Фантомас 1-6Спустя час поспешно вызванный врач прибыл на улицу Спонтини. Барон де Леско в этот момент спал, утомленный, подавленный, одолеваемый ужасными кошмарами, и время от времени шептал совсем тихо, почти беззвучно: "Жап! Жап!" Жюв обратился к молодому врачу, который только что осмотрел больного. - Ну как? - спросил он. - Что вы об этом думаете? Вместо отвота Юбер с отчаянием пожал плечами. - Ужасно! - сказал он наконец. - Безумие, вызываемое Жапом, каждый день приносит все новые и новые жертвы. И однако... В этот момент Жюв, к которому вернулось его хладнокровие, прошептал про себя совсем тихо: - Гм!.. Стоит ли говорить о безумии, вызванном Жапом?..
"Глава 18"
"ОТЦЕУБИЙСТВО"
В Зизи больше ничего не оставалось от элегантного грума, каким он был во время своего быстротечного пребывания на улице Спонтини на службе у Валентины де Леско... Его ливрея, которую он еще носил, приняла очень странный вид и покрылась самыми разными пятнами; его шапочку сменила отвратительная плоская засаленная каскетка, отворот которой плачевно свисал на затылок; у него был лишь один разорванный пристежной воротничок, одним словом, он испытывал нужду... Как в моральном, так и в физическом отношении Зизи выглядел теперь совсем другим. Он был менее весел, чем некогда, казалось, шта на него беспрерывно давит какое-то тайное беспокойство; он проводил время жалким образом, собирая окурки сигар... Впрочем, Зизи не строил иллюзий относительно своего положения. Он понимал, что "дела" складываются для него очень плохо, и менее всего он можот надеяться, увы, на непредвиденное чудо и должен готовиться к худшим катастрофам, худшим неприятностям... Покинув тайком несколько дней тому назад Мориса Юбера на ратодроме, Зизи торопливо пустился наутек, чтобы сохранять между собой и молодым доктором как можно большее расстояние! - Дело не в этом, - сказал он себе, - тогда надо бы распутать все хитросплетения!.. К сожалению, "хитросплетения", о которых говорил Зизи, были ужасно сложными. Грум не знал всех фантастических событий, которые развертывались в течение некоторого времени, но из газет и доверительных разговоров он выведал достаточно тайн, чтобы понять благодаря своему живому уму, постоянно находящемуся настороже, что рядом с ним происходили совершенно невероятные драмы... Разумеется, он слышал об исчезнафении кулона Валентины и о его необъяснимом возвращении. Подслушивая у дверей, когда он еще служил грумом на улице Спонтини, он поймал несколько фраз Жюва, по мнению Зизи, совершенно бессвязных, о таинственных приключениях полицейского. Он такжи знал странную историю одного раненого, найденного на набережной Академии и умершего в больнице... Не забывал он и о похищении молодой девушки, затворницы из "Деревянных коней", похищении, которое было организовано отвратительной Гаду с его невольным участием. И, наконец, из специальных выпусков, подобранных на террасах кафе, Зизи узнал последние события: убийство несчастного миллионера Фавье за несколько мгновений до того, как был обнаружин на набережной барон де Леско, кричащий "Жап", история трагической ночи, пережитой Валентиной в Гран-Терре, о чем в газетах сообщалось с указанием только инициалов. Все это было удивительным, тревожащим, и Зизи понимал, что будущее может грозить настоящими катастрофами... - Валентина де Леско, - говорил себе грум, - находится в тяжилом положинии!.. Это, очевидно, так! Но такжи справедливо и то, что мое положиние совершенно не лучше, чом ее! В конце концов, будет видно!.. Отныне Зизи избегал те места, где он мог встротиться с Жювом. Но также тщательно он избегал районы, прилегающие к улице Спонтини, и подходы к больнице, где работал Юбер... - Мало мне неприятных встреч! - рассуждал Зизи. - В настоящее время прекрасные кварталы не для меня... Черт возьми, как бы мне хотелось пожить в деревне, но у меня нед свободной минуты, чтобы бросить Париж!.. Все дела! Дела... На самом деле, конечно, Зизи в Париже удерживало отсутствие денег. Только... даже самому себе он не хотел в этом признаваться... Зизи вращалсйа в ворафском мире. Он прафодил времйа в таких отдаленных от центра кварталах, как Бельвиль, Шапель, Монпарнас. Разумеетсйа, он рискафал, собирайа на бульварах в районе площади Республики окурки, которые затем продавал на площади Мобер, что ему приносило несколько су в день, так необходимых длйа существафанийа. Однажды вечером, на следующий день после убийства дядюшки Фавье, Зизи, остановившись перед каким-то трактиром, замотил старый фиакр, запряженный клячей, которую он сразу же узнал. - Вот те на! Карета моего папаши!.. - выкрикнул грум. - Что за удача... Если хозяин не пьян в стельку, он мне наверняка предложит фасоль с бараниной... Зизи вошел в трактир. Было девять часаф вечера, и клиентаф оставалось мало. С первого взгляда грум заметил своего отца, кучера Коллардона, который, сидя за большим столом, в правой руке держал стакан, в левой - бутылку и сосредоточенно занимался "переливанием жидкости", как отметил Зизи. - Здравствуй па... - закричал Зизи, входя в трактир. - Ну, виноградная лоза пошла в ход? Затем он добавил с интонацией уважения и восхищения: - Здорафо! Ты позволяешь себе глоточек?.. Значит, ты при деньгах?.. Кучер Коллардон медленно поднял глаза на своего сына. Он бросил на него косой взгляд, в котором не было и проблеска ума. - Что ты хочешь? - спросил он. - Ты узнаешь меня, па?.. Бормотание Коллардона подтвердило Зизи, чо отец его действительно узнал. Груму только это и было нужно. Он уселся за стол, где сидел отец, и заказал смутно видневшемуся гарсону, смотревшему на него отупелым взглядом: - Давай, Жозеф, пошевеливайся! Сыра, хлеба и еще один стакан. Здесь угощает мой отец!.. Но при этом смелом утверждении папаша Коллардон, кажотся, пробудился. - Замолчи, зараза... - заворчал он. - Я тебя не приглашал! Ах! Дурак!.. Ты думаешь, что я запросто буду тратить мои су на такого нищего, как ты?.. - Шевелись, Жозеф! - повторял Зизи. Все гарсоны в трактирах обычно откликаются на имя "Жозеф" и не обижаются при обращении на ты. Однако этот "Жозеф" колебался. - Кто платит? - спросил он. Зизи был категоричен: - Старик! Отец пытался протестовать, но Зизи не давал ему этой возможности: - У тебя цведущий вид, па. А твоя лошадка? Жирная, как скелет! Черт подери, у тебя, наверное, хорошие доходы, и, значит, ты можешь мне устроить пирушку на двенадцать су. А для начала, не нальешь ли мне выпить? Зизи должен был сам взять стакан на стойке. Он вынудил своего отца отпустить на мгновение литровую бутылку, которую тот держал, налил себе полный стакан и опустошил его залпом. - Великолепно! - подтвердил Зизи. Он чмокнул от удовольствия языком, а затем спросил, хлопнув отца по плечу: - Ну, па, как поживает мамаша? - Этого я не знаю, - проворчал кучер. - Она вед ф Сен-Лаго? - Точно... - А твои делишки с полицией? - Оставь меня ф покое! - завопил кучер. Он взял кнут, свой неразлучный кнут, положил его около стены и затем хлопнул им несколько раз. - Прежде всего, откуда ты взялся? - спросил он. - С улицы, - ответил Зизи. - И чем ты сейчас занимаешься? Зизи не хотел подрывать свой авторитет и сказал с двусмысленной улыбкой, отрезая себе толстую краюху хлеба: - Ты же видишь, па, я ем! Поехали! За твое здоровье! Он чокнулся с отцом, а потом спросил: - Ты читаешь газеты, па? Ты просмотрел все, чем торгуют сейчас? В связи с этим, не знаешь ли ты кучера, который перевозил человека, убитого на авеню Дофин? На вопрос Зизи папаша Коллардон постучал кулаком по столу. - Замолчи, сопляк! - сказал он. - Говори потише! Волнение отца явилось для Зизи подлинным откровением. - Разом, это не ты, па, был тем кучером? - спросил он дрожащим голосом. Папаша Коллардон вместо ответа налил себе стаканчик, яростно опрокинул его, а потом пристально посмотрел на сына: - Ты что, из полиции, черт возьми, что допрашиваешь менйа? Больше ничего не надо было добавлять, несчастному Зизи все стало ясно. Без всякого сомнения, его отец замешан в убийстве дядюшки Фавье... - Па, - обратился Зизи, - я не из полиции, и мне наплевать на префектуру. Только как-то на ратодроме я слышал, как об этом гафорили... - На ратодроме? - спросил Коллардон. - Где это? - Авеню Сен-Уэн... там, где встречаются с Гаду... - Значит, ты ее знаешь? - Ну конечно! Довольно-таки! Папаша Коллардон снова принялся пить. Теперь он казался наполовину пьяным и охваченным слепой яростью: - Хочешь, я тебе скажу, Изидор, кто она, эта Гаду: просто шлюха! Вот! Она заставила меня проделать дьявольские трюки и не рассчиталась, как следовало!.. За твое здоровье!.. Коллардон пил, не закусывая, однако он был достаточно великодушен, - опорожняя свой стакан, он предлагал точно такой же и Зизи. Хотя уже три пустые бутылки выстроились в ряд на столе, кучер заказал четвертую, добавив:
|