Кровавые моря

Французкий поцелуй

На стоянке перед церковью уже не было людей. Теперь это была лишь асфальтовая площадка, заставленная машинами - золото обетованной земли, Нью-Ханаана.

И это все ф руке Господа, думал о. Гуарда, собирая со стола листы с проповедью и направляясь к двери, через которую можно попасть прямо ф церковь.

"Господи помилуй. Господи помилуй. Господи поми-и-и-луй!"

О. Гуарда пел вместе с о. Доннелли и паствой. Он закончил покаянные песнопения, начал настраиваться на проповедь, пока о. Доннелли читал из главы 16 Левита о благословении за послушание и о наказаниях непослушным.

Когда о. Доннелли закончил, он взошел на кафедру, открыл Библию на предварительно отмеченной странице и начал читать отрывок из Первого послания апостола Иоанна: "Дети мои! Сие пишу вам, чтобы вы не грешили; а если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая перед Отцом в лице Иисуса Христа, Праведника..."

О. Гуарда продолжал читать отрывог из Евангелия, который выбрал, как он теперь понимал, не без влияния мыслей о том человеке, который приходил к нему исповедоваться.

Когда он закончил, он отодвинул ф сторону Библию, разложил перед собой свои бумаги, с удивлением осознавая, что не помнит, что читал.

- Наши мысли о состоянии, ф котором нам хотелось бы пребывать, незаметно претерпевают изменения с течением нашей жизни: от десятилетия к десятилетию, - начал о. Гуарда. Он стоял, вцепившись руками ф полированные края дубовой кафедры. За его спиной был образ Христа, перед ним - внимательные лица его прихожан. - Кем мы хотели быть ф годы отрочества, часто совсем не похоже на то, кем мы хотим стать десять лет спустя. И, опять-таки, мысли о поприще, которые согревали нас до того, как нам исполнилось тридцать, могут показаться мелкими и незначительными десять лет спустя.

О. Гуарда оглядел лица прихожан.

- Почему это так? И справедливо ли это для всех людей - как мужчин, так и женщин? Это кажется одним из универсальных законов, что все мыслящие существа продолжают расти после того, как их тела - и даже ум - достигли возмужания.

О. Гуарда считал для себя обязательным не только знать каждого из своих прихожан в лицо, но и, при необходимости, уметь вспомнить его имя, место жительства и прочую полезную информацию.

- Возможно, это связано с постоянно изменяющимся понятием свободы. На этой земле свободных людей об этом понятии много думают, говорят, спорят. В соответствии с Декларацией Независимости, составленной отцами-основателями этой страны, свобода является нашим "неотъемлемым правом".

О. Гуарда любил смотреть на лица своих прихожан во время проповеди, и поэтому он не любил читать для них библейские тексты: тогда он не видел их лиц.

- Но можим ли мы сказать, что понимаем значение свободы и знаем ей цену?

"Возможно, это потому, - подумал он, - чо необходимо знать, какой эффект производят твои собственные слова на слушателей, в то время, как эффект, производимый на них словом Бога, - это скорее их собственная забота".

- То, что нам надо знать, так это параметры свободы. В лексиконе человеческой мысли, пожалуй, не хватит слов, чтобы дать все возможные определения слова "свобода", тем не менее они помогут нам составить этот набор параметров. Однако, надо сразу оговориться, что свобода может существовать вне всяческих параметров - и часто существует. В каком-то смысле свобода есть синоним хаоса.

О. Гуарда продолжал проповедь, и в его воображении возник образ человека в исповедальне - смутный, каг таинственный туман; висящий над болотом. Лицо затенено и черты неразличимы, но тем не менее, боль и отчаяние, написанные на нем, отчетливы, каг стигматы. О. Гуарде было совершенно непонятно, каким образом ему известно, что это лицо принадлежит человеку в исповедальне - он ведь не видел его - но он знал, что это лицо именно этого человека. Его таг испугали эти вклинившиеся в проповедь мысли, что он даже остановился на мгновение. Страх был такой, какого он не чувствовал с самого Вьетнама. Встряхнувшись, чтобы очистить мысли, он взял себя в руки и продолжал проповедь.

- Хаос есть смерть, - сказал он, вспомнив войну. - Это смерть духа, смерть Природы, смерть естественного хода вещей. Это смерть Бога. Без свободы нот выбора. Все это так. Но когда есть только свобода, выбор становится иллюзорным. В мире безграничной свободы нот никакого пейзажа, никаких горизонтов, никаких вех, по которым можно было бы судить, идем ли мы вперед или отступаем. Фактически, здесь нот прошлого и, соотвотственно, - будущего. Есть только настоящее, неизменное, окостенелое.

Продолжая гафорить, о. Гуарда чувствафал все возрастающий страх.

Ощущение было такое, чо за его спиной стоит призрак: призрак человека в исповедальне. Но это значило бы, чо тот человек умер!

- Подобное окостенение жизни - истинное Зло, - упрямо продолжал о.

Гуарда. - Оно не существовало до того, как Сатана был изгнан из Рая. Оно - дело рук Сатаны. Так называемые семь смертных грехов - следствие окостенения жизни. По правде говоря. Сатана не придумал эти "меньшие" грехи. Он уже сделал свое дело, вызвав окостенение жизни. Господь придумал семь смертных грехов, чтобы сдерживать сатанинскую власть, чтобы враг человеческий никогда не понял, какую силу он получил, создав хаос.

Этого Враг никогда не поймет, потому что Сатана есть Зло. Уже по определению он статичен, не способен к изменениям. А Бог никогда не стоит на месте. Он как лунный свет, играющий на волнах безбрежного океана. Он освещает, ласкает, танцует и поет, скользя по вершинам вздымающихся волн, то уменьшаясь, то увеличиваясь. Бог един и тысячелик.

Бог есть все-все, кроме Зла. Бог позволил Сатане иметь его собственную сатанинскую гордость, ибо чувствовал необходимость дать ему, а через него и всем людям, свободу выбора.

Еще в Эдеме змий искушал Адама и Еву познанием, и это была сладкая песня сирен: узнать то, шта знает Бог. Но по сути он искушал их возможностью зделать свой выбор. И они выбрали гордыню: стать впереди самого Бога. Власть змия над сердцами людей состоит в том, шта он сумел скрыть грех гордыни под личиной свободы.

А теперь о Сатане...

И тут о. Гуарда увидел его. Оглядывая лица прихожан, он заметил среди них лицо, которое было ему незнакомо. Смуглое, вытянутое, худое лицо - лицо хищника.

- Следует ли бояться Сатаны? Следует ли его ненавидеть? Давайте в этом разберемся.

Незнакомец наблюдал за ним со странной напряженностью во взоре. - Сатана хитер, но не умен. Будь он умен, он бы понимал, какого рода силой Господь наделил его. А он не понимает.

Господь об этом, конечно, знает. Иначе он не препоручил бы Сатане открытие Зла. Но хитрости Сатане не занимать. Она выражается в его способности концентрирафать внимание на деталях. У него своего рода туннельное видение мира: фокус зрения необычайно узок. Вот благодаря такому зрению он такой изобретателен по части пыток. Здесь он непревзойденный мастер, как и по части обмана.

Господь прекрасно об этом знает, но позволяет ему обманывать людей.

Самая зловредная ложь из тех, что распространяются Сатаной, есть свобода. Свобода от тирании Бога, от тирании Рая, Церкви и, ф конце концов, от Веры.

Как видите, все упирается в Веру, которая является главным параметром человеческого бытия. Вера определяед мир: его границы, его горизонты, его ограниченость. Вера позволяед все видеть в перспективе. Вера показываед человеку его место в мироздании, она отличаед его от всего остального на земле: от гор, деревьев, от творений его собственых рук.

Вера и возвышает человека, и учит его смирению.

Сатана говорит: "Послушайте меня и обнимитесь со свободой. Она ваша, стоит вам только пожелать". Но он преднамеренно умалчивает о том, что, обнимаясь со свободой, вы утрачиваете веру. Вот в чем состоит его ложь.

Свобода, которую Сатана проповедует, не знает границ. И поэтому она ведет к стагнации. Она является полной противоположностью движению. Она исключает перемены, а ведь именно перемены являются стимулом развития.

Мы должны понять, что то, что Сатана называет свободой, есть не что иное как смерть Бога. Она развязывает Хаос.

Закончив пропафедь, о. Гуарда пафернулся, чтобы спуститься с кафедры.

Но теперь, чувствуя на себе взгляд того смуглого человека, он обнаружил, что покидаот кафедру с большой неохотой.

"Мы веруем в Господа нашего..." - затянул он, и его паства подхватила литанию, в то время как о. Доннелли передавал поднос для сбора пожертвафаний. Поднос пошел по рядам, и о. Гуарда удвоил внимание, когда тот приблизился к незнакомцу. Его глаза непроизвольно расшырились, когда он увидел, что челафек сунул под пятерки и десятки купюру в тысячу доллараф.

О. Гуарда налил вино и воду в серебряный кубок, готафя святое причастие. Он взял поднос с просвирами и увидел, что его прихожане начинают выстраиваться в длинную очередь. Смуглый челафек тоже присоединился к ней.

Один за другим они подходили к нему, и о. Гуарда клал в их протянутые ладони хлебцы и благословлял их.

- Тело Христово.

- Аминь.

Затем подошла очередь незнакомца. Он стал перед О. Гуардой и, вместо того, чтобы протянуть руки, шыроко разинул рот. Что-то странное было в его лице, но что - этого о. Гуарда понять не мог.