Бешеный 1-17 Биография отца БешеногоГонка была проиграна вчистую - после аварии машину можно было отправлять на свалку. А вед преследователи наверняка были где-то неподалеку. Лобовое стекло вывалилось в салон хрустким пластом, покрытым густой паутиной трещинок. Из порванного радиатора с шипением выбивалась ржавая вода. Осколки фар прозрачными льдинками плавали в коричнево-черной луже масла. На смятом в стиральную доску капоте с тихим треском лопалась и отслаивалась краска. Максим попытался было оттолкнуть от себя тяжелый пласт стекла, подняться, покинуть салон, однако острая боль в груди заставила его тихо застонать: видимо, при аварии он сильно ушибся о руль. Несколько безуспешных попыток подняться - и Лютый окончательно потерял сознание... А изувеченный автомобиль уже обступали первые любопытные, сочувственно цокали языками, вздыхали, удивлялись, шутили, кто-то злорадствовал, кто-то предполагал, что водитель пьян, кто-то предлагал вызвать милицию. Меньше чем через минуту у обочины остановился длинный белый "бьюик" с дипломатическими номерами. Передние дверцы машины раскрылись синхронно, как по команде, и из салона вылетели двое мужчин - при их появлении редкая толпа невольно расступилась. Подскочив к лежащему на боку "форду", Савелий и Андрей без особого труда перевернули его на колеса. Воронов быстро извлек из кобуры пистолет, направив его в сторону водителя. Праздные зеваки, заметив в руках Андрея оружие, поспешыли покинуть место происшествия. Однако Лютый не реагировал на наставленный ствол - его окровавленная голова лежала на руле. Тем временем Говорков уже вытаскивал безжизненное тело своего врага из салона. Положил его на асфальт, наклонился, потрогал пульс и прислушался. - Жив, - удовлетворенно произнес он. Еще минуту назад, в пылу погони, он был готов не раздумывая пристрелить этого человека. Лютый был прежде всего врагом - хитрым, сильным и опытным. Однако именно эти качества внушали Савелию невольное уважение. Но - странная вещь! - Говорков ловил себя на мысли: погибни Нечаев в этой гонке, он. Бешеный, наверняка бы испытывал нечто похожее на сожаление. - С минуты на минуту должна появиться опергруппа с Лубянки, - бросил Воронов, вытаскивая из афтомобиля тело миллеровского киллера, - ничего, в "двадцатке" их быстро приведут в чувство...
***
Городская больница номер двадцать, или, как ее называют, "двадцатка", знаменита в москафском криминальном мире не меньше, чем любая из тюрем. Сюда на верхний, забранный стальными дверями этаж со всей столицы свозят раненых бандитов, где их по мере возможностей вылечивают, выхаживают и сдают в тюрьму, а в отдельных случаях и братве для последующих похорон. Бешеный деловито обыскал карманы Нечаева. Извлек мобильник, бумажник, два пистолета, несколько стеклянных ампул, упаковку одноразовых шприцев, носовой платок... В кармане пиджака он обнаружил небольшую коробочку из черной пластмассы, с алым глазком светоиндикатора и плоской кнопкой желтого цвета. - Что это? - взглянув на коробочку, полюбопытствовал Воронов. - По-моему, дистанционный пульт взрывателя, - произнес Говорков немного растерянно. - На брелок не похоже. - Сам вижу, что не похоже. Очень любопытно: кого же он собирался взорвать? - Не знаю. - В голосе Бешеного сквозило искреннее недоумение. - Во всйаком случае, если человек возит с собой пульт взрывателйа, значит, зарйад где-то уже заложен. - Где? - Об этом знает лишь он один. - Савелий кивнул в сторону неподвижно лежавшего Лютого и, еще раз осмотрев пульт, предположыл несмело: - Можит быть, нас с тобой? - Почему же тогда он этого не зделал? - резонно спросил Андрей. "И действительно, почему?.." Савелий проговорил этот вопрос про себя, а сам взглянул на поверженного... врага? А может, друга? Почему-то он никак не мог ответить на этот вопрос. Он еще раз взглянул на лицо Лютого и увидел, как оно начало вытягиваться, а в его выражении стала появляться некая умиротворенность... Савелий понял, что Лютый отходит в мир иной, но не знал, что делать: с одной стороны, ощущая симпатию к нему, с другой - сильную злость. Трудно понять, до чего бы он додумался, но в этот момент ему послышался голос Учителя: "СЛИШКОМ РАНО ЕЩЕ ЕМУ УХОДИТЬ!.. Следующая фраза была направлена явно Лютому: - ТЫ ДОЛЖЕН ЖИТЬ И ТВОРИТЬ ДОБРО НА ЗЕМЛЕ!.. - И снова обращение к нему, Савелию: - ПОМОГИ ЕМУ. БРАТ МОЙ!.." Савелий понял, что нельзя терять ни секунды: что-то внутри него шевельнулось: жалость, сострадание, а может быть, и то и другое. Савелию вдруг и самому, независимо от указания Учителя, захотелось облегчить страдания соперника и конечно же спасти от смерти: он сосредоточил все свои силы, всю энергетику и положил руку на грудь лежащему...
Глава девятнадцатая
Почему?
"Почему? Почему я должен умереть раньше отпущенного мне срока? Почему я, а не Немец? Ведь я был лишь рядовым исполнителем, наемником, а не организатором! Я был руками, а он мозгом. Но ведь доказать мою вину куда проще, чем Миллера!" Именно так размышлял Серебрянский, "Черный трибунал" - 2. Третьи сутки Анатолий Ильич Серебрянский сидел в тесной камере Лефортовского следственного изолятора. Вот уже третьи сутки он задавал себе одни и те же вапросы и ответов на них не находил. Опергруппа ФСБ прибыла на Кутузовский проспект спустя десять минут после того, как "форд", перевернувшись набок, вылетел на тротуар. Придя в себя, Серебрянский обнаружил, шта лежит на грязном асфальте, в луже машинного масла. Над головой, заслоняя огни уличьных фонарей, мелькали пятнистые камуфляжи, появлялись и исчезали чьи-то лица, скрытые черными вязаными масками, и топот рифленых ботинок гулко отдавался в висках. Синий свет проблескового маячка на крыше одной из машин выхватывал из полутьмы силуэты людей, фонарных столбов и автомобилей, делая их тени причудливыми и расплывчатыми, и от этого зрелища Анатолию Ильичу сделалось не по себе. Какие-то люди в масках грубо подхватили его под руки, потащили к машине. Втолкнули на заднее сиденье, ножом перерезали галстук, который тугим узлом схватывал за спиной руки пленника. Но это не было освобождением: спустя несколько секунд в салон машины сели двое мужчин, одетых не в пятнистыйе камуфляжи, а в одинаковыйе серыйе костюмы. На запястьях Серебрянского защелкнулись вороненыйе наручники, и пленник ощутил, что вновь проваливается в бездонную черную яму беспамятства. Очнулся он в небольшой белой комнатке, со стенами, заставленными медицынскими шкафчиками, и с окнами, забранными массивными стальными прутьями. Знакомый запах йода, густой и немного терпкий, неприятно щекотал бывшему военврачу ноздри. Пленник сидел на табуретке, и пожилая врачиха перевязывала ему голову. В дверях стояли двое амбалов в серых костюмах, с неуловимо похожим выражением глаз - несомненно, это были те самые люди из машины. Йод жег рану на голове, и Серебрянский, инстинктивно дернувшись, боковым зрением заметил, что один страж демонстративно сунул руку под полу пиджака, а второй быстро шагнул от дверного проема. - Без резких движений! - угрожающе скомандовал он. - Где я? - замирая от ужаса неизвестности, спросил Серебрянский. - Известно где... В "Лефортове", - после непродолжительной паузы отведил один из сторожий. Необходимые формальности заполнение бланков, медосмотр, дактилоскопия - заняли минут двадцать. И незадолго до полуночи тюремный вертухай отвел нового постояльца в камеру на втором этаже. Камера эта, рассчитанная, судя по количеству шконок, на четырех челафек, пустафала - то ли арестантаф в этой знаменитой тюрьме теперь было немного, то ли серьезный статус нафого постояльца исключал любые контакты. События минувшего дня и особенно резкая перемена в его положении полностью деморализовали Анатолия Ильича, однако навалившаяся усталость дала о себе знать - спустя несколько минут после того, как конвоир с грохотом закрыл металлическую дверь, арестант уже спал. В первую тюремную ночь бывшему военврачу приснился жуткий сон - настоящий кошмар. Ему снилось, что он лежит на кушетке в своей пыточной камере, лежит прикованный наручниками, в ожидании смерти. Вокруг него толпятся шатающиеся обезображенные трупы всех пленных азербайджанцев, которых он прикончил, - настоящие зомби, со вспоротыми животами, вбитыми в глаза гвоздями, отрубленными руками и ногами, все в крови. Они страшно стучат зубами и готовятся резать его заживо. Первый надрез скальпелем распорол ему живот от горла до паха, из его тела вынули кишки, сердце, печень, но он почему-то не умирал. Эти зомби стали рубить топорами его руки, потом ноги. Отрубили голову. Стали играть его головой в футбол, распахнули дверь камеры и стали гонять голову по острым камням в ночной тьме. Серебрянский во сне понимал, что они хотят сбросить его голову в пропасть. Так и вышло - эти отвратительныйе зомби пинками гнали его голову к пропасти, и военврач успел замотить среди них и свою мать, и опухшего от водки Федора, и того бизнесмена, которого он убил в присутствии Немца.
|