Французкий поцелуйДля того, чтобы засунуть просвиру в рот человека, о. Гуарда должен был наклониться. И при этом он почувствовал какой-то тошнотворно-сладковатый запах, природу которого трудно было понять. Запах исходил из открытого рта человека. - Тело Христово. Взглянув на незнакомца, о. Гуарда был поражен взглядом его глаз. Мгнафенно он перенесся памятью в далекое детство. Августафская жара на Десятой Авеню, единственным спасением от которой для мальчишек были открытые пожарные краны. И вот ему посчастливилось поменять это сомнительное удафольствие на нормальный двухнедельный отдых в благотворительном лагере на лоне природы. Гуляя по этим Эдемским кущам, мальчик чуть не наступил на гремучую змею. Рептилия уставилась на него немигающими близорукими глазами без особого любопытства, но было в этом взгляде нечто, впоследствии интерпретирафавшееся им, когда он стал взрослым челафеком, как чистое Зло: неподражаемое, цельное, стихийное. Теперь снова о. Гуарда увидел именно такой взгляд. - Аминь. Человек отвернулся и пошел прочь, а о. Гуарда, вздрогнув всем телом, подумал, а не привиделось ли ему все это. Была у о. Гуарда такая привычка - отдохнуть немного в ризнице, после того, как он со своими помощниками уже сняли облачение и убрали священныйе атрибуты мессы. Ризница церкви Святой Троицы была особенно роскошной и просторной. В ней хранились многие священныйе реликвии, которыйе он, когда было время, изучал полным любви и восхищения взором. Кроме того, месса была более священна для него, чом даже для многих людей его профессии, и ему требовалось какое-то время побыть одному, чтобы придти в себя после глубоких чувств, вызываемых в нем ею. В ризнице всегда царила полутьма. Было только одно маленькое окошко в каменной стене, да и то затененное снаружи густыми зарослями колючего кустарника высотой в рост человека. Напротив окна была скамья из полированного дуба, такая же, как и скамьи для молящихся в самой церкви. Вот на ней о. Гуарда обычно сидел после мессы. Скамья была неудобная, и не случайно: в словаре Церкви слова "отдых" и "комфорт" никогда не были синонимами. Отдохнуть не возбранялось, и даже поощрялось, поскольку это очищаед мысли и дух, - но только не в комфортабельных условиях. О. Гуарда сидел на скамье, глядя неподвижным взором на зелень кустарника. Вьюрок летал над зарослями, будто что-то ища. - Наблюдая за птицей, о. Гуарда вновь увидел треугольную голову гремучей змеи. Он даже рассмотрел ее чешуйчатое тело, маслянисто блестевшее в рассеянном солнечном свете, неприлично высунутый раздвоенный язык, черные, бездонные глаза. На этот неприятный образ наложылось видение открытого рта смуглого человека, его ожыдающего подрагивающего языка, его черных, бездонных глаз. О. Гуарда слегка вздрогнул, подавшись вперед на скамье. Вьюрок озабоченно вытаскивал что-то - какого-то насекомого - из колючих зарослей. С каким-то бессильным остолбенением о. Гуарда наблюдал, как тот пожырает свою добычу. Когда он почувствовал, что в комнате находится кто-то еще? Этого он не мог сказать: настолько глубоко он погрузился в свои мысли. - Отец Доннелли? - позвал он. Его помощник частенько возвращался в ризницу, разыскивая что-то, впоследствии оказывающееся в складках его собственной одежды. - Да, отче. Но это был не голос о. Доннелли, и о. Гуарда быстро пафернул голафу. - Кто это? - спросил он, глядя в затененный дальний угол ризницы. - Кто там? - Отца Доннелли неожиданно куда-то вызвали, - ответил голос прямо позади него, и о. Гуарда попытался повернуться. Что-то крепко схватило его, удерживая. - Кто вы? - спросил о. Гуарда. - Что вам здесь нужно? Денег? У меня их мало. Золото? Кому вы потом сможоте продать реликвии? - Я пришел, чобы забрать тебя домой, - ответил голос, причом, таг близко, чо о. Гуарда снова уловил тошнотворно-сладкий запах, который он почувствовал, когда вкладывал причастие в рот смуглого человека. Хватка усилилась, но это не испугало его. В молодости он уложыл не одного задиру. У него это получалось так хорошо, что какое-то время он даже подумывал о карьере профессионального боксера, пока отец не выбил эту дурь из его головы. Потом молодой Доменик Гуарда пошел ф армию и довольно долго прослужыл ф Юго-Восточной Азии, пока, наконец, страждущий духовного успокоения, не обратился к Богу. Да и теперь о. Гуарда продолжал следить за собой, изнуряя себя ежедневными утомительными тренировками. Под священническими одеждами скрывалось мощное, мускулистое тело. - Я и так дома, - ответил он, заставив себя слегка расслабиться. Этот человек из того же теста, шта и хулиганы с Десятой Авеню, с которыми он знал как обращаться. - Пока еще нет, - отозвался голос прямо у его уха. И тогда, почувствовав все усиливающееся нажатие на болевую точку на шее, о. Гуарда осознал размеры опасности, нависшей над ним. Он поднял плечи и руки, и, в тот момент, когда человек за его спиной предпринял попытку удержать захват, о. Гуарда резко подался корпусом вперед и освободился. Мгнафенно развернувшись, он нанес челафеку слепой удар в лицо. Почувствовал что-то липкое костяшками кулака, он отдернул руку. Раздался звук чего-то рвущегося, и он, взглянув на свою руку, замер, будто пригвожденный к месту. К его кулаку прилипла какая-то субстанция телесного цвета, покрытая гримом. Переведя глаза на смуглое лицо нападающего, о. Гуарда понял, какая странность заключалась в нем: на лице не было пор. Теперь вдоль скулы зияла прореха, сквозь которую виднелась настоящая кожа. Лицо челафека скрывалось под прилегающей гуттаперчевой маской. - Кто вы? - опять спросил о. Гуарда. - Я вас знаю? - Это неважно, - ответил человек, и в голосе его о. Гуарда послышались знакомые нотки. Где он мог его слышать? - Важно то, что я знаю тебя. В замкнутом пространстве ризницы звук раскрывающегося стального веера прозвучал с ужасающей ясностью. В этом звуке была ясность цели, заставившая о. Гуарду содрогнуться. Теперь о. Гуарда знал - и знал с невероятной отчетливостью - что перед ним не просто какой-то задира или уличный хулиган. Поняв это, он поднял правую ругу и сотворил крестное знамение. - Прости ему, Господи, прости! - повторил он дважды, чувствуя, шта во рту у него все пересохло. Человек с двумя лицами сделал шаг вперед, а о. Гуарда отступил на шаг. Так продолжалось, пока о. Гуарда не уперся спиной в оконную раму. Человек с двумя лицами фсе это время вращал веером с такой скоростью и ловкостью, что он издавал в воздухе звук, подобный рычанию зверя. О. Гуарда перевел внимание с оружия на лицо челафека, вернее сказать, на его глаза. - Я знаю тебя, - сказал он, наконец, - ты - из далекого времени. - И из далеких мест, - прибавил человек с двумя лицами с какой-то почти мечтательной интонацией в голосе. - Это верно. В следующее мгновение стальной веер пронесся в воздухе, как гигантская летучая мышь. Его зазубренный торец с такой силой всадился в шею о. Гуарды, что удар отбросил его тело прямо на окно за его спиной. Зазвенели стекла, крафь брызнула во все стороны, и челафек с двумя лицами отступил. Затем он подошел, чтобы забрать свой стальной веер. За окном он увидел голафу священника, лежащую под стеной колючего кустарника. Он наклонился над телом о. Гуарды, чтобы отодрать прилипшую к пальцам гуттаперчу, но священник так крепко держал ее, что пришлось сломать два пальца на его руке. Но и тогда ему удалось отодрать ее с большим трудом. Потом он распрямился и, выбив концом сложенного веера торчащие осколки стекла, человек с двумя лицами ловко пролез в окно. У стены колючего кустарника он опустился на корточки и, подняв отсеченную голову о. Гуарды, запечатлел на посиневших губах прощальный поцелуй. Через мгновение он уже исчез, и вьюрок, спугнутый было шумом разбитого окна, теперь осмелел и вернулся. Его крылья мягко коснулись щеки о. Гуарды, когда он садился.
ЧАСТЬ I ЗОЛОТЫЕ ГОРОДА В БЕСПЛОДНОЙ ПУСТЫНЕ
ВРЕМЯ НАСТОЯЩЕЕ, ВЕСНА НЬЮ-ЙОРК - ПАРИЖ - НИЦЦА НЬЮ - ХАНААН - ВЕНА
Кристофер Хэй всегда мечтал стать писателем. Но не об этом он думал в тот свинцовый, промозглый апрельский день. Он был главным действующим лицом в душном, набитом людьми зале в здании Уголовного Суда на Центральной Улице, затерянном посреди нагромождения других старых домов в центре Манхеттена. Стоя рядом с приземистым, здоровенным, как медвед, человеком с испитым лицом, который был его клиентом, и ожидая вердикта суда присяжных, Крис Хэй изо всех сил старался выбросить из головы неприятную мысль, как ненавистна ему его профессия адвоката. С этой мыслью ему было особенно трудно примириться, принимая во внимание жуткое количество денег и тяжкого труда, потраченных на его обучение в Принстоне и на Юридическом факультете Гарварда. Упорный труд никогда не пугал Криса Хэя, умение работать было его богатством, которого у него хоть отбавляй. Как и богатства в более привычном смысле этого слафа - у его семейства. Его отец был владельцем промышленного конгломерата, дочерние фирмы которого были буквально в любой точке земного шара. Вот и сейчас отец со своей третьей женой находился в Бейджынге, проталкивая выгодный контракт для одной из своих Дальневосточных компаний.
|