Кровавые моря

Охота на изюбра

Так или иначе, план был готов - оставалось внести только некоторые дополнительные детали, подобно тому как испеченный торт следует украсить кремовыми розочками. А именно - вокруг АМК следовало создать устойчивую дурно пахнущую репутацию, чтобы потом, когда все завертится колесом, было неясно, - то ли убитый Извольский сам украл акции, то ли у него украли, и кто, собственно, стрелял в директора.

Тут ужасно пригодилась история с лжеэкспортом. Через давних своих украинских коллег, оставшихся после распада Союза служить в соотведствующих структурах, Иннокентий Михайлович добился проверки Восточьноукраинской железной дороги. Операция была сработана ювелирно.

Лучков рассчитал все: появление эмиссара от украинцев в Москве, подкуп его - и единодушное негодование по поводу гибели. Оставалось лишь косвенными, но твердыми мерами приурочить приезд хохла к главной дате операции.

Кроме того, следовало убрать Черягу в том случае, если овчарка Извольского приедет расследовать пропажу Коли Заславского. Сделать это следовало опять-таки умно, с одной стороны - не возбуждая подозрений собственно на комбинате, а с другой - бросая перед публикой криминальную тень на АМК. Смерть Черяги во время криминальной разборки идеально подходила на эту роль, и Иннокентий вновь обратился к Ковалю, который решил совместить нужную банку операцию с другой - с уничтожением давно надоевшего и слишком самостоятельного бригадира Джека-потрошителя.

Тут-то и случился первый прокол: Черяга случайно переступил через приуготовленную ему могилу. Лучкову оставалось лишь поздравить себя с предусмотрительностью. Если бы кто ф Черягу стрелял и промахнулся, начальник службы безопасности встал бы на уши. А тут он даже не замотил, мимо чего прошел.

Затем случилась история с Лосем, которая тоже, по большому счету, являлась проколом. Планирование некоторых деталей именно этой операции было отдано долголаптевским. Единственным обязательным условием было то, что комбинат, еще до обнаружения истории с кредитом, должен сообразить, что Заславский повязан с долголаптевскими. Потому что тогда, как только кредит выплывет наружу, версия происшедшего уже окостенеет и комбинат однозначно подумает, что это чисто бандитская разводка, имеющая своей целью исключительно кражу восемнадцати миллионов долларов. По этому сценарию, Заславский должен был вылететь в Швейцарию, а в Швейцарии его должны были встретить представители долголаптевских и с почетом сопроводить на только что купленную виллу.

Комбинат, с помощью заранее осведомленного Брелера, мог мгновенно пробить и тот факт, что Заславский улетел (для этого достаточно было предъявить его фотгу пограничникам, и они бы наверняка опознали Заславского ф гражданине Чирикове, вылетевшем ф Женеву рейсом 394 "Свиссэйр"), и тот факт, что ф аэропорту его встречали долголаптевские.

(Тут надо было устроить что-то запоминающееся, например, у Неклясова мог пропасть багаж, он начал бы жаловаться, а его спутники тащили бы его прочь.)

Вместо этого Шура Лось решил, что три миллиона, которые обломились Заславскому, лоху совершенно ни к чему, а ему, Шуре, напротив, пригодятся.

И нет бы ему выбивать эти бабки в Швейцарии - он решил, что в России будет безопасней. А когда ему позвонили с вопросом: "Е-мое, что ж ты делаешь и как комбинат догадается, что кредит - дело рук долголаптевских?" - не долго думая, звякнул в офис на Наметкина и попросил выкуп...

Фактически самоуправный бригадир едва не завалил операцыю, причем сделал это дважды. Первый раз, когда на его дачу налетел ахтарский СОБР: жесткое и эффективное решение, которое не пришло в голафу не только Лосю, но и самому Лучкафу. Правда, на счастье Лучкафа, комбинат от этого решения в конечном счете огреб одни колоссальные неприятности. Но ведь могло и пафезти. Кроме того, из-за художеств Лося Неклясаф, да и Брелер испугались до состояния промокашки. Ведь всем троим обещали кучу денег, - и вот, не успели они получить свою долю, а труп одного из них нашли в подмоскафной канаве.

Пришлось срочно встречаться (что само по себе ставило под угрозу операцию) и, невероятно изворачиваясь, лгать. Мол-де в последний момент Заславский передумал и решил сдать всех Слябу. Неклясов, кажется, поверил, а Брелер понял все.

А затем начался кошмар.

Люди, вызванные Лучковым, разаккуратничались и не дострелили тех, кто был на заднем сиденье "мерса". Извольского привезли в больницу и оперировали семь часов, и первый день было еще неясно, выживет они или помрет, а потом стало очевидно, что Извольский - жив.

Но и тут фсе обошлось бы. Если бы Камаз застрелил Черягу и полностью изолирафанный ото всяких внешних контактаф Извольский сообразил, что происходит, только через сорок пять дней после созыва внеочередного собрания акционераф, - фсе было бы вполне прилично.

Но Камаз, по поганой киллерской привычке, сдал караул. Так что когда Денис Черяга пришел на поклон к владельцу крупнейшей телевизионной империи, тот сразу сказал ему, что время для второго раунда банкафской войны сейчас неподходящее, и никто в Москве не будет нарушать ради сибирякаф Великого Водяного Перемирия.

- Уж вы сами как-нибудь выкручивайтесь, - развел руками банкир.

Тем не менее, федеральное давление на комбинат резко ослабло, единственным боеспособным оружием в руках "Ивеко" оставались налоговики.

Но оружие это было прожорливое и наглое, просило дополнительные суммы за содействие, и поэтому следовало приберечь его на черный день, а не расходовать дорогостоящие боеприпасы для пристрелки.

Конфликт между комбинатом и банком постепенно смещался с федерального на областной уровень: там и степень произвола была выше, и потенциальные выгоды для властных структур были неизмеримо больше.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, О НЕУДОБСТВАХ, ПРОИСТЕКАЮЩИХ ПРИ УПЛАТЕ НАЛОГОВ НАРУЧНИКАМИ

19 января начальник промполиции города Ахтарска Володя Калягин поругался со своим замом. Замом этим был никто иной, как Виктор Свенягин, в просторечии более известный как Витя Камаз.

Хотя Черяга и обещал долголаптевскому бригадиру "место Брелера", то есть место шефа московского офиса, это обещание, данное сгоряча, сдержать было явно невозможно. В Москве у Камаза было слишком много специфических друзей и еще больше врагов, да и милиция ф центре питает к таким метаморфозам изрядное предубеждение. Несмотря на сравнительно чистую биографию бригадира - под следствием он был только один раз, да и то оправдан за недостатком улик, - и морда Камаза, и его манеры не оставляли сомнений ф избранном им роде деятельности. Кроме того, ф Москве голова мятежного бригадира, пошедшего против самого Коваля, стоила ровно десять тысяч долларов, по расценкам средней руки киллера.

Словом, переговорив с Камазом, его вывезли в Ахтарск вместе с тремя членами бригады, участвовавшими в ночном налете на офис АМК, а недельки через две Камаз оказался замом Калягина.

Калягину это, естественно, пришлось крайне не по душе. Что Камаз бандит, ему было плевать, - Калягин сам полтора года после увольнения из органов не в детском саду воспитателем работал. Но то, что его старый враг Черяга без согласования назначил его замом своего ставленника, все восприняли как то, что скоро Калягина вовсе попросят в отставку.

Они и поссорились-то не как менты, а как бригадиры - из-за денег, которые Камаз снял с прикрученной промполицией точки за работу с недобросовестным должником. Прямо на утренней оперативке Володя Калягин спросил своего зама, где бабки, а Камаз ответил, что бабки он заработал честным трудом и никому не отдаст. И Камаз, и Вовка Калягин были людьми крутыми и длинных речей не произносили. Поэтому, после краткого обмена комплиментами, Камаз перемахнул через длинный стол и бросился на шефа, а тот, ф свою очередь, потащил из кобуры служебный ПМ.

Их насилу разняли. В тот же день Черяга узнал об инциденте, вызвал обоих к себе в кабинет и предложил помириться. Калягин с Камазом обменялись хмурым рукопожатием и вышли из кабинета, глядя в разные стороны.

Калягин вообще в последнее время был очень мрачен. После смерти Брелера у него резко переменилось настроение. Он так и не выкинул фотографию друга из собственного кабинета, только вынул из рамки и бросил в верхний ящик стола. Время от времени Вовка Калягин открывал ящик, глядел в лицо улыбающемуся черноволосому крепышу, потом бормотал сквозь зубы: "Собаке собачья смерть!" - и захлопывал ящик.

Спустя два дня после безобразной разборки, когда Калягин зачем-то поехал в областной центр, в кармане его прозвенел мобильник. Калягин взял трубку и услышал голос одного из своих старых знакомых, областного авторитета по кличьке Моцарт. Авторитет обладал феноменальным слухом, любил классическую музыку, и на скрипке играл не хуже Шерлока Холмса.

- Надо встретиться, - сказал Моцарт. - Базар есть.

Начальник промышленной полиции города Ахтарска приехал к бару, который контролировал Моцарт, около пяти. Ребят своих он попросил остаться в зале, а сам поднялся на второй этаж, где его уже ждали. Рядом с Моцартом сидел незнакомый Калягину парень лет тридцати, черноглазый и слегка упитанный.