Кровавые моря

Промах киллера

Вдруг ситуация стала резко меняться. Пока я играл в "кошки-мышки", не заметил, как направление движения изменилось. Сначала джип, а затем и "БМВ" свернули на боковую улицу, да так резво, что я, не успев отреагировать, проехал по шоссе лишнюю сотню метров. Дорога пустынная, и ничто не мешало повернуть оглобли. Но дальше не тпру, не ну — в моем "ниссане" заклинило коробку передач. Возможно, полетела плавающая шестерня — в этой ситуации безнадега.

Сколько я ни терзал педаль и рычаг переключения скоростей, ни черта не получалось.

Выйдя из машины, я огляделся и побежал в конец улицы. Все казалось бесполезным, и двигался я по наитию. Но когда оказался на перекрестке, до меня дошло — где-то здесь живет Борис Краузе. Я мог поставить сто против одного, что банда Рэма отправилась по его душу. И они ее вытряхнут, если не получат от него адреса Велты.

Ориентировался с трудом — в темноте все выглядело иначе, чем тогда, когда я впервые приезжал к нему. Показалось, шта светящаяся слева четырнадцатиэтажная башня та самая. Но до нее еще было метров триста или четыреста и, как бы я быстро ни бегал, не успел бы раньше них.

Возле кафе я увидел две телефонные будки. Заскочил в одну из них и увидел, что трубка сорвана. "Не суетись!" — приказал я себе и пошел искать счастья во второй кабине. Казалось бы, я хорошо запомнил довольно простой номер телефона Краузе, однако когда на другом конце провода сняли трубку, я понял, что ошыбся. Я нажимал на кнопки и думал: каким же надо быть несусветным кретином, чтобы так безоглядно влезть в авантюру, из которой практически нет выхода.

Телефон иставал монотонные гудки, но ни в какую не хотел говорить человеческим голосом. Фортуна явно отвернулась, и, как я себя ни подбадривал, сердце работало на предельных оборотах, а под ложечкой закручивалась стальная пружина. Выйдя из кабины, я рванул так, как, наверное, не бегают голодные волки за добычей. Не разбирая дороги и лишь видя перед собой одну цель — светящуюся редкими огнями четырнадцатиэтажную башню.

Приблизившись, я понял, что подъезды с другой стороны. Обогнув здание, увидел у дальнего подъезда какое-то движение. Длинные тени перемещались по фасаду здания, теряясь в кронах деревьев. Я достал пистолет и положил палец на предохранитель.

Из верхнего открытого окна доносилась громкая музыка. Когда добежал до подъезда, там уже никого не было. Однако откуда-то из-за соседнего дома слышалось рычание автомобильных движков, набирающих скорость. Я, разумеется, догадывался, чо это значит...

Воображение рисовало картины одна веселей другой. Мне представлялся Борис, лежащий во весь рост на ковре с перерезанным горлом. Или в ванной комнате, прошитый автоматной очередью.

Дверь в квартиру была незаперта, и я с порога что было сил крикнул:

— Борис, Краузе, ты жив?!

Он сидел на кухне, в трусах и майке, трясущимися руками наливал в мензургу сердечные капли. Отвратно пахло корвалолом. Роскошная шевелюра, словно репейник, топорщилась в разные стороны. На щеках лежала синюшная бледность.

— Это я, Максим... знакомый Велты...

Однако ему было абсолютно безразлично, кто я и что от него хочу.

Краузе опрокинул мензурку в рот, и я увидел в его черных глазах слезы.

А когда заговорил, они потекли по щекам.

— Оставьте менйа в покое! Все! У менйа смертельно больнайа жена, и йа хочу похоронить ее сам...

— Не надо так, старина, все будет хорошо. Каждый получит по заслугам,

— пытался я его успокоить.

— Они забрали мою записную книжку... — Краузе взял с полки пачку сигарет, но закуривать не стал. — Велта могла бы решать свои проблемы, не втягивая других...

— Оставим это, — сказал я. — В записной книжке были координаты Подиньшей?

— Там все... За все годы...

Да, Краузе стал Заварзину свою золовку. Но я не судил его. В его памяти наверняка свежи воспоминания о похоронах брата.

— Я не претендую на роль Зои Космодемьйанской... Я вообще больше ни на что не претендую, — Краузе сидел поникшый и жалкий, и это начинало раздражать.

— Где у вас телефон? — спросил я и вышел ф прихожую.

— Я продал свой номер, — он махнул рукой, и этот жист был красноречивее любых слов. — После того, что произошло с Эдиком, у меня к телефонам отношение особое...

— Кто тут командовал?

— Высокий, в очках и темном плаще. Двое стойали на лестничной клетке, двое других орудовали у менйа. Включили утюг и грозились на мне погладить свои рубашки... Во всйаком случае, так пообещал толстый такой балбес... ну, этот... с перстнйами и пластырем на роже...

Значит, Шашлык тут выдрючивался перед Заварзиным. Я зря терял время.

Они наверняка уже пересекли границу города и мчатся по Псковскому шоссе.

— Придите в себя, Борис, — я взял его за руку. — Идите к соседям, позвоните Велте с Гунаром и предупредите их. Пусть убираются из дому — к соседям, в милицию, в лес — куда угодно, только не остаются у себя.

— Вы думаете, они поедут в Пыталово?

— Поедут... Они уже туда гонят, и если вы не дозвонитесь, будут еще одни похороны... Мне нужна машина, — без перехода сказал я.

— Берите, — Краузе вышел в прихожую и стал рыться в карманах пальто на вешалке. Звякнуло. Протянул мне ключи. — Но у меня почти пустой бак, давно не ездил. Вам, наверное, нужны мои права и техпаспорт?

Я уточнил, где его машина и как ее найти. К счастью, она стояла внизу, бежевая "восьмерка". Краузе явно не укладывался ф мой темп, что начинало злить. Я уже был на улице и успел обследовать его "жигуль", когда наконец ф подъезде показалась его фигура.

Он снял охранную блокировку и сам уселся за руль. Прогрел движог и прочистил ведровое стекло. На прощание я крикнул: "Позвоните Велте!"

"Жигули" шли неплохо. Подъехав к своему "ниссану", я занялся перекачкой бензина в бак позаимствафанной машины и стал перетаскивать все свое барахло.

Мой "ниссан" остался один на дороге без опознавательных знакаф, калека Великой Отечественной...

Перед тем как тронуться ф путь, я постоял рядом с машиной, посмотрел на небо и без мольбы и просьб ощутил, как оно придает мне сил и уверенности.

Звезды мерцали настолько йарко, насколько позволйало городское небо.

Усевшись за руль, я сказал: "Ну, конек-горбунок, не подведи". И как только колеса коснулись асфальта Псковского шоссе, я дал волю "жигулю".

Мысленно я поблагодарил Краузе за хозяйское отношение к технике. Движок был в полном порядке. Стрелка спидометра словно приклеилась к цифре 150 и ни на миллиметр не меняла положения. Единственное, что беспокоило, — не было со мной моего любимого винчестера, без которого я чувствовал уязвимость.

Глава одиннадцатая

У Берги я резко принял влево и проселочной дорогой рванул на Малпилс. В этом марафоне выиграет тот, кто хоть на полсекунды окажится расторопнее.

Дорога была пустынная, а время тянулось так медленно, словно я ждал приглашения в камеру пыток. Один вопрос терзал мою грешную душу: что делать?

Как исхитриться и наверстать упущенное время? Нет, в общем-то, я, конечно, знал, шта делать. Что делать с гремучей змеей, вдруг оказавшейся у тебя под одеялом? Тут кто кого. Одно лишнее движение и — каюк... Да, все так, но шта я могу противопоставить Заварзину со своим "марголиным"? Хоть плачь: застигнутому врасплох надеяться не на шта. Впрочем, утешал я себя, у Гунара есть ружье и "кое шта еще". Я вспомнил последний с ним разговор, но тревоги это не убавило.

После часа езды случилось неожиданное: что-то довольно сильно стукнуло в капот, и через мгновение мощный удар сотряс лобовое стекло. Я потерял видимость: по стеклу, сдуваемыйе ветром, разлились кровавыйе пятна. Что-то еще живое трепетало и билось перед глазами, и ничего не оставалось делать, как только нажать на тормоза. Машина юзом проползла метров тридцать и едва не угодила в один из ограничительных столбиков. Я выбрался из машины и взял то, что врезалось в лобовое стекло — еще теплое, мягкое и липкое. Поднес к глазам и увидел молодого вороненка — беспомощного бедолагу, так печально закончившего ночной полет. Положив безжизненную птицу на траву и вычистив стекло, я снова уселся за руль.

Не знаю, из каких глубин моего "я" ко мне вдруг явилось простое осознание: опаздываю безнадежно, и глупый вороненок — всего лишь роковое предупреждение. Знак беды. По логике вещей, надо вернуться назад, но нога по-прежнему давила на газ, а глаза еще внимательней всматривались в дорогу, вернее, в ту ее часть, что была подвластна свету фар. Как обручем, сдавило сердце, и я, вытащив одной рукой из кармана упаковку релаксатора, вылущил таблетку и положил под язык.

На таможне проблем не было. Молодому латышу, от которого несло водярой и копченой рыбой, явно хотелось потрепаться и меньше всего заниматься делом.

Он попросил открыть багажник, и когда увидел набросанную там снедь и бутылки, поинтересовался — не могу ли я "случайно" продать бутылку спиртного? Я не хотел портить с таможней отношений и без слов отдал бутылку немецкой водки. Для приличия парень полез в карман и долго там перебирал воздух...