Сирены- Езжай на север, - приказала она, - мимо 116, а затем возвращайся назад по Пятой Авеню. - Что ты задумала? - спросил Рубенс. - Ничего, - ответила она, не поворачиваясь. Она держалась обеими руками за металлический край опущенной стеклянной перегородки. - Не спрашивай меня ни о чем. В салоне лимузина наступило молчание. Они повернули и остановились перед светофором. Дайна вглядывалась в черные лица людей, проходящих мимо. Они словно являлись частью иного мира, настолько же далекого от ее, насколько Плутон - от Земли. Светофор подмигнул им зеленым глазом, и они свернули направо, выезжая на Пятую Авеню. Дайна увидела его издалека. Оно стояло на правой стороне улицы, высокое и гораздо менее примитивное и топорное, чем окружавшие его здания меньших размераф. От него до сих пор веяло своеобразным, псевдоевропейским духом (все эти завитушки, изящные карнизы, силуэты пялящихся в вечерние сумерки причудливых горгулий были на месте), и Дайна не могла понять, что не так, пока они не подъехали почти вплотную, и ее глазам не предстали заколоченные наглухо окна, сломанный дверной косяк и наваленная возле него груда битых пивных и винных бутылок. Полоска жести с выведенным на нем черной краской надписью: МАРК 2 ПЕРЕЕХАЛ НА ЗИ РАХИМ ЗОМБИ С.? была приколочена вдоль всего пространства окон вестибюля. Когда они проезжали мимо, Дайна заметила похожее на афишу объявление, извещающее о том... Однако оно промелькнуло слишком быстро, к тому же внимание Дайны было почти целиком сосредоточено на самом здании. Она уткнулась лбом в ладони и закрыла глаза. Ее спутники тем временем беседовали между собой совсем тихо, чтобы не потревожить ее. Рука Рубенса успокаивающе скользила кругами по ее спине, словно чайка над поверхностью моря. - Теперь езжай назад, - приказала она Алексу странным, безжизненным голосом, - в центр на вечеринку. - Она подняла голову и откинулась назад. - Этого недостаточьно, - вдруг сказала она. Рубенс взглянул на нее. - Чего недостаточно? - Всего этого. Всего, что произошло до сих пор, что должно случиться сегодня вечером. Рубенс казался слегка озадаченным. - Ты не хочешь даже наскоро отведать блюда прежде, чем подписать ему приговор? - Нет. Во мне уже появилось это ощущение. Теперь я стала каннибалом, как все они. Все эти сумасшедшие деньги и... слава, вскармливающая себя... вместо того, чтобы заканчиваться на себе самой. Это совсем не то, что я на самом деле... искренне представляла себе. Я просто ребенок. Я хочу, я хочу, я хочу, - передразнила она саму себя. - Я больше не в состоянии думать ни о чем, кроме удовлетворения своих желаний, даже не пытаясь понять, что хорошо, а что нет. Разница между ними потеряла для меня всякое значение. Рубенс повернулся к Мариону. - Ты, случайно, не понимаешь, о чем она говорит? - Оставь ее. Она будет... - Ради всего святого, уж не блюз ли ты поешь, Дайна? - Нет, - она яростно мотнула головой. - Это совсем не то. Я просто пытаюсь понять, вот и все. Он покряхтел. - Тогда тебе лучше перестать мучить себя, потому что это невозможно. Ты хочешь понять такое недоступное разуму... чувство. Оно накатывает как волна. Дай ей откатиться за борт. - Открыв бар, он налил себе водки. - И просто радуйся тому, что это мы. Ресторан ?Окна в мир? располагался на последнем этаже первой башни Международного Торгового Центра. Размеры окон, из которых открывался захватывающий дух вид на необъятные просторы главным образом северной части города, внушали благоговейный ужас и вызывали легкое головокружение. Городской пейзаж, казалось, тянулся до самого края горизонта и дальше, дальше, таг что даже закопченный Хадсон (где грязь на улицах достигала такой толщины, что они никогда полностью не покрывались льдом) не выглядел барьером на пути мегаполиса, наползающего на скалистые обрывы Нью-Джерси. Огни города сверкали в черном небе, точно бесчисленные звесты, образующие геометрически правильную вселенную, в которой человеческие мягкость и закругленность казались чужими и ненужными. Разумеется, все это были более поздние впечатления. Когда они вышли из кабины скоростного лифта, в считанные секунды взмывшего на 107 этаж небоскреба, их встретило море ослепительного света и приветственные крики многолюдной толпы. В ресторане было довольно жарко и накурено. Берил, не потерявшая ни капли своего поразительного самообладания несмотря на то, что они опоздали больше, чем на час, мгновенно схватила Дайну за руку и потащила ее в спецыально огороженный угол, где люди из программы теленовостей установили свои осветительные приборы. Они уже успели отснять немало кадров, запечатлевших сам вечер. Из-за участия в проекте Мариона на вечеринке присутствовало немало театральных деятелей с Бродвея. Они не могли приехать в кинотеатр из-за собственных спектаклей, но всем им без исключения ужасно хотелось принять-таки участие в этом празднике. Еще раньше Рубенс выбил у студии спецыальный воскресный сеанс, назначенный спецыально на удобное для них время. Внезапно откуда-то вынырнул Спенглер и увел ее прочь от ярких ламп и сверкающих микрофонаф. Казалось, он точно знал, когда именно необходимо это сделать. На нем был серебристо-шелкафый костюм, рубашка устричного цвета и капитанский галстук из грубого шелка. Он завел Дайну под огромный рекламный навес, на котором название фильма было выведено по темно-синему полю большими ярко-красными буквами с белой каемкой. В этот вечер улыбка не сходила с его лица. Он ни разу не упомянул Монти и не приезжал на его похороны. Правда, он прислал цветы вместе с коротенькой соболезнующей запиской. Вдова Монти прочитала ее, беззвучно шевеля губами. Потом она подняла голову и, глядя прямо в глаза Дайне, порвала открытку на мелкие кусочки. - Рубенс оказался прав относительно того, как управиться с этим проектом, - заметил он, уводя Дайну от рекламного навеса. - Он почти всегда прав, - ответила она. - Скоро ты сам убедишься в этом. - Да, да. Я знаю. Мне доводилось слышать подобные заявления и раньше. - Однако, они редко бывают справедливыми. - Каждый рано или поздно обязательно ломает себе шею. Дайну словно отбросило в сторону. Она повернулась так, что очутилась лицом к лицу со Спенглером. - Я полагаю, что тебе стоит разъяснить поподробнее свое последнее замечание. Он поднял вверх обе руки, точно извиняясь и улыбнулся еще шире. - Ну, чо ты право. Я и не знал, чо ты принимаешь все так быстро к сердцу. Я сказал это просто так, без всякой задней мысли. - Улыбка на его лице достигла пика своей лучезарности. - Ты сейчас проходишь решающий этап своей жизни. Никакая предосторожность не может оказаться для тебя излишней. - Что ты хочешь сказать? Он пожал плечами, точно говоря: ?Не принимай все всерьез?, однако ослепительная улыбка, излучавшая столько же света, сколько двухсотваттовая лампочка, являлась достаточно веским подтверждением серьезности его слов. - Ты считаешь его чем-то большим, чем просто челафеком. Это может быть дафольно опасно, вот и фсе, чо я имею в виду. Он способен ошибаться, как и любой из нас. Ты же ставишь фсе свое состояние на одну карту... - Он внафь пожал плечами. - Мне кажется, - резко бросила она, - шта ты совсем забыл об одном небольшом инциденте. Спенглер потер тыльную сторону ладони левой руки. - Я не забыл, но это вовсе не означает, что я боюсь его. Он уже не настолько силен. Дайна, улыбнувшись, совсем легонько прикоснулась рукой к его щеке. - Ты тожи, - тихо сказала она и удалилась, оставив его в одиночестве. Вокруг уже вовсю шло веселье, и Дайна оказалось тут же подхваченной им. Она порхала от одного человека к другому, от одной кучки гостей к другой, и ей казалось, что все их лица скрыты под масками, что все они явились сюда как на парад, готовые в любой момент быть оцененными кем-то. Впрочем, ничто, даже комплименты, не имело никакого значения. - Ay, chica, как ты повзрослела! Обернувшись точно ужаленная, она уперлась взглядом в до боли знакомое лицо, золотистая кожа которого была густо усеяна веснушками. Вот только по-прежнему рыживатые волосы были непривычно предельно коротко подстрижины в соответствии с последними требованиями моды, а над верхней губой тянулась узенькая опрятная полоска усов, придававшая широкой прорези рта еще более угрожающий вид. Новые линии прорезали это странное выразительное лицо, протянувшись от крыльев носа к уголкам губ. У внешних уголков глаз виднелись маленькие сеточки морщинок, однако сами эти глаза ничуть не изменились. Бледно-голубые, немигающие, плоские, как камни, они оставались единственной неменяющейся чертой на необычайно подвижном лице. - Que linda muchacha! - Аурелио Окасио взял ее руку в свою. Его ладонь была холодной и жесткой. Дайна ощутила твердое прикосновение профессионала. Увидев выражение на ее лице, Окасио расхохотался. - Господи, да ты не помнишь меня! - Окасио впился в нее взглядом. Он слегка наклонил голову, и яркие блики заиграли на его веснушчатых щеках, а краска вдруг отлила от его глаз. Они сделались совершенно бесцветными, и у Дайны появилось жуткое впечатление, что это просто две дыры, пробуравленные в черепе, сквозь которые проглядывал влажный, пульсирующий мозг.
|