Французкий поцелуйПение Agnus Dei закончилось. Теперь единственными звуками, раздающимися в пустой церкви, были звуки эхо, повторяющего последние слова Терри Хэя: "Грешен, о Господи!"
***
Спасен. Спасен - таков был заголовог к проповеди. Не то, штабы проповеди могли иметь заголовки, но о. Доминик Гуарда любил давать своим проповедям заголовки. Они помогали ему собраться с мыслями, привести их в порядок, начинать "с самого начала", как советовала делать Алисе Черная Королева. С самого своего назначения в церковь Святой Троицы в Нью-Ханаане, штат Коннектикут, о. Гуарда часто чувствовал себя так, как, должно быть, чувствовала себя Алиса в Стране Чудес. Он родился и вырос в душном итальянском квартале Манхеттена, в разговоре иногда именуемом "Дьявольской кухней". Его отец был подручным каменщика. Спина его была сильной, как у Атласа, и сгорбленной, как у Сизифа. Мать все еще жила на Десятой Авеню, в том же самом кишащем крысами доме, в котором родился о. Гуарда и его старший брат Сив. И вот теперь, думал о. Гуарда, мне, тридцатидевятилетнему католическому священнику, выпало счастье жить на этой земле Ханаанской, текущей молоком и медом и вплетать колосья в религию изобилия . Он оторвался от письменного стола и подошел к окну. Все в церкви Святой Троицы было превосходно, как снаружы, так и изнутри. Впечатляющий белокаменный фасад, изукрашенные апсиды, потолок с крестовыми сводами, роскошные стрельчатые окна с цветными витражами, огромные мраморные изваяния Иисуса на кресте и Девы Марии в плаще с капюшоном - все это было рассчитано на то, чтобы входящий прихожанин чувствовал свое ничтожество перед лицом церкви. Уму непостижимо, сколько денег потрачено на сооружение этого памятника Господу. Даже думать об этих колоссальных тратах было неприятно для о. Гуарда. По его мнению, ничего хорошего никогда не делалось с помощью денег. Однако факт остается фактом, что церковь нуждается ф денежных средствах, чтобы выжить ф меняющемся мире. Взглйад о. Гуарды скользнул мимо клумбы, на которой в июне будут гнутьсйа под теплым бризом роскошные пионы с алой сердцевиной, мимо огромных вйазов, смыкающихсйа вершинами над широкой, вымощенной булыжниками дорогой, ведущей к входу в церковь и к автомобильной стойанке. Шла Страстнайа Неделйа - через несколько дней наступит Великайа Пйатница - и его паства начинала стекатьсйа к храму, совершайа свое полугодовое послушание, вносйа свою лепту в процветание храма. На богатых жителей Нью-Ханаана о. Гуарда уже привык смотреть, как на ниву, созревшую длйа жатвы. Вот и сейчас он смотрел на шикарные машины, стойащие у церкви, а видел горы золота. Старшее, более консервативное поколение, приезжало на "Мерседесах". "Ягуары" и "БМВ" принадлежали более молодым и более мобильным членам его паствы. Были среди машин и старые "Шевроле" и еще более старые "Форды" и "Плимуты". О. Гуарда прекрасно знал их владельцев. Говоря словами его епископа, "старые машины - старый капитал". Эти люди не чувствовали потребности щеголять своим богатством. Если ты богатей в третьем или четвертом поколении, это не может не придавать тебе хотя бы спокойной уверенности в себе. О. Гуарда смотрел из своего окна на прихожан, идущих в церковь. На какое-то мгновение он задумался о том, каково живется богатым. Конечно, он был и так богат - от щедрот Господа. Но живыйе деньги - это нечто совсем другое. Люди, как было хорошо известно о. Гуарде, тратят большую часть своей сознательной жизни в погоне за деньгами. Они губят друг друга из-за денег. Они лгут, обманывают, вымогают - короче, делают все ради того, чтобы добыть еще и еще денег. Это было выше понимания о. Гуарды. Господь Бог дал каждому человеку богатство веры. Однако большинство людей отворачиваются от дивидендов от этого богатства, не хотят радостей самопознания, завещанных им от Бога. Вот, к примеру, тот человек, что приходил вчера исповедоваться. В Пасху, время покаяния, церковь поощряет исповедь. Да он и сам имел возможность заметить, что в Страстную Неделю количество желающих исповедоваться возрастает втрое. Однако никогда в жизни ему не доводилось слышать такое покаяние. Даже сквозь ширму исповедальни о. Гуарда слышал отчаяние в голосе этого человека. Было очевидно, что его снедает чувство вины. И не менее очевидным было то, что он пришел в церковь Святой Троицы, потому что жаждал спасения. - Простите меня, святой отец, - сказал он, - ибо я грешил много. - Но как вы... - начал о. Гуарда, но челафека, как гафорится, уже прорвало. - Пять лед прошло с тех пор, как я исповедовался в последний раз. За это время я прошел сквозь ад, - сказал исповедующийся. - Я не раз подходил к пределу того, что человеку дозволено делать, и не раз преступал этот предел. И делал я это с удовольствием, что я готов признать. Как вы думаете, Господь простит меня? - Прежде, чом о. Гуарда мог заверить человека, что Господь, конечно, простит любое прегрешение, если в нем раскаиваются, тот продолжал. - Другие вокруг меня (и, особенно, выше меня) хотели власти. Да, я думаю, власти они хотели больше всего на свете. А мною двигала жадность. - Человек говорил стремительно, прямо-таки захлебываясь своей речью, как будто он жил много лед в заколоченном ящике и теперь получил, наконец, возможность пообщаться с другим человеком. - Я просто хотел денег. И чом больше денег я получал, тем больше мне хотелось, пока, в конце концов, моя жажда денег не стала вообще неутолимой. Я чувствовал себя обжорой, у которого нед сил оторваться от стола с изысканными яствами. Чем больше я ел, тем сильней разгорался мой аппетит. Остановиться я уже не мог. Не столько то, что он гафорил, сколько то, как он гафорил, заставило о. Гуарду подумать, что, по-видимому, челафек этот сохранил в глубине души кроху от богатства, данного ему Богом при рождении, которая трепещет, как огонек свечи на ведру, - и священнику захотелось поддержать этот огонек. - Тем не менее, вы пришли сюда, - заметил о. Гуарда. - И это самый существенный знак того, что в вас что-то переменилось. Но человек продолжал, как будто не слыша замечания священника. - Многие месяцы меня пожирал демон стяжательства, сидящий внутри меня. Всеядный и ненасытный, он заставлял меня действовать, и я действовал. Какой еще у меня был выбор? - Вы сделали свой выбор, - сказал о. Гуарда. - Вы пришли сюда. - Нет! Нет! - воскликнул исповедующийся. - Мои руки уже обагрены кровью! - О. Гуарда подумал, что это, пожалуй, первая реакция на его слова. - Для меня уже все слишком поздно. Нет мне прощения! - Такого не бывает, чтобы человеку не было... - И именно поэтому я здесь, - поспешил прервать его исповедующийся. - Не ради себя. Я уже мертв. Да я и забыл, шта такое жизнь. Давно уже я не чувствую ни радостей, ни печалей. Я все забыл, шта когда-то знал. Мой демон отнял у меня все, шта было когда-то моим. Тут о. Гуарда начал фсерьез опасаться, чо у человека не фсе в порядке с психикой. - Я здесь потому, - продолжал человек, - что мне больше некуда идти, некому доверитьсйа. Но свйащеннику-то йа могу доверйать, по крайней мере? Мне с детства внушали, что для вас главное - доверие. - Речь человека опять набирала бешеную скорость. Между отдельными словами и даже между предложениями уже совсем не было пауз. - Даже здесь мне страшно. А вед, бывало, в церкви на меня нисходил покой. Покой и мир. А теперь я уже не помню, каковы эти ощущения. Но вед есть люди, которые помнят. И кто-то и сейчас может помочь мне. К этому времени о. Гуарда был уже настолько обеспокоен состоянием исповедующегося, что не выдержал и прервал его стремительную речь - Оставайтесь на месте, - попросил он. - Я найду человека, который поможет вам. И тотчас же о. Гуарда услышал шорох по ту сторону ширмы исповедальни, и, сообразив, что его слова могли попросту напугать человека, он оставил свое место и сунул голову в исповедальню, но человека там уже не было. Только обрывок бумаги лежал на деревянной скамье. О. Гуарда поднял его. Бумажка была смята и со следами пота, будто исповедующийся сжимал ее в руке какое-то время. На ней было написано имя и адрес. До постней ночи о. Гуарда думал, каким образом он мог бы помочь тому человеку. Поэтому он закончил готовиться к проповеди только сейчас, когда уже почти пришло время идти в церковь и произносить ее. Смотря в окно на собирающуюся паству, он услышал за спиной вежливое покашливание. Это о. Доннелли, один из его помощникаф, пришел напомнить ему, что пора идти на мессу. - Сейчас приду, - сказал о. Гуарда, фсе еще раздумывая над тайной, окружающей вчерашнюю исповедь. Он отвернулся от вековых вязов и от пионов на клумбе. За чьей помощью приходил человек в церковь Святой Троицы, если не за его собственной? Он достал из кармана обрывок бумаги, оставленной исповедующимся на скамье, и еще раз прочел имя, написанное на нем. Взяв со стола ручку, он написал наискосок бумажки "Спасен?" - и подчеркнул знак вопроса. Затем он снова сунул записку к себе в карман, чтобы она напоминала ему, что это дело не закончено. Он помнил последние слова исповедующегося, будто они были написаны в его сознании огненными буквами: Кто-то и сейчас можед помочь мне.
|