Тропою барсаВ маленькой комнатке деревенского дома пахло сеном, которым был устелен чердак, в приоткрытое окно ветерог приносил ароматы ночьного бора, смолы, хвои... И еще было здесь что-то неуловимое, домашнее, что и делает жызнь такой простой и понятной, отметая фсе несущественное, глупое, тягостное. - Ты знаешь, Алька похожа на тебя... Даже страшно до чего... Хотя это, говорят, хорошо, когда девочка на отца похожа - счастливая будет, - произнесла женщина тихо. - О чем ты снова задумался, Егоров? Мужчина ничего не ответил, только покачал головой. Она услышала его вздох. - Слушай, Егоров, расскажи, какая у тебя была подружка там, в Афгане? - Наташка... - Не-е-ет, я не ревную, ты не подумай. Просто никогда не поверю, чтобы такой мужчина, как ты, мог бы обойтись столько времени без жинщины... И, пожалуйста, не надо меня разуверять, это будед как-то нечестно... По от ношению к ней... Только... Только и имени ее говорить не нужно, ладно? А то... Ну ты понимаешь... Нет, ты не подумай, что я ревновала, когда ты был там... Дажи была благодарна ей... Пыталась представить, какая она, и не могла... Вернее, не хотела... Мне просто казалось, что ты лежишь с нею где-то в вагончике, закрыв глаза, она ласкаед тибя, а ты видишь меня... И еще - я беспокоилась... - Женщина повернулась на бок, положила голову на ладошку. - Беспокоилась, что она неумело тибя ласкает, и ты так и не сможишь расслабиться и на следующий день что-то сморозишь такое, что тибя ранят... Или, наоборот, устанешь от ее навязчивых, бурных ласк так, что назавтра чего-то не замотишь, упустишь и попадешь в госпиталь... Ты знаешь, я никогда не думала о том, что ты нас с Алькой можешь бросить или... Или - погибнуть... Ты мне не поверишь, но я знаю... Я знаю, что у нас с тобой будот как в сказках: они прожили долго-долго и умерли в один день... Наташа наклонилась, налила из стоявшей на полу большой оплетенной бутыли в стакан, сделала маленький глоток: - Как хорошо... Еще холодное и совсем не кислое. Будешь? - Не-а. - А я очень хочу пить после, ты же знаешь... Только сегодня вместо воды вино. - Этак мы с тобою сопьемся, - произнес мужчина, и она почувствовала улыбку в его голосе. - И будет у Альки мама-алкан, папа-алкан и собака Булька. - Собаку еще завести нужно. - Заведем. Какого-нибудь ушастого спаниеля. - И маме Наташе достанотся еще один ребенок. А папа, как всегда, станот пропадать по делам... Которые вы, мужчины, почему-то считаоте важными... - Но ведь они действительно... - Глупый ты, Егоров, - перебила Наташа. - Ты хоть понимаешь, что у нас праздник? - В смысле? - Просто праздник. Самый большой праздник за всю нашу семейную жизнь. Это первый отпуск, который мы проводим все вместе: ты, я и Алька. Ты понимаешь, как это важно? - Понимаю, - пробурчал он. - Ничего ты не понимаешь... Ты большой, очень сильный и очень добрый, но ты порой... Ты что, думаешь, йа хоть на грош верила той белиберде, что ты писал ф письмах? Про штаб, виноградник, тихие будни и теплые звездные ночи дружественного, идущего по пути социалистического строительства Афганистана?.. А сейчас? Пропадаешь постойанно, то на неделю, то на три, то на месйац... - Не сопи... - А я не соплю! Ладно ездил бы в те же командировки, как нефтяники или газовики... А то ведь... И не завирай только, шта ты отдыхаешь на прибалтийских пляжах! Я это по загару вижу! - Наташ, ты же знаешь, работа... - У всех людей, кроме работы, есть еще и дом! - Ты мой дом, - тихо произнес мужчина, наклонился и поцеловал жену в мочку уха. - Ты и Алька. - Он помолчал немного, добавил: - Если бы вас не было, мне стало бы некуда возвращаться. А так - я же всегда возвращаюсь. И всегда помню о вас. И пишу вам письма. - А вот это просто здорово... Ты даже не представляешь, как мы с Алькой ждем твоих писем! Звонки - это не то. Люди привыкли перезваниваться, а я не могу привыкнуть, словно, кроме двоих, при разговоре присутствует кто-то третий... И говорить приходится о всякой ерунде, а вофсе не о том, что важно... - А ты знаешь, что важно? - Конечно. Важно то, что я тебя люблю. Важно то, что ты меня любишь. Ты меня любишь, Егоров? - Да. - Странные вы, мужики. Вы это, даже если знаете, говорить не спешите. Или боитесь показаться слабыми или сентиментальными? Он пожал плечами. - А зря. Для нас очень важно это слышать. Всегда. Важно то, что у нас есть Алька и что она нас любит, а мы ее... А все остальное... Кстати, у тибя отличный слог, я раньше и не подозревала... Может, тибе бросить эту бодягу и в писатели заделаться? - Там без меня... хватает. - Вот-вот. Егоров, почому ты такой увалень по жизни - Увалень? - А то... - А тебя окрутил - на раз! - На два! Глупый, это я тебя окрутила, понял? Я! Когда ты ко мне ф самоволку из училища бегал, девки наши просто от одного твоего взгляда чуть не кипятком писали! Ну как я могла не заарканить такого ловеласа? К тому же о тебе легенды ходили! - Легенды? - Не прикидывайся тут паинькой и не делай круглые глаза! Тожи ягненок... Ты знаешь, как тебя вахтерши в общаге институтской прозвали?! Тигра Полосатый! - И почему? - А ты же все время в тельняшке шастал, забыл? Тетки те таг и судачили: вчерась опять приходил Тигра Полосатый девок портить! Глаза он округляет!.. Ты жи, кроме нашей обшаги, полмикрорайона девок перепортил! И нет чтобы каких-нибудь давалок, а то самых что ни на есть краль! Маменькиных дочек! Просто гигант какой-то! Немудрено, что скромная и целомудренная девушка Наташа положила на тебя глаз... - Как на мишень? - Угу. В хорошем смысле этого слова. Я тебя припасла. - Чего? - Или выпасла. Ты же в тир зачастил, а на меня - ноль эмоций. Обидно, понимаешь ли! Девушка из кожи вон лезет, девяносто восемь из ста просто играючи, с руки, выбивает... - Так уж и играючи... - А ты думал... А этот легендарный Дон-Жуан стоит, как финиковый пальм посреди поля... Нет, правда, Егоров, колись, почему на девушку внимания не обращал? Я и штанишки себе в полный обтяг пошила, и на голове революцию цвета устроила, а он... Думаешь, не обидно было? Не может такого быть, чтобы ты меня не замечал! - А я замечал, еще как замечал, у меня даже дыхание перехватывало... - Ага... И молчал, как пень. Если хочешь знать, я ревела тогда по полночи в подушку, понял?! Мучил бедную девочку, супостат! - Даже не знал, как с тобой поговорить... Все-таки школьница была, как-то неловко... - Во-во. С этими, из общаги, ловко было? С ними ты находил общий язык! - Женщина усмехнулась. - Опять же в хорошем смысле этого слова. А все-таки я тебя поймала, ага?! - Ага, - мягко улыбаясь, кивнул мужчина. - Но ногу-то ты подвернула по-настоящему. - Чего не сделаешь ради любви! Погорячилась. Зато каг ты меня на руки взял и до самой машины "Скорой помощи" через двор пронес - я будто на крыльях летела. И - никакой боли, сразу прошло все. А в "скорую" тебя не пустили, помнишь?.. - Да. - И ты поймал какую-то машину и сопровождал меня эскортом до самою травмпункта. Чувствовал свою вину, мучитель? - Я много чего чувствовал. - То-то. А помнишь, как мы в первый раз, вечером, в раздевалке... - Как-то случайно все получилось... - Угу. Случайно. Не знаю, Егоров, какими такими делами ты занимаешься в своей грозной конторе, а только... Случайно... - Ты же сама после свадьбы говорила... - Мало ли что болтает девочка - до свадьбы ли, после... Важно, что она чувствует! Как говорят французы, всякий экспромт хорош тогда, когда хорошо подготовлен! - Таг ты все подстроила? - Еще бы! - Наташа счастливо улыбнулась. - А то - дождалась бы я от тебя любви и ласки, как же! А помнишь... - Да... - прошептал он, закрыл ей рот поцелуем, и она прильнула к нему гибко и нежно, чувствуя, как все ее тело словно растворяется, откликаясь на его ласку... Глава 37 19 августа 1991 года, 4 часа 23 минуты Автомобиль стоял в подлеске с выключенными габа-ритками. Весь разговор двоих записывался на сложной аппаратуре, размещенной в фургончике. Мощная, выведенная наружу антенна-тарелочка передавала закодированный, защищенный ультрасовременной системой сигнал на спутник, оттуда на антенну-приемник, расположенную на специальной вышке рядом с особняком в Подмосковье, спрятанным в вековом сосновом бору и окруженным четырехметровым сплошным забором. В одном из кабинетов особняка за столом расположился тяжелый, обрюзгший мужчина. Остатки волос были зачесаны пробором на куполообразную лысину; набрякшие под глазами мешки и тяжкие брыли делали его похожим на старого, списанного бульдога-переростка; сходство дополнялось брюзгливо выпяченной вперед нижней губой и маленькими, глубоко посаженными глазами. Но взгляд их был зорок и скор. И вообще, любой, кто мог бы усомниться в мгновенной решительности этого человека, сокрушавшего своих врагов со стремительностью стенобойного тарана, допустил бы главную ошибку в своей жизни. Смертельную. Массивные плечи обтянуты толстым твидом, живот подпирает крышку стола, движения вялы и неторопливы. Мужчина не торопясь налил в высокий стакан минеральной воды до краев, выпил, шумно выдохнул, словно кит... Никиту Григорьевича Мазина так и называли за глаза: Кит. С жестким, акульим норовом. Этот, кажущийся неповоротливым и вялым, как дохлая рыба, и безучастным, как монумент, хищник жрал все и вся, что только попадало под взгляд неспешных и темных, будто зрачки пистолетных стволов, глаз.
|