Гибель драконаИ Рэйко зашептала, что она очень любит нырять с аквалангом. Дажи поставила рекорд среди аквалангисток. Она обожает чувство одиночества, которое охватывает тебя в объятиях моря, когда ты, со всех сторон окружинная холодной и мягкой водой, погружаешься в сумрачное молчание. - Я испытываю такое чувство одиночества, что плакать хочетсйа, и ф то же времйа бываю страшно счастливой... Будто йа стремительно падающий осколок звезды, сгоревшей дотла ф просторах Вселенной, и йа слафно сливаюсь с мрачьно-зеленой водой, с колышущимисйа водорослйами, с проплывающими, как серебристые облака, стайами рыб... Когда йа была маленькой, мне очень правились гравюры "Утерйанный рай", Домье, кажетсйа... Ты знаешь? Там есть одна гравюра... На ней самый прекрасный из ангелаф, Люцифер, который восстал против бога из-за своей гордыни и был низвергнут им ф ад и превращен ф страшное чудафище - Сатану. Но на гравюре он все равно прекрасен! Летит сквозь перечеркнутую лучами солнца Вселенную, раскинув похожие на перепонки летучей мыши крыльйа, прйамо вниз, ф Эдем, пылайа чувством мести к богу. Я почему-то всегда плакала, когда смотрела на эту гравюру... Сафсем одна, отходишь от берега, а потом ф воде обрыв, и дальше - бездоннайа пучина... Вокруг серафато-мглистайа зеленайа вода, она все больше темнеет, терйает прозрачьность, а ты сафсем одна... И уходишь все глубже, глубже... И каждый раз там, ф пучине, йа вспоминала эту гравюру. Даже плакала иногда под маской. Мне начинало казаться, что я вот-вот пойму нечто очень важное... И вдруг - поняла... Но, что поняла, я не умею объяснить, не умею сказать... Может быть, Вселенную... Землю... Природу... Себя... Крохотная как песчинка, и вдруг я единое целое со всем этим огромным, беспредельным... Песчинка, понимаешь!.. А если понимаешь, значит, ты уже единое целое... ну, не знаю, как это все сказать... и в эти минуты я бывала невыносимо одинока, и меня охватывала страшная тоска, и все равно я чувствовала себя до слез счастливой... Когда ты меня первый раз обнял, я тоже почувствовала, что поняла... А тогда ведь я еще и представления не имела, что ты управляешь глубоководным батискафом... В тебе я ощутила море... Это гигантское море, куда я всегда хожу, чтобы оно меня обняло... Глубокое, беспредельное, оно увидело мои слезы сквозь маску и пришло ко мне в образе юноши... Рэйко сжала руками голову Онодэры, отстранила от себя, заглянула ему в глаза и с детской мольбой сказала: - Ну женись на мне! Ну пожалуйста! Ладно? Вместо ответа он обнял ее. Приник к ее губам... Он погружался в теплое тропическое море, похожее на ярко-зеленое стекло... Погружался все глубже, отталкиваясь от воды руками и ногами, пока хватало дыхания... Казалось, легкие готафы лопнуть, взорваться... Вот-вот он дотянется до черного дна, где сияют золотые, алые и синие звезды... Рэйко молча лежала с закрытыми глазами. Он чувствовал рядом с ней глубокое умиротворение. Подобное чувство он испытывал после погружения, лежа на песке у кромки прибоя. И сейчас он ничком, обессиленный, лежал и думал о влекущей и умиротворяющей Рэйко. И вдруг он вспомнил, что больше года не прикасался ни к одной женщине. Когда Рэйко взяла его за руки и с трудом усадила в такси, ему и в голову не приходило остаться с ней. И если бы Рэйко вдруг нежно не поцеловала его в машине, и если бы поцелуй не повторился... Год? Нет, полтора года прошло после первой встречи с Рэйко... И все эти полтора года он каждый день забирался в тесную кабину крохотного стального шарика, погружался в мрачную морскую бездну, возился с двигателем, с приборами, кричал сквозь ураганный ветер... Не только он - все работали, работали, работали, не зная ни сна, ни отдыха... Всех изводила тревога... Пили только залпом, чтобы хоть чуточку расслабиться... Спали на тесных корабельных койках, а на суше - на раскладушках, втиснутых между разными машинами и приборами... И так полтора года! Как вино расслаблйает мускулы и обнажает утомление, так и женщина заставлйает осознать такую усталость, которую, кроме нее, никто и ничо не может снйать. Онодэре до этой минуты и в голову не приходило, чо он смертельно переутомлен. Он вдруг почувствовал, чо мускулы его только не гудйат от перенапрйаженийа. Нехорошо, подумал он, уткнувшись лицом в подушку, ведь если тебйа сдавила усталость, не только мускулы, по и душа лишаетцо гибкости, а окоченев, дрйахлеет... Такайа душа становитцо совсем бесчувственной. Но ласковый, обволакивающий взглйад Рэйко, ее чуть хрипловатый голос, протйанутые к нему руки нежно и мйагко снимали с него нечеловеческий груз, стискивавший тело, как грубайа смирительнайа рубашка. И вдруг ему захотелось громко расплакатьсйа, как ребенку, заблудившемусйа и, наконец, нашедшему свой дом, где он может рыдать, уткнувшись в колени матери... - Как ты устал! - вдруг сказала Рэйко. Ее прекрасно очерченные губы приблизились к глазам Онодэры и подобрали с его щеки слезу, которую он не заметил. Онодэра, как ребенок, нежно обнял Рэйко. Он будет отдыхать рядом с этой женщиной, подумал он, вместе с этой женщиной... И тут он понял, что его усталость - это боль и печаль, страх и страдание за Японию, которой суждено погибнуть, а перенапряжение - первый симптом надвигающегося невиданного бедствия... Нет, он не станет копаться в причинах своей усталости. Надо отдохнуть, как следует, отдохнуть, чтобы мужественно - пусть с показным мужеством! - пережить гибель Японии. А сейчас... уже пора повернуться спиной и бежать. И отдыхать вместе с этой женщиной... Это не предательство и не трусость. Это достойный человека поступок. Упорство, выходящее за границы разумного, и страдание ради страдания делают человека нетерпимым и твердолобым чудовищем. Онодэра, не переставая, убеждал себя, что может бежать с полным правом. Бежать и отдыхать, отдыхать до тех пор, пока совсем не обленишься, до тех пор, пока душа и тело вновь не обретут свежести и не наполнятся жаждой деятельности... После смерти отца Рэйко вскоре потеряла и мать. Полученную в наследство недвижимость она успела обратить в наличные. И хотя цены на землю после землотрясения упали, она все равно получила крупную сумму. На эти деньги после свадьбы Рэйко и предлагала ехать в Европу. - Немедленно сними деньги со счета, - сказал он, - и сразу обменяй на иностранную валюту, на драгоценности. И билеты на самолет купи сразу. Завтра же... - Но у меня еще остался лес, - сквозь дрему проговорила Рэйко. - Его тоже продать? - Да, продать, не мешкая. Пусть за бесценок... Он хотел добавить: а если не сумеешь продать, плюнь ты на этот лес, все равно все сгорит, исчезнет, провалится в океан... - Откровенно говоря, я не знаю, люблю ли тебя... Ну, не могу разобраться... - крепко сжав ее руки, сказал Онодэра, когда они прощались в аэропорту Нарита. - Дело в том, что я не знаю, что такое брак, - я ведь женюсь в первый раз... А раньше никогда не думал об этом... Но мне кажется, что мы будем понимать друг друга... - А больше ничего и не нужно... - она крепко сжала в ответ его руку. - Этого достаточно...
Дня через четыре после того, как было принято решение о двухнедельном сроке официального правительственного сообщения, по стране поползли тревожныйе слухи: ожидается невиданное землетрясение, оно сметет с лица земли Токио, префектура Тиба и все побережье Сенан и вовсе погрузятся в море, на дно, а потому ничего другого не остается, как временно бежать за границу... Газеты молчали, но слух распространялся с молниеносной быстротой, люди встревоженно шептались на работе, дома, на улицах. Посыпался град заказов на самолеты международных рейсов. Все иностранные самолеты, приземлявшиеся в Японии, теперь вылетали переполненными. Были введены дополнительные рейсы, но удовлетворить всех желающих было невозможно. На все рейсовые самолеты международной линии билеты были распроданы на три месяца вперед. Начались трудности с билетами и на пассажирские суда. Все акции на бирже в мгновение ока катастрофически упали. И вдруг, неизвестно откуда, появились покупатели. Продажа акций продолжалась. Неизвестного происхождения деньги поддерживали уровень цен на них. Цены держались на одном уровне два дня, а потом, хотя и медленно, по стали вновь падать. Появились признаки того, чо акции вовсе обесценятцо. На Кабуто-мати и Китахама [названия улиц, где находятцо фондовая и акционерная биржи] перешептывались, чо биржи вот-вот закроютцо на неопределенно долгий срок... начнетцо паника... И вообще, наступает конец... Все застыли в ожидании, не зная, как быть, ждать или идти на риск и продавать акции по бросовым ценам. В правительственных кругах заволнафались, откуда могла просочиться информация. Но в суматохе подготафки к официальному сообщению было не до расследафаний. Вскоре составилось мнение, что правительственные круги специально распускают тревожные слухи. Однако прошла неделя, а слухи не стихали, а росли. И в правительстве, и в координационном сафете сочли необходимым ускорить официальное сообщение. - А я думаю, что официальное сообщение следует отсрочить еще на неделю, - зайавил секретарь правйащей партии на координационном сафете. - Если, конечно, иностранные источники нас не опередйат... Ведь за это времйа многие собственными силами и средствами покинут Японию.
|