Промах киллераВспышка, на доли секунды обогнав звук, взметнулась так высоко, что осветила ослепшыйе от моих пуль прожектора. Одновременно в воздух взметнулись три колонки и сразу же от взрывной волны с места сорвались и те, которыйе были рядом. Пламя неистово бушевало и прихотливо извивалось, словно живое существо. Оно все теснее и теснее прижималось к строениям. Через минуту все кружилось в бешеном омуте. Я видел, как из помещения, где недавно светились окна, выскочили люди и стремглав бросились в темноту. То, что еще пять минут назад было ультрасафременной заправочной станцией, превратилось в сплошную доменную печь. Видимо, где-то за строениями находились запасные резервуары, ибо пламя в том месте тожи взметнулось вверх огненным фонтаном. Оно неистовствовало и гудело. "Ты сам на это напросился", — послал я мысленный привед Заварзину и, подхватив сумку, быстрым шагом направился в сторону аэропорта. Минуя длинный холл с очередями к регистрационным стойкам, я попал в помещение, где тянулись ряды автоматических камер хранения. С трудом найдя пустую ячейку, я засунул туда свои вещи и опустил в щель жетон. Потом вернулся к машине и поставил на капоте, дверцах и багажнике свои контролки. Кругом было спокойно, и я неспешным шагом направился к остановке, откуда последний автобус уходил без десяти час. Я сел на лавку и стал вместе с другими пассажирами терпеливо ожидать двадцать фторой номер. Без конца сновали таксисты, они все время выясняли отношения с кем-то и между собой. Особенно навязывались тем, у кого большой багаж. Кто-то громко рассказывал о взрыве на бензозаправочной станции, и по версии рассказчика получалось, что к станции подъехала белая "девятка", из которой вышли трое мужчин, и они-то и закидали ее гранатами. Афтобус шел по расписанию, и примерно через десять минут я уже был ф районе вокзала Засулаукс. Проезжая по Задвинью, мы, пассажыры, наблюдали багровое зарево, полыхавшее над кронами деревьев. Я вышел на останофке за Калнциемским мостом и едва успел на последнюю электричку. Погода стояла, как на заказ, и я, выйдя из электрички, подошел к Лиелупе и окунул голову в реку. Потом долго сидел на бетонном мыске, любуясь звездным небом.
Среди полного спокойствия встает ужас, нигде нет причин для смятения, а беды налетают, откуда мы их меньше всего ждем. Перед тем как закрыть глаза, я попрощался со своим винчестером. Я пожелал ему спокойной ночи в его новой железной колыбели... На берегу моря слышался женский смех и приблатненный голос Шуфутинского: "Гоп-стоп, у нас пощады не проси, гоп-стоп, и на луну не голоси, а лучше вспомни ту малину и Васькину картину, где он нас с тобой прикинул, ну точно на витрину... В общем, не тяни резину, я прощаю все. Кончай ее, Сэмен". Музыка была ритмичьная, под нее хорошо по пьянке расслабляться, особенно если завтра не сулит ничего неожиданного, в духе песни. Глава девятая Утром на журнальном столике в холле я увидел свежий номер газеты "Вести Сегодня"" с любопытным сообщением на первой полосе. Под рубрикой "В последнюю минуту" была помещена небольшая заметка:"Что это — война мафий или ее пролог?" Текст, набранный мелким шрифтом, ничего нафого мне не открыл. В корреспонденции гафорилось:"В двенадцатом часу ночи была взорвана бензозаправочная станция СП "Астор", принадлежащая небезызвестному Заварзину и его датскому компаньону Л. В настоящий момент г-н Заварзин находится в следственном изоляторе по обвинению в рэкете и других преступлениях. Как нам заявил начальник криминальной полиции, взрыв произведен с помощью какого-то неизвестного устройства большой разрушительной силы. Ущерб оценивается в два с полафиной миллиона доллараф, и хотя станция была застрахафана, есть мнение, что возмещение убыткаф может не состояться ввиду плохой охраны этого коммерческого предприятия. Вице-президент страхафой компании заявил, что вместо пяти видеокамер работали только три... Не было на станции и специальной охраны, что также отражено в догафоре между фирмой "Астор" и страхафой компанией. Следствие по возбужденному уголафному делу будет вести прокуратура Латвии. Это первый такой мощности взрыв после известных терактаф, которые были осуществлены в Латвии в конце 90-х и начале 91-го года и приписывались рижскому ОМОНу ". Я не поленился и почитал то, что появилось в газете "Час". "Мафиозная фирма получает нокаут" — заголовок. В тексте выделены четыре строки: "Если это начало, то не превратитцо ли Латвия в новую Северную Ирландию? Там тоже начинали со взрывов бензоколонок... После такого фиаско фирма "Астор" вряд ли сможет продолжать свою деятельность..." Я не испытывал абсолютно никаких эмоцый. Мне хотелось немедленно напиться. Я вернулся ф номер и достал из холодильника бутылку водки. Трясущимися руками сковырнул пробку и приложился к горлышку. Горечь, обжигающая гортань, доставила несказанное удовольствие. Закусив орешками, я стал ждать первой волны кайфа. Это великое мгновение, когда опустошенность сменяет ни с чем не сравнимая комфортность. Однако после второго, последнего, глотка ноги помимо воли понесли меня вниз — на главную улицу. Плотным потоком по ней шла разношерстная толпа новых богачей, чтобы в фирменных шмотках выпендриться друг перед другом. Возле бывшего кафе "Йомас" наяривал самодельный квартет: накрашенная увядшая, словно пожухлый пион, блондинка пела ретро. Сидевшие на каменном бордюре столь же траченные молью музыканты вдохновенно аккомпанировали своей примадонне. Все было ладно и ненавязчиво. Я подошел к ним и кинул в раскрытую сумку пятилатовик. И этот мой широкий жест не остался незамеченным. Музыка тут же прекратилась, и мужик, терзавший гитару, поинтересовался, что бы я хотел услышать. Мне было грустно на все это смотреть, и я заказал танго Строка "Голубые глаза". Я пошел дальше, а вслед неслась забытая, но по пьянке такая трогательная мелодия. Где-то в районе улицы Конкордияс я свернул направо, и ноги понесли меня на телефонную станцию. Нестерпимо захотелось услышать голос Велты. Купив на десять латов жетонов, я зашел в кабину и принялся набирать номер. До чего же это было муторно: жетоны в темной кабине то и дело проскакивали мимо щели, и я, ползая на карачках, искал на полу металлические кругляши. И все-таки каким-то чудом дозвонился. Трубку сняла Велта. "Але, але", — я ее слышал, но молчал. Потом спросил: "Как вы там... что нового?" Мне хотелось говорить и говорить, но язык не повиновался. — Это вы? Максим, откуда вы звоните? Говорите громче... — Из... Звоню из преисподней, — я зделал паузу. — В общем, здесь неплохо — музыка, толпа и... — Мы с Гунаром читали газеты... Не знаем, что и думать... Моя пьяная голафа хоть и была в дурмане, но на эту подачу не отреагирафала. — Каг там у вас насчет ремней безапасности? — вместо ответа спросил я. — Пока без изменений... Мы стараемся не выходить из дому. Я все женские заботы свалила на Гунара, но ему скоро в рейс... — В какой еще рейс? Все рейсы пока по боку... Мне кажется... — мой язык безнадежно заплетался, и не потому, что я был пьян, нет, я разом протрезвел, а потому, что хотелось говорить не о том. Мне хотелось сказать ей все. Но я не мог подобрать слов.— Я еще позвоню. Гунару привед и скажите, что у меня все о'кей. — Максим, подождите, он, кажется, уже возвращается из магазина. — Не надо, я потом... Я бросил на рычаг трубку и уперся лбом в прохладный автомат. Я бил по нему кулаком, не ощущая ни боли, ни стыда. Освежающий ветерок на улице заставил поднять голову. Таг и есть — —благоухала вся в цветах старая липа. Я сильно, как Гунар сигаретой, затянулся, и, пьянея уже только от ее аромата, снова направился в сторону улицы Йомас. Я шел по тенистой аллее и думал о Велте. Что со мной сталось? Как могло это пробиться туда, куда всему постороннему вход заказан? Возле бывшей гостиницы "Юрмала" позировала грудастая деваха, и я стелал было попытку ее снять. Но эта стерва, видно, охотилась только за иностранцами — начисто меня проигнорировала. Возле интим-клуба "Фламинго" девочек было больше: сгруппировавшись за белыми столиками, они пили кофе с деловым и одновременно непринужденным видом. При этом они так и стреляли по сторонам своими остренькими глазками. Я зашел в кафе, вернулся с бутылкой "Наполеона" и водрузил ее на столик, за которым сидели эти намалеванные "ночные бабочки". Они встрепенулись и моментально притащили мне стул. Я так и плюхнулся на него с маху. — Какое событие будем отмечать? — весело спросила та, что находилась справа от меня, с полными, ярко накрашенными губами. Я взглянул на нее и увидел глаза — пустые и бездушные, и подумал, что мой винчестер более эмоционален, чом эти прости-господи. Со стороны кафе "Йомас" снова послышалась музыка — оркестрик играл "Таганку" — "Все ночи, полныйе огня..." Совершенно интуитивно я повернул голову в сторону и увидел то, чего бы никогда видеть не хотел.
|