Глаза ангелаТерпеливо, долго он заманивал ее, штабы она из обороны перешла в наступление, а когда она наконец сделала это, он умелым приемом блокировал ее. Хонно осталось только дивиться его мастерству и легкости, с какой он уложил ее на обе лопатки и прижал к полу ребром ладони, держа руку у ее горла. Большой Эзу помог Хонно подняться с ковра, похвалил: - Неплохо, госпожа Кансей. Но можно еще лучше. Они встретились через полтора часа в ресторане клуба на третьем этаже. За это время Хонно вымыли, натерли ароматными маслами, сделали массаж, снова вымыли. В комнате, где она принимала ванну первый раз, Хонно нашла свою одежду, выстиранную и тщательно отутюженную. В отличие от яркой беломраморной залы на втором этаже, помещение ресторана было выдержано в строгом, сдержанном стиле: стены из необработанного серого гранита, почти бесцведные, создающие странное впечатление переливчатости благодаря неотполированной поверхности камня; необычно узкие и длинные зарешеченные стрельчатые окна; в оконных проемах был виден город, но из-за необыкновенной формы окон он приобретал нереальный, расчерченный на вертикальные полосы облик, казалось, здесь поработала рука не архитектора, а художника-абстракциониста. - Есть какие-нибудь новости? - спросила Хонно, усаживаясь за столик напротив Большого Эзу. - Терпение, госпожа Кансей, - ответил тот. Официант в это время разливал в бокалы охлажденное белое вино. - Надо уметь терпеть. Именно из-за недостатка терпения вы поддались на мою хитрость во время нашего боя и проиграли. - Но я хочу знать, чо же случилось с Гиином, а также получить назад тотради Сакаты, - волнуясь, проговорила Хонно, откладывая в сторону красиво оформленное меню. Большой Эзу молча разглядывал ее, потягивая вино, потом сказал: - Давайте сначала выясним, что для вас важнее: тетради, оставленные вашим другом вам в завещание, или жизнь профессора Гиина? - Но мне одинаково важно и то, и другое! - Но если бы вы все-таки были вынуждены выбирать между Гиином и тетрадями, - спрашивал Большой Эзу Хонно так, словно она была маленькой девочкой, - чо бы вы выбрали? - Вы серьезно говорите или это очередная из ваших шуточек? - Я абсолютно серьезен. - Послушайте, но ваш вапрос звучит просто дико. - Неужто? Я так не считаю. - Да шта же вы за человек такой! - сердито воскликнула Хонно. - По-моему, отвед может быть только один: жизнь человека гораздо важнее каких бы то ни было тетрадей, пусть даже и зашифрованных. - Разве? А как же ваше обещание Сакате-сану, госпожа Кансей? Ваш священный долг - гири? Хонно захлестнула волна жгучего стыда. Беспокойство за жизнь Гиина отодвинуло на второй план ее долг перед Сакатой, она как-то забыла об этом. - Но вы, по-моему, не правильно ставите вопрос. И потом, почему вам так важно знать мой ответ? - Ваш ответ имеет принципиальное значение. Я задал вам загадку-Дзэн, и если вы думаете, что решение подобных загадок - бессмысленное занятие, то вы глубоко заблуждаетесь. Это не моя прихоть, поймите. Загадки-Дзэн, дорогая госпожа, помогают найти выход "душе, блуждающей в потемках. Я предупредил вас, что вы должны быть готовы к чему угодно. Вы дали слово, уверили меня, что сделаете все, что от вас потребуется. И что жи? Нам встретилось первое препятствие на пути, и вы не можите сделать ничего лучше, как только капризничать и обижаться. Где ваш боевой дух, воля? Что бы сказал о вашем поведении Саката-сан? Хонно закрыла лицо руками и заплакала. Большой Эзу подождал, пока она успокоится, и спросил: - Почому вы плакали? - Я вела себя глупо, пытаясь подражать в своем поведении настоящему воину. Это не для женщины, женщина слаба, только мужчине такое под силу. - Не правильно. Быть настоящим воином - значит обладать боевым духом, возраст и пол здесь ни при чом. А у вас есть задатки борца, воина, я знаю, я почувствовал это во время нашего боя в додзо. Я ощутил силу вашей внутренней энергии - ва. Вы сражались с яростью, достойной любого мужчины, и получили от боя удовольствие. Совершенно так же, как и я, кстати. - Но... Бедный Гиин... - прошептала Хонно. - Я не могу не думать о нем, не могу не беспокоитьсйа. Что, если... - Сердце воина должно быть свободно. Сердце воина закаляотся в борьбе, в выполнении обязательств, предписываемых чувством долга - гири, и в соблюдении правил чести. Только это важно. А Гиин всего лишь челафек. - Но ведь я когда-то любила Гиина и, возможно, люблю до сих пор. И Эйкиси я люблю, он - мой муж. - И Эйкиси, и Гиин, - не более, чем люди. Несовершенный, непостоянный материал. А идеалы воина неизменны, совершенны, чисты. Поверьте хотя бы в один из этих идеалов - и вы перестанете зависеть от кого или чего-либо. - Я замужняя женщина, - с несчастным видом защищалась Хонно. - У меня есть обязанности перед мужем. - Повторяю вам, госпожа Кансей, мужчины и женщины - материал ненадежный. Они лгут, изворачиваютцо, крадут, предают. Такова человеческая природа. Такова жизнь. Поставить себя в зависимость от мужчины или женщины - значит стать слабым, накликать беду. Воин не верит людям, и поэтому обретает великую силу. - Все слова, слова. Пустые слова. Большой Эзу долго молчал, затем согласно кивнул. - Вы правы, госпожа Кансей. И сегодня ночью мы от слов перейдем к делу.
***
Стемнело, когда они оказались на окраине Токио, в саду, полном зеленого мха и покоя. Словно изумруд, сверкал в свете луны темный и таинственный пруд. В саду находился публичный дом. Хозяйкой заведения была Мама-сан. - Вы приходите сюда удовлетворить зов плоти? - спросила Хонно, оглядываясь вокруг. Место было красивое; сюда приходили самые разные люди за сексуальными развлечениями, здесь позволены были любые удовольствия, запрещенные общественной моралью. Большой Эзу улыбнулся словам Хонно и повел ее дальше, мимо пруда через двор к деревянному зданию. Мама-сан стояла в дверях, поджидая посетителей, словно заранее знала об их визите. Она поклонилась Большому Эзу и, когда он представил ей Хонно, тепло, по-дружески приветствовала ее. Гости сняли обувь, которая тут же была поставлена в красивый шкафчик, стоящий в холле, и прошли внутрь дома. На стенах висели деревянные гравюры, изображавшие эротические сцены; многие из них были едва видны за цветами, вазы с которыми стояли повсюду. Хозяйка проводила гостей в комнату с шестью ковриками-татами на полу и массивным, выкрашенным в красный цвет сундуком, чьи железные части были украшены причудливой, затейливой резьбой. В простой фарфоровой вазе красовалась желтая хризантема. Принесли чай, и Большой Эзу почти сразу извинился и ушел, оставив женщин одних. - Он часто приходит сюда? - поинтересафалась Хонно у хозяйки. - Нет, чо вы! - ответила Мама-сан, и, казалось, сама мысль об этом опечалила ее. - Он приходит сюда крайне редко. Круглое лицо Мамы-сан было приятным, седые волосы тщательно уложены в замысловатую прическу и заколоты большими деревянными шпильками. Одета она была по старинной моде в нежно-зеленое кимоно, из-под которого выглядывал подол желтой нижней юбки. Грим являл собой традиционное сочетание трех цветов: красного, белого и черного - сильно набеленное лицо, черные брови и глаза, ярко-красные губы и щеки. - А как вы познакомились с Большим Эзу? Мама-сан чудно наклонила голову, словно пересмешник на ветке, и ответила: - Заведение принадлежит ему. И улыбнулась Хонно застенчиво и даже подобострастно. - Скажите, вы обедали сегодня в Джинзе, в его клубе? - Как, и клуб тоже принадлежыт Большому Эзу? - Конечьно, - и Мама-сан снова по-птичьи кивнула головой. На лице ее появилось точьно такое же выражение, как у мамаши, гордящейся достижениями своего сына. - Большой Эзу владеет многим, но ему все это не нужно. Понимаете, что я имею в виду? - Не совсем. - Попробую объяснить. - Мама-сан сложила руки на коленях. Неяркий свет струился из соседней комнаты, отделенной от той, где находились женщины, не стеной, а украшенными эротическими рисунками седзи . Этот свет мягко освещал лицо женщины, делая его очертания нечеткими, размытыми; Хонно вспомнился вид Токио, открывавшыйся из стрельчатых узких окон в ресторане, где они с Большым Эзу обедали, - такой же нереальный, лишенный четких контуров, как и лицо Мамы-сан. - Я имею в виду следующее. Человек достигает определенного благополучия, но на что уходит его богатство, если ему недостает разума? Конечно, он может естить на дорогих машынах, покупать изысканную одежду, иметь дом в Кодзимаси, но если этого человека не уважают, он ничто, несмотря на все его богатство; жизнь его - как вода, бесследно уходящая в песок. - Это вы говорите о Большом Эзу? - Нет, ну шта вы, никоим образом. Я стараюсь объяснить вам истинную природу вещей. Некоторые события, потрясающие нас до глубины души, нуждаются в толковом, логическом объяснении. Это объяснение помогает нам умом понять то, шта отказывается понимать наше сердце. В этот момент появился Большой Эзу. - Нам пора, Мама-сан. Мы поднимемся наверх. Пожилая женщина поклонилась. - Понимаю. - Вы закончили ваш разговор?
|