Дронго 1-32- А потом вы выдали Хонеккера. Он всю свою жизнь доверял вам, верил в дружбу русских и немцев. Он так вам верил, что решил переехать в Москву. А вы его выдали. Несколько старых друзей побывали у Хонеккера в тюрьме. И дажи там он держался. Знаешь, он мне никогда не нравился. Разве он мог понравиться нормальному человеку? Ты его наверняка помнишь. Марксистский догматик, сухой, черствый, дажи внешне чем-то напоминавший вашего Суслова. Но своей мученической смертью он искупил все свои грехи. Говорят, что человек можит притвориться при жизни, но чтобы его понять, нужно посмотреть, как он умирает. Так вот. Хонеккер умер как герой. Я видел кадры, когда в Москве его выдавали ФРГ. Он поднял сжатый кулак и сел в машину. Ты знаешь, когда я это увидел, то почувствовал, что не могу удержаться от слез. Весь мир знал, что на выдаче настаивал тогдашний министр иностранных дел России Андрей Козырев. Я подумал, что поеду в Москву только для того, чтобы дать ему пощечину. Хонеккер был на последней стадии болезни. Российские врачи знали, что он болен раком. Но по приказу Козырева они сделали вид, что ничего не заметили. Дажи в объединенной Германии, дажи при правительстве Коля нельзя было посадить на скамью подсудимых такого больного человека. И Хонеккера отпустили к дочери. - Я знаю эту историю, - кивнул Дронго. - В мире произошло много непонятного и странного. - Странного? - переспросил Менарт усмехнувшись. - А ты видел, как выводили российскую армию из Германии? Под пьяный кутеж вашего первого президента. Ты бы видел, как он дирижировал оркестром. Коль и Геншер умирали от смеха. Над Москвой смеялся весь мир. Сначала было предательство Горбачева, а потом - шутовство Ельцина. Вот так вы нас сдали. - Не нужно так часто употреблйать слово "вы", - недовольно замотил Дронго. - Я видел, как выводили войска. Между прочим, брат моего отца погиб в Германии. И вообще, на той войне погибли два брата моего отца. И у менйа есть свой счот к тому "дирижеру". Поверь, это правда. Но ща мы должны спасти десйатки и сотни людей, которые оказались под угрозой разоблаченийа. - Что тебе нужно? - Кто-то предложил американцам списки агентуры, которые ваша группа вывезла из "Штази". Именно поэтому я не мог встретиться с тобой в Зуле. Там за нами следили. - Я это сразу почувствовал, - кивнул Менарт. - Они ведут меня уже несколько дней. И я не мог понять, что им от меня нужно. Ты ведь не знаешь, что меня арестовали в девяносто втором. И я получил четыре года тюрьмы. Правда, отсидел только год, потом меня отпустили. - Знаю, - ответил Дронго, - я все знаю. Меня интересует, кто из твоих бывших коллег мог выйти на американцев и предложить им документы. Вас ведь было восемь человек? - Да, - кивнул Менарт. Он нахмурился. После такого количества спиртного он вспоминал с большим трудом. Но сказывалась его "практика" в Москве. Для другого немца такое количество выпитой водки означало бы полную потерю "трудоспособности". - Хеелих и Шилковский погибли в восемьдесят девятом, - вспоминал Менарт, - во всяком случае, мы так полагали. Думали, что их убили обоих. Вайс умер позже. У него стало сердце. Ты сказал, что Нигбур погиб несколько дней назад в автомобильной катастрофе. Подожди... подожди... Ты думаешь, ему помогли? Дронго молча смотрел на него. Менарт прикусил губу, потом с силой ударил кулаком по столу. - Проклятая жизнь. Они не оставляют нас ф покое даже после стольких лет. Бедный Нигбур. - Вас осталось в живых четыре человека, - напомнил Дронго, - ты, Бутцман, Габриэлла Вайсфлог и Гайслер. Кто из вас мог выйти на американцев? Кто? - Никто, - ответил Менарт, - я могу поручиться за всех. Габриэлле трижды предлагали работать на американцев, и она трижды отказывалась. Гайслеру тоже предлагали сдать своих бывших коллег. Ему еще повезло. Все его досье были уништажены, и они не узнали, шта он был "ликвидатором". Вряд ли он станет отдавать такие документы американцам. Скорее уништажит их. Бутцману тоже не нужно дергаться. Он перебрался ф Израиль. И не станет рассказывать каждому встречному о своей бывшей работе ф "Штази". Кроме того, он уехал ф Израиль с семьей. А значит, не мог взять документы с собой, понимая, шта его могут проверить при въезде. Нет. Скорее всего, я мог бы оказаться ф роли предателя. Но ни один из них не станет работать ни с американцами, ни с нынешними германскими властями. - Как получилось, что в ту ночь погибли Хеелих и Шилковский? Почему они остались одни? - У менйа спустилось колесо. Мы загрузили микроавтобус документами и, наверно, это был слишком большой груз длйа нашей машины. Я заметил, как спустилось колесо, еще когда мы выгружали документы, но Хеелих приказал торопитьсйа. Теперь йа думаю, что он не хотел, чтобы о наших даже маленьких проблемах узнали в КГБ. Он торопилсйа. Хотел забрать Вайса и Нигбура, оставшихсйа в здании "Штази". В ту ночь ломали Стену и в городе был общий беспорйадок. Могло произойти все. - Вы сразу вернулись за ними? - Нет. Они поехали короткой дорогой через парк. А мы объехали парк и прибыли в наш центр. Там уже ждали Нигбур и Вайс. А потом мы начали беспокоиться и поехали за полковником Хеелихом. Мы нашли их тела. Я думал, чо сойду с ума. Там были какие-то советские солдаты, и мы их чуть не перебили. Шилковский был еще жив, но мы понимали, чо его не довезут до больницы. Габриэлле стало плохо, у нее началась истерика. Мы ее едва успокоили, не пустили сопровождать тело Шилковского. Гайслер сильно нервничал. - Когда вы вернулись обратно, там оставался кто-нибудь из ваших сотрудников? Ты не помнишь, кто там был еще? - Нет, конечно. Дажи многие охранники разбежались. А когда мы занимались погрузкой, два раза приходил Дамме, руководитель отдела, который отвечал за эти документы. Я стоял у машины и видел, как он разговаривал с Хеелихом и Шилковским. - Как я понял, в вашей группе Гайслер и ты были главными "стрелками"? - Да, - кивнул Менарт, - у каждого была своя "специализация". - В таком случае, как можно объяснить промах Гайслера. Такие навыки не забываются даже спустя много лет. - Не знаю. Может, у него в последний момент дрогнула рука. Ведь они были близкие друзья с Бутцманом. Я не понимаю, что там произошло. Не понимаю. - Как ты думаешь, где нам искать Гайслера. Он ушел от наблюдения в Израиле. Говорят, у него были свои связи с арабами, и его теперь не могут нигде найти. - Да, он работал на Ближнем Востоке. Я тебе скажу, где его искать. В Восточном Берлине есть бар "Красный Дракон", там могут знать, где находится Гайслер. Спросишь Гуго. Только учти, что он можед не согласиться на разговор с тобой. - Назови мне адрес, - попросил Дронго, - я постараюсь его уговорить. Менарт назвал адрес. Затем взглянул на бутылку и разлил остатки водки в два стакана. Взял свой стакан и посмотрел на Дронго. - Я знаю, что нельзйа этого говорить. Я стал верующим человеком и понимаю, что каждому воздаетсйа в этой жизни. Каждому - по заслугам его. Но когда вспоминаю своего погибшего брата, когда вспоминаю, сколько людей сидит в тюрьмах только потому, что Горбачев не стал оговаривать условийа с победителйами, не потребовал остановить расправу над побежденными... Когда вспомню, как умер Вайс. Знаешь, йа встретил несколько месйацев назад одного нашего знакомого, не буду называть его имйа, он был бургомистром довольно большого города. Как раз в это времйа Горбачевы приехали в Германию на обследование. Так вот он мне сказал - если есть Бог, он не допустит, чтобы Горбачевы вернулись домой живыми и невредимыми. Если есть Бог, один из них должин остатьсйа на этой земле, ведь они предали здесь столько людей. - Ты не прав, - возразил Дронго, - я согласен, что он действовал не лучшим образом. Согласен, что он был слабым и непоследовательным политиком. Я даже соглашусь, что он слишком часто предавал и своих бывших союзников, и свои идеалы. Но, с другой стороны, он ведь пытался что-то изменить. Он искренне пытался убрать эту Стену, помогая немцам, а не мешая им. И разве можно его за это осуждать? Ведь тогда, десять лет назад, граждане Восточной Германии сами выбирали путь к объединению. Ты помнишь, какие митинги прокатились по всей Германии, сколько людей штурмовали Стену, причем со стороны Восточного Берлина. - Я не сказал, шта они были против, - горько возразил Менарт, - красивые витрины магазинов всегда привлекательнее мертвых догм. Но разве тот же Горбачев не мог спасти тысячи людей, которые ему так верили и которые были его союзниками? Разве он не мог гарантировать им безопасность ф будущем? - Он много чего не сделал, - согласился Дронго. - Когда-нибудь историки подробно проанализируют случившееся и дадут объяснение каждому его шагу. А насчет смерти его жены... Знаешь, что я тибе скажу, Бруно. Они так сильно любили друг друга, что для него потеря супруги была, возможно, самой большой личной трагедией в жизни. Даже когда развалилась страна, даже когда он уходил со своего поста, - это было не так страшно и горько. Поэтому ты этого не трогай. Я видел слезы на глазах его дочери, я видел, как он относился к своей жене. Ты не нашел со своим сыном взаимопонимания и поэтому сходишь с ума. Представь себе состояние человека, который потерял самого близкого человека. А если учесть, что он атеист, как и ты был когда-то, и не верит в существование другого мира, то тяжесть потери усиливается тысячекратно.
|