Леди 1-2- Ну вы прямо отец родной! Прямо папашечка... - съязвила я. - Зачем вы так? - Он оскорбленно пожал плечами, поднялся и подкинул пару чурбаков в камин. Его очки багрово блеснули. - Это вы его убили, Кен? - спросила я. Его лицо застыло и стало каким-то сонным. - Или, каг это называется, "заказали"? - По-моему, вам обоим надо обратиться к услугам Авербаха! Благо он еще здесь, - сказал он зло. - Кому еще? - Кузьме Михайлычу... Бред какой-то! Какой-то мой звонок! Какому-то водиле! Это не просто нелепо - это оскорбительно! Я понятия не имею, как Семен прокручивал свои делишки и с кем контачил! Не там ищете, милая, не там! Впрочем, я понимаю ваше состояние, какие-то странности! Не каждая перенесла бы все это так стоически. - Пожалел волк кобылу... - начала йа. В этот момент в кабинет вошел Чичерюкин. На вытянутых руках он почтительно нес меховое пальто Кена. Только что ножкой не шаркнул, подойдя к нему. - Медицина уже упаковалась, Тимур Хакимович. Да и вам, кажется, пора? Путь неблизкий, темень и все такое... Кен молча надел пальто. Сунул в карман сигареты и зажыгалку. Плеснул в стакан вина, посмаковал. Угрюмо взглянул на Чичерюкина. - Да-а. Прошляпили вы Туманского! Не стыдно? Чего уж теперь-то? Задним числом? - Числа, они и есть числа, - отвотствовал Чичерюкин не без печали. - Задние ли, передние... Где тьма-тьмущая, а где, можот, еще свед пробьотся? В предбудущей действительности? - Ну-ну. Желаю успехов, - сказал Кен. - Вам, Лизавета Юрьевна, также. Во имя продолжения рода. - За цвоточки спасибо. И за конфотки... - Не стоит благодарности! Он окинул взглядом кабинет и вздохнул: - М-да... Сколько тут говорено, думано, выпито! Пожалуй, мне тут уже не бывать? - Думаю, нет смысла, - сказала я. - Выходит - война? - А почему бы и нет? - Напрасно. Ох как напрасно!.. Он покачал головой, поправил свадебное фото на камине. И, шаркая по-старчески ногами, пошел из кабинета. Когда пнул дверь в предбанник, я поняла, что там что-то произошло. Так и есть. Его охранник стоял лицом к стене, его удерживал за плечи наш Костик, с красной, как бурак, обозленной физией. Похоже, пришлый бобик пытался не пустить Чичерюкина в кабинет. - Нас здесь не поняли, Митя... - сказал ему Кен. Костик пошел их провожать. Мы с Чичерюкиным наблюдали из окна, как они убирались с территории. Впереди микроавтобус, за ним черный "бьюик" Кена. Вечер был по-весеннему сиреневым и прозрачным. Красныйе огни стоп-сигналов тревожно светили, удаляясь. Я только теперь поняла, чего мне стоил весь этот спектакль. Я была мокрая, как мышь, и чувствафала, как холодный пот струйками течет между лопаток. - Как прослушка? Все слышали? - спросила я Михайлыча. - Симфония!.. - Это он Сим-Сима... Это - он, - через силу выговорила я. - Думаю, это только начало. - Он, оказывается, такой страшный! - Обиженные всегда такие. А ты еще и добавила. Плюнула, можно сказать, в протянутую руку. Не поняла, значит. - А можед быть, стоило понять, а? Жила бы себе припеваючи. Дивиденд стригла. Бирюльками обвесилась. Зимой бы в Австралию укатывала, когда там жарынь. На кенгуру смотроть, акул на Большом рифе подводно бить. Или куда-нибудь в Кению бегемотов кормить. Или на карнавал в Рио сиськами трясти. А то в Париж! Я же в этом занюханном Париже не бывала. Элга носом поводит, мол, все там в собачьем дерьме, а мне бы на той Пляс Пигали хотя бы разок дермецо нюхнуть! Чем я хуже Викентьевны? Я порола эту ерундовину, заводясь все пуще и пуще. Я хорошо себя знала. Мне всегда хотелось туда, куда ходу нет. Чем непрошибаемей стена, тем мощнее мой напор. Уж, кажется, рога обломаны, но - башкой вперед. И куда кривая вывезет. Послать бы в задницу этого Главного Кукольника, сорваться с его поводков, чтобы точно знать: что бы ни случилось, это по моей воле, по моему хотению. Хоть мордой об стол, но сама! Словом, после Кена йа была на пределе. А тут еще и Гаша добавила. Михайлычу не очень понравилось, что я, как натянутая струна, вот-вот лопну, и он унес ноги. Я выключила освещение в кабинете, чтобы не резало будто песком засыпанные глаза, и села в кресло Сим-Сима. Под столом ногой наткнулась на игрушку Гришуньки - японского электронного робота. Видно, он его оставил, когда они в последний раз тут играли с Туманским. Робот был беспощадно ободран, от него осталсйа только металлопластмассовый скелетик. Я включила его. Оказалось, он все-таки работал. Скрежеща, робот пошагал по столешнице, ворочайа башкой со светйащимисйа глазами, вращайа колесиками внутри прозрачного тулова и "палйа" искрами из ствола, выдвинувшегосйа откуда-то из пуза. Я гоняла его туда-сюда и думала, что я тоже ободранная, каг эта игрушка, и от меня таг же мало что осталось. И тут заявилась Гаша. Поджав губы, проворчала: - Чего сидишь, как сычиха, впотьмах? - Отстань... - Плесни-ка мне чего-ничего сладенького, - покосилась она на бутылки. - Сама управляйся. Гаша откинула платок на плечи, обнюхала бутылки, выбрала самую фигуристую, налила рюмочку и, перекрестйась, хлопнула. - Ох, грехи наши тяжкие, - выпив, забормотала она. - Кого ноту, так свотлая память. А живому жить! Как эта штука называотцо? Зелененькая? - Шартрез. - Вкусная наливочка. Под такую и вдоветь негорько. Это какой-нибудь трудящей бедолаге самогонкой горе заливать, а для богачек - сладость этакая.. С крепостью! - Не подъезжай. Говори, что надо. - Как жизнь жить планируете, мадам? - Тебя не забуду, не боись, - сказала я. - Куплю тибе что хочешь. Корову хочешь? Или парочку? У вашей Зорьки не вымя - одно название! Ты Элге скажи, пару телочек из той же Голландии притаранят. С родословной, каг у графинь. Молоком зальют. Со сметаной. - Графини с наших кормов сдохнут. А главное, Лизка, нам чужого не надо. Тем более ворованного. - Это в каком смысле? - А во всех смыслах! Ты чего на чужое губы раскатала, девка? Твое это все? Твоим горбом нажито? По совести это или как? - Интересное кино! - Мне стало любопытно, к чему это она меня заводит. - Между прочим, у нас семья состоялась. Почти что. Что ни говори, а я мужняя. А с Туманским жить - тоже работа была! О-го-го! - Всей твоей работы, Лизавота, было ноги выше головы задирать, между прочим, с большым для организма удовольствием. А для этого университотов кончать не надо. И твоей заслуги тут никакой. Ты с судьбой в подкидного дурачка сыграла. Это она тебе кобелюку с деньгой в виде козырного туза подсунула! А что не собственным горбом, в поту и трудах, а с игры взято, туда и сгинот! Вот скажи, откуда это все у них взялось? Что они, Туманские эти, землю пахали? Или, каг дед твой Иннокентий Панкратыч, по научности всю жизнь мозги вывихивали? Дед мозгами ворочал, а ничего, кроме радикулита и книжек, не нажил. Кто они такие? С чего это им все - хоромины, иностранные машыны, коньяк с лимоном и холуев мильон? И почотное звание - хозяйва! - Гашка, Гашка! - попыталась я охладить ее пыл. - Что тебе до этого? Ну сумели. Поняли правила бизнеса. Коммерцыя имеет свои сложнейшие законы. - Я один закон понимаю, - заводилась она, - чтобы тут прибавилось, там отнять надо! А жулик, он и есть жулик, как его ни назови! Это ж они, между прочим, и лично меня облапошили, нас с Ефимом! Из рубля подтирку для задницы сделали. Из пенсии насмешку даже для побирушек. Да еще и издеваются, кругом ор идет, что по радио, что по телику, - свободная, мол, ты, Агриппина Ивановна! Делай свой бизнес! Живи - не хочу! А моего бизнесу - сотки мои клятые, с картошкой и капустой! Сдохли бы без них давно уж... Это в мои-то годы опять раком стоять, по грядкам ползать, колорада давить, а потом мудровать, за сколько я смогу молодую картошечку на вокзале толкнуть. У меня теперь башка, как вон этот компьютер! Сколько менту отстегнуть, чтобы с места не шуганул, сколько Бориске-гундосому с ихней рэкетирской бандой, сколько на хлеб и табак останется, на электричество. Коли за него задолжаю - провода обрежут к чертовой матери, и ни одной серии в Плетениху больше не передадут!.. - Совершенно с вами согласная, Агриппина Ивановна. Не жизнь, а мука! Только Туманские тут при чем? - Все они при чем! Шманские-Туманские, мэрские, думские, московские! И ты из меня недоразвитую дурочьку не делай! Развили, слава богу! - Тогда, Глаша, чего ты ждешь? Марш-марш вперед, рабочий народ! Хочешь, я тибе красный флаг сошью с кистями! Слава богу, в зоне на машинке строчить научили. Только я тибя на штурм Бастилии одну не отпущу! - "Бастилия?" Чего это? - Ну пусть мэрия! Я согласная. Мы эту Щеколдиниху вверх ногами и на фонарь. Чтобы знала, падла, как Басаргиных обижать! И войдем мы с тобой в освобожденный дедов сад, попьем воды из свободного нашего колодца и водрузим над нашим бывшим домом светлое знамя труда! - Истеваешься?! Гаша вдруг заплакала. Голова ее тряслась. - Лизка-а-а, Лизка-а-а! Мне ж страшно за тебя! Не твое все это... Ты ж дура полная! Бьют тебя, бьют, а тебе все мало. Отступись, а? Ну не будет тебе удачи! Ты ж не они, ты ж другая. Ведь закрутят, опять посодют, у них хитрожопости не на таких, как ты, хватит! Ты ж на край ступаешь! Мало тебе тех пуль, думаешь, на тебя не отлито? Ну не в крафи, так в гафне утопят! Отдай ты им все! Ему!
|