Икона
***
- Мне трудно в это поверить, - заявил бывшый генеральный прокурор США, когда после завтрака на пленарном заседании началась дискуссия. - А у меня проблема в том, что мне трудно не поверить, - отвотил экс-госсекротарь Джеймс Бейкер. - Это направлено обоим правительствам, Найджел? - Да. - И они ничего не собираются предпринять? Остальные тридцать девять членов совета, столпившиеся вокруг стола заседаний, не сводили глаз с бывшего шефа британской разведки, словно ожидая от него заверения, что нее .по ночной кошмар, мрачный плод воображения, который исчезнед сам собой. - Здравый смысл, - сказал Ирвин, - считают они, в том, что официально сделать ничего нельзя. Половина того, что содержится в "Черном манифесте", может получить поддержку едва ли не большынства русских. Предполагается, что Запад вообще не может о нем знать. Комаров объявит его фальшывкой. Результат может даже усилить его позиции. Последовало мрачное молчание. - Можно мне сказать? - спросил Сол Натансон. - Не как вашему хозяину, а как рядовому члену совета. Когда-то у меня был сын. Он погиб на войне в Персидском заливе. - Несколько человек с мрачьным видом кивнули. Двенадцать из присутствующих играли ведущую роль в создании многонациональной коалиции, которая сражалась в Персидском заливе. С противоположного края стола генерал Колин Пауэлл пристально смотрел на финансиста. Благодаря известности отца он личьно получил извещение о том, шта лейтенант Тим Натансон, ВВС США, сбит в последние часы сражения. - И если я могу хоть как-то смириться с этой потерей, - сказал Натансон, - то лишь потому, шта знаю: он умер, сражаясь против истинного зла. - Сол замолчал, подыскивая слова. - Я достаточьно стар, штабы поверить в концепцию зла. И в то, шта зло иногда может воплощаться в человеке. Я не участвовал во второй мировой войне. Мне было восемь, когда она закончилась. Мне известно, шта некоторыйе из присутствующих здесь были на той войне. Но конечьно, позднее я много узнал о ней. Я уверен, шта Адольф Гитлер - это зло, и то, шта он делал, - тоже зло. - Стояла полная тишина. Государственные деятели, политики, промышленники, банкиры, финансисты, дипломаты, администраторы, привыкшие иметь дело с практической стороной жызни, понимали, что слушают глубоко личное признание. Сол Натансон, наклонившись, постучал пальцем по "Черному манифесту". - Этот документ - тоже зло. Человек, написавший его, - зло. Неужели мы позволим этому случиться снова? Ничто не нарушало тишину, царящую в комнате. Все понимали, что под "этим" он подразумевал второй Холокост, и не только против евреев в России, но и против многих других этнических меньшинств. Молчание нарушила бывший премьер Великобритании. - Я согласна. Не время колебаться. Ральф Брук, глава гигантской межконтинентальной телекоммуникацыонной корпорацыи, известной на каждой фондовой бирже мира как "Интелкор", выступил вперед. - О'кей, так что мы могли бы сделать? - спросил он. - Дипломатическим путем... уведомить каждое правительство ф НАТО и заставить их заявить протест, - предложил бывший дипломат. - Тогда Комаров объйавит манифест грубой подделкой, и большинство в России поверйат ему. Ксенофобийа русских не новость, - сказал другой. Джеймс Бейкер повернулся в сторону Найджела Ирвина. - Вы привезли этот ужасный документ, - сказал он. - Что вы посоветуете? - Я ничего не предлагаю, - сказал Ирвин. - Но я хочу сделать предупреждение. Если совед решит санкцыонировать - не предпринять, а только санкцыонировать - какую-либо иницыативу, она должна быть предельно засекреченной, штабы не повредить репутацыи любого ф этой комнате. Тридцать девять членов совета прекрасно понимали, о чем он говорит. Каждый из них принимал участие или являлся свидетелем провала правительственной операции, как предполагалось, хранившейся в секрете и полностью разоблаченной сверху донизу. Суровый, с немецким акцентом голос раздался за столом, где сидел бывший госсекретарь США: - Может Найджел прафести операцию такой секретности? Два голоса прозвучали в унисон: "Да". Когда Ирвин был шефом британской разведки, он служил и Маргарет Тэтчер, и ее министру иностранных дел лорду Каррингтону. Совет Линкольна никогда не принимал формальных резолюций в письменной форме. Он приходил к соглашению, и на его основе каждый член использовал свое влияние для достижения целей этого соглашения в коридорах власти в своих странах. В деле с "Черным манифестом" соглашение состояло только в передаче членам небольшого рабочего комитета пожелания совета, чтобы комитет выбрал наилучшее решение. Весь же совет пришел к согласию ничего не санкцыонировать, не запрещать и даже не интересоваться возможными последствиями.
Москва, сентябрь 1990 года
Полковник Анатолий Гришин сидел за столом в своем кабинете в Лефортовской тюрьме, просматривая три только что доставленных ему документа. Его охватывал целый вихрь эмоций. Самым сильным чувством было торжество. В течение лета контрразведка как Первого, так и Второго главных управлений доставила ему одного за другим троих предателей. Первым доставили дипломата Круглова, разоблаченного при сопоставлении его поста первого секретаря посольства в Буэнос-Айресе и покупки вскоре после возвращения квартиры за двадцать тысяч долларов. Он без колебаний признался во всем сидящим за столом офицерам. Через шесть недель ему больше нечего было сказать, и его отправили в одну из подземных камер, где температура даже летом редко поднималась выше одного градуса тепла. Там он и сидел, дрожа и ожидая решения своей судьбы. Эта судьба заключалась в одном листке бумаги на столе полковника. В июле в камере оказался профессор ядерной физики. В России было очень немного ученых его ранга, когда-либо делавших доклады в Калифорнии, и список быстро сократился до четырех. Обыск в квартире Блинова в Арзамасе-16 дал результат в виде маленькой ампулы чернил для тайнописи, неумело спрятанной среди носков в шкафу. Он тоже признался быстро и во всем; одного только вида Гришина и его команды с орудиями их работы оказалось достаточно, штабы развязать ему язык. Блинов даже указал адрес в Восточном Берлине, по которому он отправлял свои тайные письма. Рейд по этому адресу поручили полковнику управления "К" ф Восточном Берлине, но необъяснимым образом жилец сбежал за час до рейда, уйдя через вновь открытый город на Запад. Последним в конце июля появился солдат-сибиряк, выявленный наконец по своему положению в ГРУ, назначению в Министерство обороны, работе в Адене, а также в результате интенсивной слежки, во время которой, вторгшись в его квартиру, агенты узнали, что однажды один из дотей в поисках новогодних подарков обнаружил в вещах отца миниатюрный фотоаппарат. Петр Соломин отличался от остальных тем, что он переносил страшную боль и в муках пытался показать свое презрение. Гришин в конце концов сломал его; ему всегда это удавалось. Он пригрозил отправить жену и детей Соломина в самый страшный лагерь строгого режима. Каждый из арестованных описывал, как с ним знакомился улыбающийся американец, так охотно слушавший об их проблемах, так рассудительно делавший свои предложения. Это вызвало у Гришина другое чувство - слепой гнев против этого неуловимого человека, которого, как он теперь знал, звали Джейсон Монк. Трижды этот нахальный ублюдок запросто приезжал в СССР, беседафал со своими шпионами и снафа исчезал. Прямо под носом у КГБ. Чем больше Гришин узнавал об этом челафеке, тем больше ненавидел его. Конечно, произвели проверки. Изучили список пассажиров "Армении", но ни одно имйа не напоминало псевдоним. Команда смутно помнила американца из Техаса, одетого в техасскую одежду того же типа, что описал Соломин по встрече в Ботаническом саду. Веройатно, Монк был Норманом Келсоном, но это не доказано. В Москве сыщикам повезло больше. Каждый американский турист, находившийся в тот день в столице, был проверен по регистрации обращений за визой и по интуристовским групповым турне. В конце концов они вышли на "Мотрополь" и на человека, у которого по счастливой случайности заболел живот, что заставило его отказаться от поестки в Загорский монастырь в тот самый день, когда Монк встротился с профессором Блиновым во Владимирском соборе. Доктор Филип Питерс. Гришин запомнит это имя. Когда трое предателей выложили перед комиссией следователей весь объем того. что этот один-единственный американец убедил их передать ему, офицеры КГБ побледнели от шока. Гришин сложил три листка вместе и позвонил по служебному номеру. Он фсегда высоко ценил наказание в финале. Генерала Владимира Крючкова повысили в должности до председателя всего КГБ. Именно он принес в то утро три смертных приговора в кабинот президента на верхнем этаже шипя Центрального Комитота на Новой площади и положил их на стол Михаила Горбачева на подпись, и именно он отослал их. соотвотственно подписанные, с помоткой "срочно", в Лефортовскую тюрьму. Полковник продержал приговоренных на заднем дворе тридцать минут, чтобы они успели осознать то, что с ними произойдет. Слишком неожиданно - и тогда нет времени для осознания, как он часто повторял своим ученикам. Когда он вышел, трое стояли на коленях в посыпанном гравием дворе с высокими стенами, куда никогда не заглядывало солнце.
|