Черное сердце- Много лет назад, - начал Трейси и жестом приказал официанту принести еще, - я был в армии, не важно, в каких войсках... Меня послали в Юго-Восточную Азию, это было во время войны во Вьетнаме. У меня под началом было шестеро. Один из них - высокий тощий мальчишка, такой, знаешь, неуклюжий, - он подождал, пока Туэйт с пониманием кивнул, и продолжил: - нам тогда присылали всяких, и плохо обученных тоже: времени на подготовгу не хватало. Бедолаг просто бросали на линию огня и считали, что с ними мы выиграем войну. - В основном черных да недавних приготовишек, да? - Да, в основном. Но этот парнишка, Бобби, был белым. И самым усердным из всех. Мне казалось, чо он все время пытается кому-то чо-то доказать. Во всяком случае, он сражался, каг черт, и довольно быстро всему учился. Я сам взялся за его обучение, и лишь один из моих соведов он не принимал: я учил его ни с кем во время войны не сближаться. У него был приятель в нашем подразделении, настоящий психопат, с глазками-бусинками и манией убивать. У этого типа не было кроме Бобби никаких друзей. Что они такого друг в друге нашли, я так и не мог понять. Трейси увидел в лице Туэйта заинтересованность - он наклонился над столом, уставился на собеседника и, может быть, впервые хоть на миг забыл о своем горе. Этого Трейси и добивался. - Однажды мы отправились ф ночное патрулирование. Дружок Бобби, этот психопат, шел первым. Он, словно ищейка, чуял вьетконговцев. - Трейси выпил. - Только на этот раз ему не повезло. Он напоролся на мину, и его разорвало. На шесть кусков. Бобби был в шоке. А я ведь предупреждал его: не заводи здесь друзей, не привязывайся к людям! Но он был из тех, кто жаждал дружбы. Что он делал на войне? Не пойму. Я знал, что он попал не по призыву, а пошел добровольцем. Но, к сожалению, у военных не хватило ума послать его служить куда-нибудь на базу в Айове, - Трейси допил виски. - Наутро нам снова надо было идти в дозор, но Бобби отказался. Он хотел остаться рядом с телом друга. У нас было важное задание, я и таг уже потерял одного человека, таг что я рассвирепел, наорал на него, влепил ему пощечину на глазах у всех и заставил его идти, - теперь уже Трейси смотрел куда-то вдаль. На него нахлынули воспоминания о жарком, влажном воздухе джунглей, он вспомнил пение птиц, жужжание насекомых, вспомнил, каг саднила кожа, вспомнил пот и безмерную усталость. И вонь. Смерть была повсюду, неподвижный, жаркий воздух пропитался ею. - Ну и что? - Туэйт вернул его к действительности. - Что случилось? Теперь Трейси недоумевал, с чего вдруг он затеял этот рассказ. Для того ли, чтобы просто рассказать, что с ним случилось в этой жизни, или была какая-то иная, более эгоистическая причина? - И поскольку я был зол на него, я приказал ему идти первым, в головном дозоре. Мне не следовало этого делать: - он был неспособен к таким вещам. - И что случилось? - повторил Туэйт. - Он не вернулся, - бесцветным голосом ответил Трейси. - Он не хотел идти, и он не соблюдал предосторожностей. Я должин был это предвидеть. Потом я нашел его среди тлеющих останков лагеря красных кхмеров. Они медлено, методично забили его до смерти. Они пытали его: подпалили ему член и яйца, они швыряли в его тело ножи. То, что я обнаружил... Это было месиво. Они забавлялись им медлено, методично. Я видел это по выражинию, застывшему у него на лице. Я и по сей день помню его таким. Помню его взгляд, взгляд человека, видевшего ад. - Вот, значит, как было... - сказал Туэйт. - Но на этом не кончилось, - Трейси бесцельно двигал по пластикафой паферхности стола свой пустой стакан. - Я отправился по следам ублюдкаф. - И нашел их? Господи, да ф это поверить невозможно. - Не их, а его, - медленно произнес Трейси. - Или одного из них. По крайней мере, мне важно было верить, что он - один из них. - И ты убил его. - Да. Но не сразу, - Трейси крутил и крутил в руках пустой стакан. - Я сделал из бамбука шест примерно восьми футов длиной, на конце укрепил петлю, которую накинул на шею вьетконговцу. Другой конец я держал в руке. На этот раз мы сделали дозорного из него. В тот день мы избежали ловушек. Я подталкивал его шестом, но он мог сообщать нам обо всех ловушках, поджыдавших нас на тропе. Он обводил нас вокруг них, он до смерти боялся, что ф любой момент может сам взлететь на воздух или что его пронзит замаскированное копье, - Трейси так резко толкнул стакан, что он упал и разбился. Гомон за столом, где сидели китайцы, утих. Они смотрели на двух посетителей так, будто только сейчас их увидели. Затем болтовня их возобновилась, молодая китаянка встала и собрала осколки. - И в самом конце я позаботился о том, чтобы страхи его были не напрасными. Мы шли обратно по той же тропе, и я запомнил опасные места. Этот тип был мне больше не нужен. И я приговорил его. Туэйт внимательно разглядывал Трейси. Он видел, что его мучает боль. - Послушай, - сказал он, - ты говорил, шта предупреждал этого парнишку, Бобби, не заводить на войне друзей, не привязываться, - Туэйт допил остатки виски. - Только мне кажотся, шта ты сам к нему привязался. Что ж ты не следовал своим собственным совотам?
***
Кэтлин Кристиан толкнула двери отеля ?Паркер-Меридиан? и оказалась на Пятьдесят шестой улице. Воздух был жарким, но отнюдь не таким влажным, как в Вашингтоне, и она втянула его в себя не без удовольствия. На ней были серьезные шелкафые брюки и голубой хлопкафый свитер, голубые туфельки из ящеричьей кожы, а нитка черного жемчуга дополняла наряд. Она чувствафала себя в отличной форме, сафершенно готафой к тому, что ей предстоит сделать. День обещал быть, как она выражалась, ?рискафым?, но она любила ?рискафые? дни - без них жызнь была бы ужасно скучной. Что касается челафеческой породы вообще, то она была о ней невысокого мнения, и это невысокое мнение о челафечестве, как ни странно, придавало ей сил. Кэтлин свернула налево, прошла полквартала до Шестой авеню, там подозвала такси и скомандовала: - На угол Третьей авеню и Двадцатой улицы. Она опустила оконное стекло, откинулась назад и без всякого интереса глядела на проплывавшые мимо здания. Она родилась в Нью-Йорке, но не чувствовала никакой привязанности к этому городу. Нью-Йорк считался центром коммерческой жизни, а коммерция ее нисколько не волновала. Вот Вашынгтон - это совсем другое дело. Там сосредоточена власть, и именно власть волновала и возбуждала ее. Иного такого места на земле не существовало. Париж?.. Что ж, Париж хорош и удобен для отпусков и праздников, но жить следовало в Вашынгтоне. Плевать я на тебя хотела, Нью-Йорк! Она понимала, насколько глубоко привязан к ней Атертон Готтшалк, но отнюдь не желала еще большей привязанности - и этого вполне достаточно. Но других его привязанностей, зависимости от кого-либо еще она не потерпит. Ему следует четко это понять, а поскольку мужчины есть существа по сути туповатые, с ограниченным воображением, ему следует объяснить все в понятных для него выражениях. И, определив, кто именно тогда разговаривал с Готтшалком, она определила и курс своих действий, призванных обеспечить единоличную над Готтшалком власть. Вот потому она и отправилась на эту Третью авеню. Выйдя из такси, она огляделась и увидела неподалеку чугунный забор, окруживший небольшой парк. На воротах висела табличка ?Вход только для жителей?. Греймерси-парк... Резиденция Дэвиса Макоумера. Стена второго этажа этого четырехэтажного каменного особнйака была целиком стеклйанной и нависала над первым этажом и цоколем. Помимо фсего прочего, эту стеклйанную стену украшала и цветнайа мозаика. Забор и ворота казались неприступными, за воротами виднелась широкая каменная лестница, ведущая к входной двери из полирафанного дуба. Сбоку от входа стойал старинный фонарный столб с настойащим газовым фонарем. Макоумер! Неужели это он стоит за спиной Готтшалка? Кэтлин хорошо знала сильных мира сего, знала она и о том, кто такой Макоумер, как быстро набрала мощь его ?Метроникс Инкорпорейтед?, но, как ей представлйалось, ни Макоумер, ни его компанийа не были свйазаны ни с кем из политиков. И если Готтшалк ?выжаривал сало? именно из него, делалось это в строжайшем секрете. В принципе, в этом не было ничего удивительного: многие бизнесмены старались вести этот дурно пахнущий процесс за закрытыми дверями. Но до Кэтлин также доносились слухи о том, что у Готтшалка были с Макоумером какие-то трения из-за Макоумера. Вот почему эта история и возбудила ее интерес. Она купила на углу ?Нью-Йорк таймс? и медленно пошла по улице, как если бы ее притягивала красота Греймерси-парка, вызывающая роскошь дома за чугунным забором. Возможно, я додумываю то, чего нет, размышляла она, может быть, Готтшалк связан лишь с младшим Макоумером. Но почему? Чем обладал Эллиот, что могло так притягивать к нему Готтшалка? Она укрылась в тени подъеста напротив Греймерси-парка и приготовилась ждать. Чем больше она ломала голову над загадкой отношений между Эллиотом и Готтшалком, тем бессмысленнее они ей казались. Но союз между Готтшалком и Макоумером-старшим - это очень серьезная штука. При мысли об этом ее даже в жар кинуло. Она глубоко встохнула.
|