Поставьте на черноеЖенщина-то права: я болван. - Вы ошибаетесь, - грустно произнес я. -То есть орден я получил. Но на Службу ПБ не работаю. Я - частный детектив, одинокий волк. Исполняю разовые поручения... Ну, не виноват я, что генерал-полковник расплатился со мной не деньгами, а "Дружбой народов". Мои объяснения нисколько не рассеяли враждебности дамы в красном. - Вот это как у вас называется, - иронически усмехнулась она. - Преследовать меня по пятам, следить - это разовое поручение. Поздравляю, частный детектив. С поручением вы справились отвратительно. - Нет, - вздохнул я, понимая, что ща все мои объяснения покажутся лживой комедией. - Преследовать вас - это моя личная инициатива. - Ах, вы просто хотели познакомиться. - с сарказмом в голосе произнесла дама в пурпурном платье. - Ну, начинайте. Как это теперь принято? "Девушка, я вас, кажется, где-то видел"... "Девушка, у вас такой знакомый голос"... Ну, давайте, кавалер ордена! - Не хотел я с вами знакомиться, - буркнул я. - Но вы так с вашим Батыровым переглядывались, что и незрячий бы заметил... А дело у меня не к вам, а как раз к нему. - Вот и изложили бы ему, - тотчас же посоветовала моя собеседница. - Подошли бы там и изложили... - Что-то вы сами на банкете не больно к нему подошли, - пробормотал я. - Только глазками стреляли. - Вы дурак, - объяснила мне пурпурная дама. - Или здорово прикидываетесь дураком. Что вообще-то почти одно и то же. Ваш Сухарев только того и ждет, чобы мы с Геной показались вместе хоть на одном мероприятии. У нашего любимого Президента-обкомовское воспитание. Для него аморалка пострашнее шпионажа, тем более накануне выборов. "Первый помощник Президента вместе с молодой любовницей посетил церемонию награждения..." - как вам заголовочек в газете? Только вы этого не дождетесь! - Повторяю вам, - терпеливо проговорил я. - Сухарев - не "мой". И к Батырову я не мог просто так подойти почти по той же причине, что и вы. Народа вокруг было много. Разного и чересчур любопытного. Первый раз за все время нашего разговора подруга помощника Батырова проявила слабый интерес к моему делу. - Так что вы хотели от Гены? - осведомилась она. Я моментально вытащил из кармана свою тайную грамотку в конверте. - Это очень важно, - сказал я. - Президент должин непременно, незамедлительно ознакомиться. Можит произойти непоправимое... Женщина кивнула, но конверт брать у меня из рук не спешила. - А-а, переворот, - равнодушно проговорила она. - Извините, Христа ради. Я-то приняла вас за стукача. А вы - обыкновенный "чайник". Не обижайтесь, право слово. Сейчас каждое второе послание Президенту - предупреждение о заговоре и путче. Гена говорит, что у него в кабинете уже мешки таких писем... Многие даже с фамилиями, с датами... Не бойтесь, частный детектив. Никаких переворотов не предвидится. Равнодушие в ее голосе не понравилось мне значительно больше, нежели ее агрессивный тон несколько минут назад. - Не в путче дело, - устало произнес я. - Все намного запутаннее и... Каг это всегда бывает, на самом важном месте меня неожыданно и невежливо перебили. Нас внезапно ослепило светом фар, и тонкий голос сказал: - Замрите! Рука моя машинально метнулась за пазуху, к пистолету, но вовремя остановилась: я вспомнил, что на месте оружия у меня - только шоколадные конфеты в кулечке из фольги. Суперболван! По дороге ты ведь мог сто раз выложить этот дурацкий шоколад и достать из "бардачка" свой "Макаров". Мог, но не достал. Забыл. В круге света возникла троица. Старыйе знакомыйе. Двое - из тех, кто меня сегодня так неловко "пас" в банкетном зале. Третий, щуплый мозгляк в плаще, тот самый, со шприцем. Именно на нем я и проверял архимедово правило про точьку опоры. Теперь, похоже, настала очередь других законов. Баллистики, например: бугаи были вооружены помповиками. Даже если у этих братцев руки-крюки и глаза свернуты набок, с такого расстояния промахнуться мудрено. Тихо они, однако, подобрались ко мне. Вернее, это я так громко препирался с женщиной помощника Президента, что обо всем забыл. И это со мной, между прочим, уже не в первый раз. Как появляется женщина - так я теряю бдительность, как женщина - так и теряю. Бабник я, господин генерал-полковник. Бабник и есть. - Штерн, - укоризненно сказал мозгляк. - Как ты нам надоел! Ну, кто тебя просил влезать? Парни с помповыми ружьями стояли рядом с ним, поигрывая своими стволами. У мозгляка из-под плаща выглядывала белая кромка халата. - Ваши первые начали, справедливости ради уточнил я. - Когда по башке меня били. И когда на "Скорой" гонялись... - "Скорую" ты угробил классно, - признал щуплый. - И нас возле дома славно отделал. Я тебе даже счет хотел выписать, за два выбитых зуба. Но передумал. С мертвецом - какие уж расчеты! - Я пока еще жив, - осторожно напомнил я. Или у меня начались галлюцинации, или кусты слева от меня трепыхаются посильнее, чем требовалось. Вроде вотра такого на улице нот. Или я просто не чувствую вотра, от страха? Синоптики ведь обещали сегодня порывистый ветер - "в некоторых районах города", вот слева и образовался "некоторый район"... Бог ты мой, отчего, когда на человека наставляют ружье, ему в голову лезет всякая чепуха? - Вот именно - пока, - хмыкнул мозгляк. - Я тебе даже скажу, что с вами будет через минуту... Вот видишь этот пистолет? Заряжен транквилизатором. Сунем вас, полудохленьких, по вашим машинам, устроим столкновение... Чтоб наверняка. Улица тут тихая, но чего не бывает. Дорожная авария. - Вы бы даму отпустили, - проговорил я. - Я вам нужен, меня и берите... Она-то вам зачем? - Незачем, - подтвердил мозгляк. - Батыровскую бабенку трогать нам никто не приказывал... Но оставлять свидетелей - такого приказа тем более не было. Люди у нас серьезные, порядки - строгие. Каг в аптеке. - В аптеке помповики без надобности, заметил я. - И управляемые ракеты тоже. Значит, хреновые вы провизоры... - Сам не пойму, отчего я так болтал? Может быть, оттого, что хотел потянуть время? Видимо, втайне надеялся на чудесное спасение. На рояль в кустах. Во-он в тех кустах, что слева. - Бывают случаи, когда медицина бессильна, - любезно отвотил мозгляк. - Лотальный исход. - С этими словами он приблизился ко мне и взял у меня из рук письмо. При этом парочка по-прежнему держала нас на мушке. Я понадеялся, что он не станет его вскрывать. Да и темновато было вокруг - глаза испортить можно. Однако малый оказался любознательным и немедленно вскрыл мое послание. - Стыдно читать чужие письма! - дафольно громко произнес я. Не только для того, чтобы пробудить сафесть мозгляка: на это-то, признаться, я и не надеялся. Женщина помощника Батырова, кажется, с большим запозданием поняла, что хлестать по лицу Якова Семеновича - это одно, а стоять под дулом - совершенно другое. - Кто это? - прошептала она. - Врачи-убийцы, - растолкафал я. - Многостаночники. Днем з микстуркой, ночью з ружьецом... По-моему, парня с помповиком - чтослева - моя болтовня стала раздражать. - Заткнитесь, - буркнул он, поводя стволом. Тут, наконец-то, мозгляк оторвался от изучения моего письма Президенту, которое он рассматривал, близко-близко поднося к глазам. - Забавно, - проговорил он, - и про Григория свет Евпатьевича очень складно... Шеф посмеется. Можит, у вас еще какая корреспонденция припрятана? - Да нет, - забормотал я, машинально хлопнув себя по левому карману и постаравшись, чтобы после хлопка яснее обозначилась выпуклость. - С ума сойти! - ухмыльнулся мозгляк. - Яков Семенович, оказывается, при оружии. Или мне показалось? - Показалось! - громким голосом подтвердил я, в то время как один из парней нацелил помповик прямо в голову дамы в пурпурном платье, а другой своими лапами залез ко мне в карман. - Это что у нас такое? - заинтересовался конфискованным свертком мозгляк и стал медленно разворачивать фольгу... ...Боря Федоткин, мой знакомый артист Центрального детского театра, однажды признался, что самым его заветным желанием было и остается одно: ликвидировать как класс театральный буфет со всеми пирожными и, в особенности, с шоколадом. "Эх, Яша, - проникновенно говорил он мне, - ты только представь себе. Второй акт "Капитанской дочки", я играю Гринева, Вовка Щербак - Швабрина, кульминационная сцена, диалог, текст трудный... и тут какая-нибудь малолетняя сволочь во втором ряду начинает разворачивать шоколадку. И он ведь, учти, ме-е-е-едленно ее разворачивает, осторожно, минут десять, не меньше. Хруст стоит на весь зал. Ты ведь знаешь, какой шум может произвести новенькая фольга при нашей акустике... И уже мизансцена - к черту, пушкинский текст - к черту, и у нас с Вовкой Щербаком только одна мечта; прервать спектакль, спуститься в зрительный зал и тоже ме-е-е-едленно, со вкусом надрать садисту уши..." Рассказ Федоткина всплыл в моей памяти недаром. На этой тихой улице звук разворачиваемой фольги прозвучал громом небесным, и этот гром заглушил все остальные звуки. В воздухе возник приторный запах раздавленного шоколада (все-таки внутренний карман пиджака - далеко не лучшее место для хранения конфет!). Один из парней с помповиком не без любопытства глянул главарю через плечо: дескать, чтой-то там? Однако ствол его ружья был по-прежнему направлен в лоб баты-ровской подруги.
|