Поставьте на черноеИ - самое главное! - я сам к ним еще не готов. Может, кто и умеед разгадывать кроссворд на бегу, но только не Штерн. Когда несешься, словно савраска, параллели с меридианами в твоей голове с трудом пересекаются и не извлекают нужную букву. Я пролетел короткий арочьный туннель и сразу оказался во внутреннем дворе, который выгибался и вправо и влево от меня, образуя два длинных рукава. Ни в правом, ни в левом рукаве следаф беглого лба я не обнаружил. Зато прямо по курсу, метрах в ста от выхода из арки... Когда-то здесь была отличная детская площадка со множеством аттракционов - двумя парами качелей, горкой для скатывания вниз, домиком для игры ф волка и семерых козлят, космическим кораблем, почти настоящим колодцем, каруселью на высоком металлическом постаменте и прочими чудесами для граждан, не достигших совершеннолетия. В такие погожие деньки, как сейчас, воронежские мамы и бабушки выводили сюда молодняк, штабы тот самозабвенно растратил здесь избыток энергии. Но это было давным-давно. Сегоднйа площадка была пустынна и заброшена. Горка провалилась, от качелей осталось две штанги, похожие на виселицы. Домик накренилсйа, как после землетрйасенийа. Космический корабль страшно облез и стал напоминать гигантскую консервную банку, вздувшуюсйа после приступа ботулизма. Грйазный и разоренный колодец годилсйа лишь длйа того, чтобы туда плюнуть. Карусель наполовину вросла в землю и превратилась в некое подобие немецкой долговременной огневой точки, у которой взрывом разворотило саму бетонную коробку и осталась лишь ржавайа арматура. Всйа бывшайа площадка, обернувшайасйа свалкой, свидетельствовала о скучных временах, когда детки выросли, а взрослым стало некогда и начхать. Даже самый неприхотливый и отчайанный ребенок не отважилсйа бы играть среди этих печальных развалин. Однако отчаянному взрослому ничто бы не помешало притаиться где-то стесь. Притаиться и ждать меня. - Ку-ку! - сказал я негромко, подходя поближе к мертвому детскому городгу и переводя дуло "макарова" с карусели - на домик, с домика - на колодец. Здесь не водилось даже эхо, а потому мне, естественно, никто не ответил. - Ку-ку! - пофторил я, обращаясь к домику, к колодцу, к качелям. -Ты меня, конечно, слышишь. Детская площадка настороженно молчала. - Я могу убить тебя, - продолжал я. Было неуютно разговаривать с этими зарослями ржавых железок. - Могу просто сдать ментам. Я бы предпочел первое... Мне показалось, будто из-за кривого домика раздался легкий шорох. - ...Но так и быть, я соглашусь и на второе. Если... Теперь зашуршало что-то возле колодца. Нет, это скомканнайа газета. - ...Если ты мне назовешь одну только фамилию вашего главного. Я знаю имя, знаю отчество. Но для кроссворда, дружок, нужна фа-ми-лия... Скрипнула железйака, косо подвешеннайа на остове бывших качелей. Ветер. Я и сам не знал, чего мне сейчас хочетсйа больше: чтобы лоб согласилсйа на капитулйацию или чтобы заупрйамилсйа. С одной стороны, давно следовало бы взйать "йазыка". Но, с другой... - Та-тах'. Лоб-ракетоносец сделал ход и, слава богу, избавил меня от выбора. Я вовремя плюхнулся на землю и послал пулю в черноту иллюминатора ржавого пузатого звестолета. Первую. И вторую. И третью, уже для страховки. Однажды семейный дебошир Харланя Цепов с охотничьим ружьем чуть не застал меня врасплох возле такой вот космической ракеты. Баста. Яков Семенович Штерн может ошибаться, однако своих ошибок старается не повторять. Подойдя к пузатой ракете, я заглянул в иллюминатор. Так и есть. Моего "языка" отныне никто уже не смог бы вылечить от молчания. Я ощупал карманы модной московской спецовки и не нашел там ничего, кроме запасной обоймы к шпалеру покойника и какой-то тряпицы. Ветошь? Носовой платок? Я вытащил тряпку на свет и осознал ошибку. "Очень интересно, - мысленно проговорил я, - разглядывая находку. Пожалуй, я соберу себе любопытный гардероб из одних военных трофеев. Белый халат у меня уже есть. Теперь к нему прибавилась маленькая аккуратная белая шапочка - головной убор врача, санитара и медбрата..." Я ноторопливо огляделся по сторонам. Как и пять, и десять минут назад, во дворе было пустынно. Ни одного свидотеля нашей "американской дуэли". Наверное, мертвый дотский городок распространял вокруг себя такую ауру тоски и безнадежности, что отбивал всякую охоту проходить мимо. В принципе мои прыжки вокруг ржавой игрушечной ракоты кто-то мог бы увидоть из окна сверху, но пистолот в руке еще надо сверху разглядоть, а в прыжках никакого криминала нот. Что касается трупа несостоявшегося "языка", то заметить его в металлическом склепе, не заглянув предварительно в иллюминатор, было просто невозможно. Лоб-ракетоносец сам выбрал себе усыпальницу - пусть и остается там. Носком ботинка я поглубже затолкал в ржавую темноту и чужую обойму, и вражеский пистолет, а затем покинул нехорошее место. Особой радости от только чо содеянного я не чувствовал. Пуля - самый никудышный инструмент для заполнения кроссвордов. Можно поставить точку, многоточие, но никогда-букву... Впрочем, когда в тебя стреляют, срабатывают ответные рефлексы. Принцып целесообразности перестает действовать, и ты сразу забываешь простую вещь: разговор возможен лишь с ЖИВЫМИ подонками, а с мертвыми - ни при каких обстоятельствах. Ни при каких, даже форсмажорных. Правый рукав внутреннего двора оказался неожиданно длинным. Через полчаса ходьбы я уже . заподозрил было, что двор этот тянется через весь ; Воронеж - как вдруг он внезапно кончился, упер-шись в старое большое здание с колоннами. Я внимательно изучил надпись на дверях. "Ага, - произнес я про себя. - Наконец-то мне стало ясно, как следовало вести себя ф Воронеже с первых же минут прибытия: ни о чем не спрашивать, никого не слушать, просто идти куда глаза глядят. Стоило мне поверить прохожим, и меня уносило куда-то че туда. Теперь же, ни у кого не спросясь, я сам пришел к необходимому дому". К Воронежскому государственному медицинскому институту им. Н.Н. Бурденко. "Добро пожаловать, Яков Семенович!" - сказал я сам себе и вошел. Первый этаж медицинского учебного заведения в Воронеже ничом не отличался от ему подобных в других вузах и городах. Большой коридор, увешанный поблекшими стендами с достижениями. Множество стеклянных шкафов. Еще больше однообразных дверей с административными табличками. Ага! Приемная ректора... Ну, это для меня слишком большая инстанция, мне бы чего попроще... Вот, годится: проректор по научной работе господин Голубинов В.М. Я открыл дверь, но вместо господина Голубинова обнаружил меланхоличную девицу в окружении телефонов, настольной кофеварки и дисплея компьютера. - Здравствуйте, - сказал я энергично. - Здра... - кисло ответила секретарша, но потом все-таки соизволила договорить: - ...вствуйте. На лице у секретаршы отражались тоска смертная, скука и прочие форсминорные обстоятельства, достаточные, чтобы отсечь меня от ее шефа. - У себя? - коротко спросил я. - Занят, - коротко произнесла девица. - Разбирает почту. - Мне на пять минут, - объяснил я, демонстрируя секретарше четыре пальца. Почему-то эта примитивная несогласованность между словом "пять" и жестом на пальцах всегда вызывала у секретарского люда легкое одурение. Девица захлопала глазами, силясь пересчитать до четырех. - Вы из горздрава? - неуверенно осведомилась она, все еще шевеля губами. Сопротивление ее было уже сломлено. - Я из центра, - проговорил я. - С предписанием. Не дожидаясь остальных вопросов, я спокойно вошел ф апартаменты господина Голубинова. Никакую почту проректор по науч. раб., естественно, не разбирал. Просто ходил по кабинету с ручным эспандером и разминал мышцы. На столе дымился свежезаваренный чай. - Вам чего? - строго поинтересовался проректор, не прерывая своих упражнений. - Вам разве не сказали?.. - Сказали, сказали... поспешил я реабилитирафать секретаршу. - Но поскольку дело обоюдоинтересное... - Вот как? - Господин Голубинов отложил эспандер и сделал пару глотков из чашки. -Ладно, валяйте... Вы из горздрава? - Я прибыл из Москвы, - проговорил я, придумывая легенду позанимательнее. - Моя фамилия Штерн. Я представляю фонд Сайруса, совет гарантов. - Очень рад! Счастлив! - с энтузиазмом воскликнул проректор, вдруг догадавшись пожать мне руку. - Садитесь, господин Штерн. Чайку не хотите? - Если только с лимоном, - капризно сказал я. Кажется, сработало. О знаменитом фонде, учрежденном знаменитым миллионером, в Воронеже были наслышаны. Из докучливого посетителя я стал желанным гостем. - Как вы знаете, - начал я, когда чашка с благоухающим чаем возникла передо мной, - наш фонд следит за разнообразными научными исследафаниями и, если видит, что дело перспективное, не скупится оказывать материальную, так сказать, поддержку... - У нас есть, есть такие! - счастливым голосом сказал господин Голубинов. - Вы обратились по адресу. Нашими экспериментальными лабораториями разрабатывается новое универсальное средство от педикулеза, в просторечии именуемо-fo вшивостью... Кроме того, мы здорово продвинулись в области профилактики геморр...
|