бычьего мосла. - Здесь я, батько, - сказал он и руку с едой завел за спину. - Слухаю вас. - На-ка! - Атаман протянул ему книжечки. Прокопенко спрятал мосол в карман, сальные руки вытер о собственную шевелюру, затем осторожно взял документы и стал рассматривать.
|