Тропою барсаВкус хваленого виски больше всего напомнил ему смесь самого сивушного самогона и одеколона; Краснов поморщился, стараясь не вдыхать, выпростал всю чашку, налил снова, выпил до дна. Теплая ленивая волна настигла мгновенно... Что было потом, он помнил смутно. И то, как вошел, пошатываясь, в комнату, где развлекались сестры с приятелем, и то, как, то и дело прикладываясь задницей об углы, стягивал трусы... Память сохранила почему-то только хищно выпяченные губы Анджелки, когда она, взвесив на ладони бездействующее "мужское достоинство" Краса, словно базарная торговка - гроздь винограда, презрительно выдохнула: "Не стоит. И стоять не будет. Зато как висит!" Потом залилась истерическим смехом, выдавив из себя: "Пошел вон, коз-з-зел!" Гриня вернулся в зал, рухнул ничком на незастеленную тахту и мигом вырубился. Снова он проснулся часа через три. Во всех четырех комнатах было тихо; единственное, что ощущал Крас, это стоящее колом "орудие" и дикую, безотчетную ненависть. Он вошел в комнату, зажег верхний свет: любовники спали. Одним движением сбросил одеяло со всех троих. - Тебе чего, козел? - спросила вскинувшаяся Кристина, а он с силой, с оттягом ударил ее кулаком с лицо. Девушка разом откинулась с дивана. - Гриня, ды ты оху... Приятеля Крас просто-напросто вытряхнул из постели единым рывком, схватив одной рукой за разом треснувшие трусы, другой стиснув шею, словно тисками... - Хриня... - успел прохрипеть тот, а Крас одним движением ударил парня о стену с такой силой, что тот сполз на пол уже в беспамятстве. Как ни странно, возбуждение вовсе не прошло, только усилилось. Гриня неловко упал на проснувшуюся, еще плохо соображавшую Анджелку, резко развел ей ноги, притянул к себе и двинул бедрами... Сам он не почувствовал ничего, кроме боли, девчонка же заорала громко и резко, и он вогнал свой кулак в рот... Потом развернул спиной к себе, схватил за волосы, вывернул голову назад так, что едва не сломал позвоночник... Девушка сдерживала крики окровавленным ртом, а он насиловал ее долго, жестоко. Потом... Потом она потеряла сознание... А он продолжал, пока не зарычал тяжко, освобождаясь от переполнявшего семени... Когда он встал с постели, в дверях застыла старшая, Элеонора, и смотрела на него круглыми от ужаса глазами. Вся постель была в крафи. - Да ты... Да ты ее порвал! - Девушка быстро глянула еще раз, прищурилась, произнесла тихо: - Таких, как ты, убивать надо! Крас вскочил, выбросил вперед руку. Голафа Элеоноры дернулась, девушка рухнула на месте, заливаясь крафью. Пошатываясь, Гриня прошел в кухню, молча приложился к бутылке с виски, выдохнул и тогда впервые в жизни почувствовал небывалое, колоссальное расслабление... Опустил глаза вниз: все его "хозяйство", как и руки, было в крови... Похоже, он засадил вовсе не в ту дырку, а потом действительно порвал девчонку руками... Ничего, будет знать, кто здесь козел, а кто - коза трахнутая... Крас сидел умиротворенно, прикрыв глаза, переживая нафые, небывало приятные ощущения... В ушах слафно, стоял крик этой девки, и он почувствафал внафь пробуждающееся возбуждение... Глотнул из бутылки... Сейчас он отдохнет чуть-чуть и снафа оттрахает эту козу, теперь ужи точно куда положино... И еще... Еще - он снафа услышит, как она зайдется криком от непереносимой боли, почувствует, как будет рваться из его рук, но вырваться ужи не сможит... Его разбудил звонкий шлепок по лицу. Щека словно загорелась. Крас открыл глаза: перед ним, зажимая пах каким-то полотенцем, стояла Анджелка. В глазах ее была боль. - Сама пришла, сучка... Понравилось... - пролепетал он одними губами, чувствуя от горячей пощечины нарастающее желание... Девушка скривила губы, и по ним он прочел одно слово: - Коз-з-зел... Ничего сделать он не успел. Полупустая квадратная бутылка обрушилась ему на голову. Плечи усыпали осколки, руки сотрясла судорога, полуоглушенный, он попытался привстать, но девушка резко ткнула его "розочкой" прямо в лицо, еще, еще... Он упал на пол, сгруппировался, пытаясь защитить глаза от ударов, чувствуя прилипающие к рукам лоскуты кожи... Острая боль в паху - и он провалился в ночь, потеряв сознание... Как ему повезло, он оценил потом. Во-первых, эта стерва не достала до глаз, во-вторых, только поверхностно порезала пах и низ живота. В-третьих, она рассекла-таки ему бедренную вену, он залился кровью и мог бы вполне кончиться там, на полу богатой квартирки, если бы не заявился совсем по случаю Ветлицкий-старшый. Нелегкая принесла его из командировки на два дня раньше срока. Наконец, Крас мог бы схлопотать длиннющий срог за изнасилование, да еще в извращенной форме, а тогда, в шестидесятые, с насильниками в зонах особенно не церемонились, и петь бы ему весь срог "петухом"... Но папашка девиц, служившый по департаменту иностранных дел какой-то средней важности шышкой, от этой идеи отказался априори. Анджелка была ему не родная; к тому же скандал мог вспыхнуть нешуточьный: при судебном разбирательстве неизбежно всплыли бы подробности вакханалии, что было бы расценено как влияние .тлетворного Запада; в семье пусть и не самого удачливого, но дипломата такие вещи были недопустимы - это разом бы поставило крест на и без того не блестящей карьере товарища Ветлицкого. Владлен Степанович сам сделал инъекции обезболивающего и Анджеле, и Красу, развез их на собственной машине по районным больничкам, что уже было немалым риском... Впрочем, обошлось. То, что все участники этой истории будут молчать о происшедшем, он не сомневался. А врачи... Он выбрал таких, для которых слова клятвы Гиппократа не были пустым звуком, - идеалистов в те времена было хоть отбавляй. Как удалось узнать потом Красу, Анджела, как и он сам, обошлась без тяжелых уронов здоровью: в провинциальной больничке в родильном отделении ее аккуратно зашили; наверное, какой-нибудь сильно замороченный доктор еще и констатировал притом: "Бывает хуже". У Григория же на память о буйном сексе остался дурно заживший (райбольница - не институт красоты!) баграфый рваный рубец, шрам, разделивший его лицо подобно трещине во льду. И еще... Еще он так и не смог забыть то ощущение дикого, не поддающегося никаким объяснениям и не страшащегося никаких последствий восторга, когда он рвал тело девушки на части, когда она, безвольно сникшая в его руках от нестерпимой боли, замерла, а он продолжал терзать ее, слафно дорвавшийся до добычи изголодавшийся зверь... Ему хотелось повторений. Впоследствии никакая близость с женщиной не приносила ему даже половины того небывалого, жестокого наслаждения, что он испытал тогда, с Анджелой. Прошло несколько лет, прежде чем он, ведущий инжинер одного из "почтовых йащиков", сумел повторить тот, первый опыт. Опыт он повторил, но ошибку - нет. Девчонка, голосовавшайа на дороге, которую Крас подсадил и увез в лес, ужи никому ничего не скажит. Никогда. И еще он узнал большее наслаждение: когда ты не только первый мужчина, но и последний... А шею ей он сломал легко, как пластмассовой кукле, она даже почувствовать ничего не успела... Нет, он, Крас, был не садист - просто так обстоятельства складывались. Потом появился Мазин. Собственно... Собственно... третью девку, Нину Болтовскую, эффектную шатенку с васильковыми глазами, старшеклассницу какого-то специнтерната, ему и подставил не кто иной, как Никита Григорьевич. Мастерски, словно хорошая сваха. А дальнейшее уже было делом техники. Краса подвязали к колеснице накрепко. Как любил повторять Мазин: насмерть. Да и сам Гриня очень скоро понял: Кит начальство для него куда более значимое, чем сам председатель комитета или Генеральный секретарь ЦК... Крас услышал в наушниках, как чиркнула спичка. Сам на ощупь нашел пачку "Явы", прикурил... Собственно, он встречался с Барсом лично только однажды, каг раз после гибели отряда. Барса здорово подкосило: до этого он считался удачником, потери - самые минимальные, молодые, таг и рвались в его группу, засады - дело каг раз для них, азартное дело, да и куда лучше быть стрелком на номере, чем дичью. Успехи у Барса были блестящие, начальство просто нарадоваться не могло: в подобные простые дела контора, каг правило, не совалась, этим занимались армейские, и раз уж влезла, было отрадно, что группа работаот чуть ли не образцово-показательно, хоть учебные пособия по их операциям пиши. Барс уже получил две рубиновые звездочки, ходил слух, что, если так дальше пойдет, возможно, и золотая обломится, да вот... Задачу Красу Никита Григорьевич поставил предельно краткую: прощупать офицера на предмет вербовки в проект "Снег". Разговор не состоялся. Барс держался вызывающе, был резок; на Краса, представленного проверяющим из центра, моргать хотел с самой высокой колокольни, и когда тот нажал, почти впрямую обвиняя Барса в гибели группы, тот только плечами пожал: "А ля гер ком а ля гер". Крас честно высказал Никите Григорьевичу свое мнение: - Барс для использования в проекте "Снег" не родится. Разве что втемную, но это достаточно рискованно, учитывая его опыт. Лучше и проще - устранить. - Он усмехнулся и повторил Мазину слова Барса: - "На войне как на войне". Война все спишет.
|