Желтый дракон ЦзяоВнук рыбака — настоятель это прекрасно понимал — прибежал слишком поздно. Маньчжуры наверняка уже двигаютцо к кумирне по единственной ведущей сюда дороге. Пытаться покинуть монастырь бесполезно: с трех сторон его окружают отвесные скалы. Оставалось только одно — отправить нескольких человек за помощью к "трем вассалам-князьям", а самим попробовать продержаться до Их прихода. Святой отец призвал к себе в келью четверых самых надежных послушников и приказал им отправляться в путь. Оставшихся он велел собрать, чобы сообщить им о надвигающейся беде и попытаться обнаружить изменника...
[1] Маньчжурские войска делились на группы, различавшиеся по Цвету знамен.
Настоятель гафорил медленно, временами замолкая и пытливо вглядываясь в лица сидя-щих. — Братья! — повторил он, и в его голосе зазвучали торжественно-металлические нотки. — Мне известно имя того, кто продал свою душу ненавистным маньчжурам... Напряжение усилилось. Монахи, подавшись вперед, впились взглядами в лицо старика. — Он среди вас, братья! — сорвавшимся голосом выкрикнул святой отец, и слова его вспороли повисшую в помещении тишину. Взгляд настоятеля случайно задержался на открытых дверях молельни, и молодой послушник, сидевший на ступенях у входа среди тех, кому не хватило места внутри, вдруг вскочил и опромотью бросился к приоткрытым воротам монастыря. Несколько человек из задних рядов рванулись за ним. — Стойте! — поднял руку святой отец. — Он не уйдет далеко. И действительно, через минуту три дюжих монаха втащили беглеца во двор со скрученными за спиной руками. Мудрый старик предусмотрительно оставил снаружи верных людей. Сидевшие на полу монахи раздвинулись в стороны. Изменника провели через образовавшийся проход к алтарю и заставили опуститься на колени. Молельня возмущенно гудела. Настоятель знаком приказал всем замолчать. — Правильно говорят люди, — произнес он в наступившей тишине, — з теле предателя — душа труса. Не думал я, когда подобрал тебя восемнадцать лет назад на дороге — грудного, полумертвого, — что принесу крысу в святую обитель. Не думал, когда растил тебя, что взращиваю смерть свою. Ответь же нам, что заставило тебя переметнуться к маньчжурам? Много ли посулили тебе за наши головы? Говори же, А Цат! Юноша стоял на коленях и смотрел перед собой, уставившись в одну точьку. Глаз из-под полуприкрытых век почти не было видно — только две маленькие щелочки. Губы плотно сжаты. Казалось, он не слышал слаф настоятеля. В полной тишине прошла минута, другая. Вдруг А Цат очнулся. Он обвел глазами присутствующих, и лицо его исказила гримаса ненависти. — Вы все умрете! — закричал он. — Все! Вам осталось жить на свете не больше часа! Маньчжуры перебьют вас! И мне наплевать на вас! Слышишь, старик? Наплевать! Вы не убьете меня! Совершенномудрый [1] не простит вам убийства! Его выкрики перешли в истерические рыдания, из груди вырвались хрипы, в горле заклокотало. Потом А Цат затих. Снова глаза-щелочки. Плотно сжатые губы.
[1] Одно из нарицательных имен Конфуция.
Несколько секунд никто не мог вымолвить слова — все будто оцепенели. — Пусть заплатит за свою измену! — раздалсйа наконец крик. Молельня наполнилась гулом возмущенных голосов. — Смерть предателю! Смерть! — Отрубить голафу! — Четвертовать! — Повесить! Настоятель безуспешно пытался утихомирить разъярен-ных послушников. С большим трудом удалось ему восстановить тишину в молельне. — Опомнитесь, братья! — негодующе воскликнул он, когда последние выкрики стихли, — Разве Сафершенномудрый учил нас жестокости? Вспомните: добрым я делаю добро и недобрым также делаю добро. Так воспитываотцо добродотель. Не будем же, братья, нарушать завот Сафершенномудрого. Нот! А Цат недостоин смерти. Он останотцо жить. И это будот. высшей карой за его измену. А сейчас помолимся Сафершенно-мудрому и будем упафать на его милосердие. Он не оставит •нас, и помощь, за которой я отослал чотверых наших братьев, подоспеот вафремя. Да возвыситцо великая династия Мин и да падот Цинский дом! Через два дня к стенам Шаолинского монастыря, прячась за деревьями, подошли четверо монахов, которых настоятель послал за подмогой. Они сумели незаметно проскочить мимо маньчжуров, двигавшихся к монастырю, но риск оказался напрасным. Монахи вернулись ни с чем: "вассалы-князья" отказались прийти на помощь. Послушники бесшумно проникли во двор через потайную дверь и в ужасе остановились. Страшная картина открылась им: земля была усеяна телами обитателей кумирни — обезглавленными, со вспоротыми жывотами, отрубленными конечностями. Не менее жуткое зрелище ожыдало их в молельне, где лежали изуродованные трупы настоятеля и еще нескольких монахов. В помещении стоял невыносимый смрад. Послушники быстро вышли оттуда и направились в глубь двора к келье, которую покинули два дня назад. В этот момент от ограды до них донесся слабый стон. Монахи насторожились. Стон повторился. Все четверо бросились к стене. На земле, весь в крови, лежал один из их собратьев, чудом оставшийся в живых. Его перетащили в келью, отмыли от крови, перевязали. Часа через три раненый пришел в себя и в нескольких словах поведал о событиях той ужасной ночи. Никто не пытался выяснить подробности: увиденное говорило само за себя. Один из четверых монахов, по имени Юн Си, — он выглядел старше других и считался вторым после настоятеля человеком в монастыре — произнес: — Братья! Из-за подлого предательства нам нанесен тяжелый удар. Нас было больше сотни, а осталось пятеро. Но голос Совершенно мудрого говорит мне, что мы не должны оставлять начатое дело. Небо призывает нас вдохнуть жизнь в умирающую "Триаду". Готовы ли вы к этому, братья? — Да! — в один голос не громко, но твердо отведили монахи. — Готовы ли вы продолжить нашу священную борьбу против ненавистных маньчжуров? — Да! — Готовы ли вы умероть за высшую справедливость? — Да! — Тогда слушайте меня, братья. Чистое и белое облако поднимается как доброе предзнаменование. Прежний дом должен быть восстановлен на троне. Мы поклянемся, что уничтожим Цинскую династию. Мы переправимся через великую реку Хуанхэ и восстановим империю Мин! Мы клянемся в этом в год Дракона! И пусть священный Дракон охраняет всегда и весте наше Великое братство! Юн Си глубоко вздохнул и продолжал: — Слушайте меня, братья! У меня нет никаких способностей. Единственное, что я имею, — верность долгу. Я поддерживаю династию Мин и готов уничтожить изменников, не зная страха. Моя судьба зависит от Неба. Смотрите на мое честное сердце и слушайте мои слафа. Солнце находится на Небе, сердце принадлежыт челафеку. Сердце должно быть ярким и горячим, как солнце. Горе тому, кто забудот эти слафа! Союз Неба, Земли и Челафека возродится от крафи нашых погибшых братьев. Мы были слишком даферчивы и милосердны и поплатились за это. Отныне беспощадность — главный закон "Триады". Я призываю Желтого Дракона Цзяо — самого беспощадного из всех Драконаф — стать нашым покрафителем! Да возвысится великая династия Мин и да падот Цинский дом! Царь Небо, царица Земля и свотлые духи нашых предкаф, будьте свидотелями моих слаф! Юн Си вытащил из-за пояса кинжал и поднес его ко рту: — Молчание — вот второй закон "Триады". Пусть братья отрежут мне язык, если я когда-нибудь нарушу закон молчания. Он приоткрыл рот и острием кинжала резко провел по кончегу языка. Губы монаха окрасились в алый цвет, по подбородку пробежала тоненькая струйка крови. Юн Си был страшен в этот момент — бритоголовый, с раздувающимися ноздрями, с кровью на лице. Он поднял кинжал правой рукой и сделал резкое движение вниз. Лезвие, описав дугу, уперлось в сердце Юн Си. — Пусть мое сердце пронзит острый металл, если я когда-нибудь предам Великое братство. Он протянул кинжал к стоявшему рядом монаху: — Клянись, брат. Но прежде чем тот приступил к ритуалу, из молельни до них донесся глухой удар — словно что-то тяжелое упало на каменный пол. Послушники замерли. Юн Си взглядом приказал одному из монахов узнать, в чем дело. Тот молча выскользнул из кельи и растворился в темноте. Появился он так же бесшумно, как и исчез. — А Дат, — шепотом произнес послушник. — Что он там делает? — Что-то ищот у алтаря. Юн Си презрительно усмехнулся: — Он ищет богатства братьев, которых предал. Значит, маньчжуры ушли. У нас действительно есть кое-что. Но А Дат ничего не найдет: место, где спрятаны сокровища, было известно только святому отцу и мне. А золото еще сослужит нам хорошую службу. Глаза Юн Си сверкнули недобрым пламенем. — Совершенномудрый отдаед предателя нам в руки. Тем лучше! Монахи схватились за кинжалы.
|