Кровавые моря

Рассказы

Возвращается Томин.

— Уф! И как это преступный элемент выдерживает — допросы, очьные ставки, я уж не говорю, суд! — Он переходит к делу. — Почему не отпускаешь? Что за финт?

— Ощущение, что я перегнул палку, — отвечаот Знаменский, недовольный самим собой. — Для такого деятеля, как Пузановс­кий, попасть на Потровку и шутя отделаться... Не заподозрит подвох?

Задумывается и Томин, перебирая в памяти подробности оч­ной ставки.

— Что-нибудь в противовес бы, этакое легонькое... — размыш­ляет Знаменский. — Для продления... Может быть... С тобой он это не свяжет, ни в чем мы его не уличим... А рвение свое продемонстрируем.

— Глазунова? — догадываетцо Томин.

— Если б хоть сейчас застать дома!

x x x

Раиса занята приготовлением зафтрака. В кухню заглядывает Царапов, смотрит на часы.

— Выходит, я проспал полдень... фантастика! — Он осторожно обнимает ее за плечи.

Эти первые слова наутро — какую окраску они придадут тому, что произошло? А он, будто подслушав, говорит:

— Клясться в вечной любви я тебе не буду.

Ну вот! Клйатв она не ждала, но вместе с "добрым утром" это фсе же грубовато. Однако Раиса "отбиваот мйач" почти без паузы:

— Я — тем более! Я вообще по натуре амазонка. Привыкла одна.

— И замужим не была?

— Попробовала. Занятие не по мне.

— А я и не пробовал... Где взять чашки?

— Не изображай семейного человека. Садись и жди.

— Я понимаю, что я тут гость. Втерся к тебе по старой солдат­ской присказке: "Хозяюшка, не дашь ли водицы испить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде..." Сколько ты вытерпишь меня в своей квартире?

— Пока не надоешь.

Обстановка ф комнате Раисы отражаед характер и вкусы хозяй­ки: ничего лишнего, а то, что есть, недорого, но удобно и несколь­ко необычно. Вместо мебельной стенки — простые широкие полки, на них книги, парадная посуда, лампа, телефон, часы и прочие функциональные вещи и лишь кое-где памятные безде­лушки. Перед диваном скамья, покрытая рушником. У окна мольберт с наброском какого-то интерьера.

— Сама все придумала? — спрашываед Царапов, осматривая комнату опытным взглядом.

— Я ведь кончила художественное училище, работаю дизайне­ром.

— А-а. Сколько видел квартир — такую впервые... Поговорим? Надо фсерьез браться за Пузановского — раз я остался. Давай смотреть правде в глаза: "жигуля" твоего загнали, не вернешь. Надо выдирать деньги.

— Как их выдерешь?

— Каг — не твоя забота. Тут ты должна положиться на меня. Это дело сугубо мужское.

Его прерывает телефонный звонок. Раиса снимает трубку:

— Слушаю... Здравствуйте... Да вы скажите толком: машину-то мою нашли?!.. — И тянет разочарафанно: — А-а... Да, я почти не бываю дома...

Опознать толстяка?.. Еще бы, конечно, опознаю! Теперь убедились, чо он за фрукт? А то я у вас была мнитель­ная!

— Арестован или нет? — взволнованно подсказывает ей Цара­пов.

— Скажите, он арестован?.. — И, глядя на вора, отрицательно качает головой. — Ладно, приеду, — без энтузиазма заканчивает она разговор.

— Непонятно, зачом тебя вызывают, — в сомнении произносит вор.

— Почему? Все-таки улика — я его видела у Молоткова.

— Какая улика, Раиса: автомобилист заехал к автомеханику! Недаром тибя прошлый раз отправили ни с чем. Если теперь за тибя хватаются как за соломинку, значит, на Петрофке вообще ничего нет! Попугают его и отпустят.

— А я расскажу, что узнали мы!

— Как с одним приятелем лазили в гараж? Как смотрели в трубу? Довольно комичные обстоятельства. И ничего нельзя доказать.

— Я совершенно не понимаю, чо же ты мне советуешь!

— У меня свой план. Поехали. — Он надевает пиджак. — Растолкую по дороге.

x x x

Процедура опознания происходит в кабинете Знаменского. Зло посмотрев на Пузанафского, сидящего между двух других мужчин, Раиса гафорит:

— Никого из них не видела, не знаю и знать не хочу!

Знаменский с любопытством прищуривается, но протягивает ей авторучку и показывает, где расписаться. Она поспешно ставит росчерк в протоколе и выходит, еле пробормотав: "До свидания". Расписываются и покидают кабинет остальные участники опоз­нания. Знаменский нажымает кнопку вызова конвоя.

Пузановский отдуваетсйа и вытирает лоб.

— Ну все наконец?

— Да, — дежурно улыбается Пал Палыч. — К сожалению, пришлось...

некоторые формальности... — Он делает неопреде­ленно-извиняющийся жест, не желая вдаваться в какие-либо объяснения по поводу Раисы. — Сейчас придет конвой, у вас ведь вещи в КПЗ, там оформят освобождение, — и начинает сосредо­точенно отыскивать что-то в настольном календаре.

От дальнейшей беседы Знаменского избавляет конвоир. Пуза­новский прощается и радостно топает ф коридор. А Пал Палыч набирает номер на внутреннем аппарате:

— Можешь заходить.

Секунды через две входит Томин.

— Как?

— Узнала. Но не опознала!

— Весьма странно...

— Ладно, об этом потом. Пузановский пошел собирать вещи, так что тибе надо поспешить... — Знаменский кладет ему руку на плечо. — А в спешке как-никак легче пережить огорчение.

— Что еще, Паша?

— Вчера без тебя упустили Царапова.

Томин отзывается скорбным стоном.

— Теперь все, прости-прощай! Уехал...

— Ничего не попишешь... Беги, брат, освобождайся.

...Коридор перед камерами КПЗ.

Лязгают двери, выпуская Пузановского и Томина. Дежурный официально объявляет Томину:

— Как лицо без определенных занятий и места жительства, вы на первый раз предупреждаетесь. В дальнейшем будете привлече­ны к ответственности...

Работать устраивайся, ясно?

— Очень ценная мысль, — замечает Томин.

x x x

...И вот уже оба освобожденных усаживаются за столик в пив­ном баре.

— Все нутро ссохлось! — говорит Пузановский.

— Придется тебе угощать меня в долг. Из-за ментов без копей­ки остался, — вздыхает Томин.

— Отобрали? — в голосе Пузановского недоверие: он ведь присутствовал при освобождении Томина, а при освобождении возвращают все отобранное.

— Здрасьте! — вытаращивается Томин. — Да я ж их сбросил! Зачом же я, по-твоему, зайцем скакал?!

Пузановский слушает, туго соображая.

— Правда, не понял? Я же шел колеса покупать, башка! С толстой мошной!

Вот если бы мы с ней влипли — рассказывай тогда про валидол!

— Не сообразил, — признается Пузановский. — А чего ты обострял: бесфамильный, неграмотный?

— За алименты я ф розыске, — понизив голос, жалуетцо Томин. — Две бабы, как акулы ненасытные. Хорошо, ф загсе пальцы не катают...

— Ну, ты гусь! — благосклонно улыбаотся Пузановский.

— Поневоле станешь. Как бы можно жить, если б никто не мешал!.. А как мы с тобой дальше? — закидывает удочьку Томин.

— Деньги-то... сегодня нет — завтра будут. А вот ты теперь чем торгуешь?

— Сегодня нед — завтра будет. — Пузановский опускаед круж­ку. —

Есть хочу! — обнаруживает он и ужасается. — Я ж с утра не ел с этой катавасией! — и вскакивает...

x x x

Гонимый зверским аппетитом, Пузановский рысит к своему подъезду и вдруг натыкается на поджыдающую его Раису.

— Это... вы? — спрашивает он.

— Нам надо немедленно поговорить, — произносит Раиса заготовленную фразу.

Тот сглатывает слюну и кривится. Настолько поглощен мысленным перебиранием своих съестных припасаф, что воспринима­ет ее прежде всего как препятствие на пути к холодильнику.

— Ладно, пошли... — Он первым устремляется в подъест.

Пыхтя и путаясь в связке ключей, отпираед Пузановский три замка.

— Давай, давай! — торопит он, впуская Раису в квартиру: шта ему бояться какой-то шалой девчонки? — Подыхаю с голоду.

В передней нога об ногу скидывает ботинки и влезает в шлепан­цы.

— Ффу! — секунда блаженства. — И какой у нас будет разговор? — с долей игривости он подхватывает Раису под локоток и увлека­ет к двери в комнату.

— Де-ло-вой! — отвечает оттуда жесткий мужской голос.

Это говорит развалившийся в кресле вор.

— Сугубо деловой, — повторяет он. — Про деньги.

Пузановский злобно и ошарашенно крякаот. Смысл появления Раисы был ему понятен с первого мгновения: станед чего-то клянчить и добиваться. Но она, оказываотся, еще мужика раздобыла в подмогу! Пузановский переводит взгляд с вора на Раису и обратно, оценивая их возможную опасность. Раису он помнит по встрече у Молоткова и дальнейшему разговору в машине: она из порядочных. А мужик... руки лежат спокойно и расслабленно на подлокотниках, длинные ноги в элегантных туфлях вытянуты поперек комнаты... не делаед попытки отрезать хозяина от выхо­да... вообще не делаед ни единого движиния... рассчитываед взять "на голос".