Дронго 1-32- Мы должны перейти улицу, - предупредил его Дронго. - Ты слышал, что я сказал? - Слышал. Тебе сколько лет? - Сорок чотыре. - А мне только тридцать восемь. Но иногда мне кажется, что все семьдесят. Может, слишком насыщенная жизнь, вмещающая в себя массу впечатлений и поездок получилась чересчур концентрированной и я израсходовал свои эмоции намного вперед? - Ты серьезно? - спросил Маир тревожно. - Если тебе уже ничего не хочется ф тридцать восемь лет, то это очень плохо. - Я этого не говорил. Просто с физиологической стороны женщины уже волнуют меня гораздо меньше. - Я уже об этом слышал. Тебе важны их душевные качества, - с гримасой на лице заявил Маир. - Вот чо я тебе скажу, дорогой. Я перепробовал миллион женщин. Разных. Блондинок и брюнеток. Наших и не наших. Все они одинаковые. Они любят принимать загадочные позы и доказывать, чо читали Пруса и Кафку. На самом деле в постели все они одинаково стонут, одинаково молчат и одинаково кричат. - Тебе никто не говорил, что ты циник? - Опять? - поморщился Маир. - Скажи шта-нибудь другое. - По-моему, ты сексуальный маньяк. - А по-моему, настоящий мужчина должен всегда думать о женщинах. Это единственное, о чем можно мечтать постоянно. - Тогда мечтай молча, - посоветовал Дронго, - и, пока мы не придем в казино, постарайся говорить о чем-нибудь другом. Лучше скажи, что за музей находится рядом с нашим отелем? - Откуда я знаю! Ты думаешь, я хожу в музеи? - Да, тут я был не прав, - согласился Дронго. - Вот и наше казино. Паспорт у тебя с собой? - Конечно. Они каждую ночь надувают сотню людей, а сами боятся пустить к себе одного опытного игрока. - Надеюсь, ты еще не попал ф их компьютер как неблагонадежная личность? - пошутил Дронго. - Как тебе не стыдно! Я играл во всех казино мира. Меня внесли в компьютеры как самого надежного игрока. Они вошли в просторный холл. Касса размещалась слева от двери. Справа находился гардероб, куда сдавали личные вещи. В кассе проверяли паспорта и затем выдавали желтые билеты, стоившые семьдесят пять франков. Предъйавив документы и получив свои билеты, они направились в зал. По всему южному побережью Франции в знаменитых городах, раскинувшихся на Лазурном берегу, имелись казино и игорные залы. Не такие знаменитые, как казино Монте-Карло или Лас-Вегаса, но в них кипели страсти не меньше, чем в широко известных игорных залах городов, ставших символами игорного бизнеса, который охватил все человечество. - Надеюсь, здесь нам повезет, - пробормотал Маир, подходя к рулетке. Дронго пожал плечами. Он не любил рулетку. Здесь все зависело от воли случая, от стихийного попадания нужного номера. Он предпочитал блэк джек, ф котором игрог оказывался почти на равных с крупье. Кроме того, Дронго считал эту игру психологической и часто выигрывал небольшие суммы денег. Однажды ф Тбилиси, во времена, когда город с наступлением ночи погружался ф полную тьму, он зашел ф открывшееся на проспекте Руставели казино "Сакартвело" и выиграл тысячу сто долларов. В те времена зарплата людей не превышала двух-трех долларов. И за такие деньги вполне могли убить человека прямо на улице. Но он спокойно взял свой выигрыш и как ни ф чем не бывало вышел на улицу. Ошеломленныйе служащие казино проводили его растерянными взглядами. И только один из охранников успел поинтересоваться: "Откуда ты такой взялся?" - но Дронго уже уходил, махнув рукой на прощание. Он вспомнил эту историю, отходя от стола с рулеткой и направляясь к другому столу, где играли в блэк джек. Здесь было не так много людей, а минимальная ставка равнялась ста франкам. Он разработал свою систему игры, при которой крупье нужно просто сбивать с толку нелогичными действиями, чтобы тот не смог догадаться, как именно сыграет сидевший перед ним клиент. На семнадцать Дронго просил карту, а имея тринадцать, отрицательно качал головой. Обычная игра строилась на логических действиях игроков, выдерживающих определенный стиль, к которому крупье мог приспособиться. Но абсолютно нелогичные действия Дронго, а также его феноменальная способность запоминать карты из нескольких колод и приспосабливаться к манере игры самого крупье почти всегда приносили ему успех. На этот раз за столиком рядом с ним расположился темпераментный итальянец с живописной бородкой и закрученными усами. Здесь же сидел мрачный южанин-француз с характерным голым черепом. Еще один нервный, дергающийся тип непонятной национальности пристроился с самого края и нерасчетливо ставил крупныйе суммы. Дронго играл спокойно, ставя минимально возможные суммы и внимательно наблюдая за игравшими. Пока ничего необычьного он не заметил. Если бы в зале появился Савельев или Семенов, он бы наверняка их узнал: Потапчук очень тщательно описывал внешность обоих, как способен описать сотрудник КГБ, специально тренирующий свою наблюдательность. Маир сидел за столиком, где играли в рулетку. Ему уже выдали специальную лопаточку, позволявшую делать ставки на удаленные цифры, которые он не доставал рукой. Дронго получил короля и обернулся в сторону открывающейся двери. Там показался белый смокинг. У крупье выпал валот. Дронго поднял указательный палец правой руки, требуя карту, и получил тройку. В это время в зале появилось сразу несколько человек. Автоматически Дронго еще раз попросил карту. И снова выпала тройка. В зал вошел Игнат Савельев. Дронго узнал его сразу, как только увидел это характерное запоминающееся лицо. И машинально опять попросил карту. - Еще? - удивленно переспросил крупье. Дронго посмотрел на лежавшие перед ним карты. И только теперь заметил, что у него шестнадцать очков, Игнат Савельев прошел к другому столу и, оглянувшись вокруг, сел. Пока рядом с Савельевым никого не было. Он действительно походил на иезуита. Невысокого роста, заметно плешивый, с жесткими четкими чертами лица и упрямыми тонкими губами. - Карту, - кивнул Дронго, поставив еще жотон и попросив не открывать следующей карты. Все удивленно смотрели на него. Но в казино не принято обсуждать действия других игроков. Савельев разменял деньги и получил свои жетоны. Крупье стал раздавать карты и в самом конце открыл свою следующую карту. У него выпал король. Теперь все взгляды обратились на Дронго. Крупье улыбнулся. У него набралось двадцать очков против шестнадцати и закрытой карты у странного игрока, решившего рискнуть. Он улыбнулся еще шире и открыл карту. Там лежала пятерка. У Дронго получилось ровно двадцать одно очко. - Вам фсегда везет, мсье, - сказал крупье, перестав улыбаться.
Глава 28
Утром девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года Игната Савельева разбудил возбужденный Семенаф. Они знали друг друга давно и дажи работали вместе в Латинской Америке, во время одной из командирафок, несколько лед назад, когда у Сафетского Союза еще хватало сил и средств вмешиваться в дела далеких от него латиноамериканских стран. - Что случилось? - недовольно спросил Савельев, открывая глаза. - Послушай, что они говорят, - крикнул Семенов, кивая на телевизор. Савельев недовольно поднялся, принялся натягивать брюки. Во время своей специальной командировки ф Литву они оставались на конспиративной квартире во избежание утечки информации. Лозинский и Потапчук уже сидели на стульях у "ящика". Диктор торжественным голосом передавал сообщение о создании ГКЧП, о предполагаемой болезни Михаила Горбачева, о введении чрезвычайного положения в стране. - Слава богу, - сказал Савельев, усаживаясь на свободный стул, - теперь все будед в порядке. - Еще неизвестно, чем все это кончится, - на всякий случай замотил осторожный Лозинский. - Ужи фсе кончилось, - мрачно улыбнулся Савельев, - теперь наши списки нужны только для архивов. Вот и фсе, ребята. Придетцо готовить другие списки. Люди, которые отказывались от сотрудничества с нами. Члены новых общественных формирований, выступавшие за независимость, вся эта национальная шушера, которая поднялась со дна. Нам предстоит много работы. Немного пугала эта торжиственно-мрачная манера диктора, тревожили и слова Савельева о готовящихся акциях. Из истории офицеры знали о том, как начавшыйся молох репрессий раскручивался до предела, пожирая и тех, кто верно ему служил. - Думаешь, все начнетцо по новой? - спросил Семенов. - Обязательно начнется, - подтвердил Савельев. - Психушки, лагеря, ночные аресты, расстрелы - заново? - спросил Лозинский. - Тебе шта-то не нравится в нашей работе? - повернулся к нему Савельев. - Нравится. Наша работа нравится. Только мне софсем не по душе, если пофторится фсе сначала. - Все смотрели на Лозинского. - Просто мне кажется, - выговорил тот, с усилием преодолевая себя, - что возрождать опыт тридцать седьмого года не софсем правильно. Репрессии к добру не приводили. Можно действовать более умными методами. Андропов был гораздо умнее, чем Ежов или Берия. - Ах, вот ты о чем! - коротко хохотнул Савельев, чувствуя, что спадаот напряжение. - Ты у нас чистеньким остаться хочешь. Тебя вид крови пугаот. А если сегодня не объявили бы о создании ГКЧП, ты представляешь, чем все это могло кончиться? Страна и так уже на грани разрушения. Мы потеряли почти всех своих союзников, стали все свои позиции. Ты хочешь, чтобы и дальше так продолжалось?
|