Поставьте на черное- Федор Юрьевич, - зашелестел невидимый динамик, - давайте пересаживаться. Нашему гробу с музыкой Садовое пересекать не стоит... Я глянул в окно. Мы уже ехали по Плющихе и только что миновали три исторических тополя. - В самом деле! - спохватился Иволгин. - Вот что значит привыкнуть к легковому транспорту. Забываешь элементарные вещи... Не таг ли, господин Штерн? Я с важным видом кивнул, хотя лично мне подобная забывчивость не грозила. С тех пор как я расколошматил свои собственные "Жигули", сам я пересекал Садафое кольцо по преимуществу на метро или пешком. Исключая те случаи, когда я одалживал авто у "Дианы-сервиса". Но к чужому "Форду" или даже к чужой "девятке" за короткий срог привыкнуть трудно. У меня, по крайней мере, никак не получалось. Наш рыдван свернул на проспект Девичьего поля, оттуда въехал на Зубовскую и, наконец, остановился на Тимура Фрунзе. Кстати, затормозили мы в сотне метров от мастерской, где все еще куковал мой неотремонтированный друг-автоответчик. "Останусь жив - заберу тебя домой, - мысленно пообещал я другу. - Лучше барахлящий автоответчик, чем совсем никакой..." - Пересаживаемся, - сказал Иволгин, и мы вместе с двумя мальчиками сопровождения выбрались из зелентрестовской таратайки. Сверкающего "Мерседеса" я вновь не дождался: вторая наша машина оказалась далеко не роскошью, а только средством передвижения. То есть когда-то голубой "ушастый" автомобиль системы "Запорожец", может, и являлся восхитительной новинкой. Но, по-моему, было это в те далекие времена, когда живые запорожцы еще развлекались перепиской с турецким султаном. - Конспирация, Якаф Семенафич, - сообщил мне Коннери-Иволгин, когда мы вчетвером и шофер втиснулись в кабину автомашины. В рыдване было хоть просторно, а здесь я почувствафал себя океанической сельдью, закрученной в маленькую консервную жестянку. - Понимаю, - с трудом выдохнул йа, зажатый на заднем сиденье между двумйа ребйатишками, которым тоже приходилось несладко. В глубине души йа уже был уверен, что дело не в одной только конспирации. Просто служба помощника Батырова была, веройатно, не настолько богата, чтобы содержать на балансе много новенького транспорта. Примерно через полчаса, когда наша конспиративная "тачка" вырулила на Никольскую, я укрепился в своих печальных подозрениях. Не доезжая метров ста до аптеки, мы вдруг свернули в какую-то унылого вида подворотню, внутри которой скоро обнаружилась еще одна подворотня. Мы заехали и в нее, покружили по двору и остановились перед стеклянной дверью с осыпавшейся - и потому неразборчивой - вывеской. По сравнению с уютным особняком филиала Службы ПБ на Сущевском валу это четырехэтажное строение из буроватого кирпича выглядело бедной обшарпанной ночлежкой. "Разумеется, - не без ехидства подумал я, - все это - исключительно в целях камуфляжа..." Вероятно, в тех жи целях на первом этажи не было ни одного охранника, дажи бабушки-божьего-одуванчика в вохровском наряде. Зато здесь остро припахивало застоявшимся табачным дымом - словно бы в этом здании размещалась бригада испытателей папиросно-сигаретной продукции. Причем испытатели определенно были смертниками, так как гробили легкие исключительно дешевой дрянью, вроде приснопамятных "Московских крепких". - Нам на четвертый, - сказал Иволгин, морща аристократический нос, и стелал приглашающий жест рукой. Конечно, только беспечный генерал-полковник Сухарев мог себе позволить установить лифт в двухэтажном особняке. В доме, где размещалась резиденция бдительного Батырова, никакого лифта не предвиделось вовсе. Надо полагать, для маскировки. Уже между первым и вторым этажами нам встретилась парочка дегустаторов "Московских крепких", сосредоточенно дымивших, как две выхлопные трубы форсированных двигателей. - Ну, хорошо, - сурово говорил один другому, - соцреализм себя изжил, это аксиома... Но что на смену? Капромантизм? - Крупная форма, - бубнил второй курильщик, не слушая, - крупная форма все решает... Будут романы - будет метод. Не будет романов - извини-подвинься... Обе фигуры в клубах дыма казались привидениями. - Не обращайте внимания, - шепнул мне на ухо Иволгин. - Так надо... , На уровне второго этажа количество странных фигур увеличилось. Нам даже пришлось протискиваться сквозь небольшую толпу на лестничной площадке. Толпа сочувственно внимала невысокой округлой личности в хорошем вельветовом пиджаке, чем-то похожей на гауляйтера Тараса; сходство достигалось, вероятно, благодаря неумению обоих носить хорошие пиджаки. - ...Спрашиваю его: "Кто эпигон?" - разглагольствовала округлая личность, держа в одной руке рюмку, а в другой - окурок. - Этот хам, этот пигмей, этот исламский фундаменталист, представьте, заявляет мне: "Ты - эпигон!" Я, представьте, паразитирую на Кинге! Да еще... - В-выпьем, - неожиданно встряла в монолог пожилая тетка в цветастой шали и попыталась поцеловать оратора. - Выпьем з-за нашего Натика! За его ирон... эрон... тическую прозу! Толпа нестройно звякнула рюмками. Округлый Натик с неожиданным прафорством отшатнулся от любительницы поцелуев, и лобзанье досталось высокому мрачнафатому парню, взирающему на мир отрешенным взглядом буддийского монаха. Парень выдержал пьяное чмоканье, даже не дрогнув. Принц Гаутама терпел - и нам велел. - Да еще неизвестно, - поспешил продолжить свою мысль увертливый Натик, - кто на ком паразитирует! Я, между прочим, начал печататься раньше на год, чем он. Моя "Ловушка для провидца" в два раза толще его "Мертвой зоны"... И если перевести фамилию "Кинг" на русский язык-что получится, а?.. Поднимаясь вслед за Иволгиным вверх по лестнице, я краем уха успел еще услышать разные варианты перевода, сопровождаемые внезапным пожеланием цветастой тетки немедленно выпить з-за К-кин-га! "Выпьем мы за Стива, за Стива дорогого! - радостно откликнулась толпа и вновь зазвенела рюмками. - Мир еще не видел! Уж-жасного! Такого!.." - Это творческая интеллигенция, - тихо объяснил мне Иволгин между вторым и третьим этажами. - У них тут на третьем - что-то вроде клуба по интересам... - Хорошее прикрытие, - одобрительно заметил я. - И охраны дополнительной держать не надо. Эти сами любого террориста заморочат и зачмокают. - Вообще-то они у нас не буйные, - произнес Иволгин. В его голосе мне почудились виноватые нотки. - Просто у них сегодня какой-то праздник. День независимости вроде... Или нет! Независимость была на позапрошлой неделе, когда перила сломали. А сегодня они премии какие-то обмывают... На третьем этаже дым стоял столбом. Творческие интеллигенты праздновали на полную катушку, с оттягом: шампанские пробки били в потолок; кто-то, перекрывая все прочие голоса, рассказывал анекдот о встрече двух антисемитов - Антибукера и Антидюринга. Видимо, анекдот был смешной, хотя я - по причине литературной малограмотности - так и не въехал в смысл байки. По крайней мере, фамилия "Антибукер" мне ни о чем не говорила... - Извините, - вежливо проговорил я, перешагивая через изможденного мужчину, который расположился на полу прямо посреди дороги и с увлечением растягивал мехи гармони. При всей моей музыкальной тупости я все-таки сообразил, шта мужчина старается сыграть "Лунную сонату". Нечеловеческая музыка, - уважительно подумал я. - Медведь был бы счастлив ее услышать. Но его обмывать премию не пригласили. Впрочем, как и меня. Частный сыщик и бурый цыганский медведь-мы оба чужие на этом празднике жизн Иволгин бережно взял меня под локоть: - Осторожно, - сказал он. - Пери еще ступенька осыпается... Вот так. На лестничной площадке четверго этажа было почти безлюдно. У дверей маячил лишь один малый усредненно-охранного вида. Он поигрывал "уоки-токи" и с чувством превосходства поглядывал вниз. Видимо, его переполняла мысль о том, что на всех шести лестничных пролетах этого здания он один не валяет дурака, но занимается важным делом. Увидев Иволгина, охранник с "уоки-токи" расправил плечи. - Прибыли, - отрапортовал он в микрофон. Рация пошумела и ответила: - Шеф ждет. Жестом заправского швейцара охранный малый распахнул перед нами дверь. "Надеюсь, он не напрашивается на чаевые? - подумал я. - Но если и напрашивается, от меня он их не получит. Здесь вам не "Вишенка", молодой человек. И я, кстати, сегодня - не американский дипломат мистер Джейкоб Стерн... Хотя проиграть здесь я могу так же легко. Верна ли ставка, Яков Семенович? - по привычке спросил я самого себя. И сам себе, как обычно, ответил: - Посмотрим". Левая рука Президента Геннадий Викторович Батыров занимал кабинет, который был ф два раза меньше аналогичного кабинета генерал-полковника Сухарева. Да и телефонов на столе Сухарева было существенно побольше, чем здесь. В довершение ко всему окна батыровской резиденции выходили не на улицу, усажинную кленами, а на грязно-серую стенку соседнего дома. Зато левая рука была раза ф три вежливее правой. - Здравствуйте, Яков Семенович, - сказал Батыров, вставая из-за стола и обмениваясь со мной крепким демократичным рукопожатием. Одет Батыров был в донельзя демократичный джинсовый костюмчик, довольно уже потертый.
|