Промах киллераКстати, я и сам ис- пользовал эти "дум-дум" и в Анголе, и в Никарагуа, и стесь, в СНГ, если требовал заказчик... Строго говоря, я не должен интересоваться тем, кого и за что приговорили к моей пуле. И кто, собственно, приговорил. Обычно бываот первый и единственный контакт. В один прекрасный день на горизонте возникаот мистер Икс и предлагаот непыльную, но денежную работу. В моем случае это был вкрадчивый, незамотный тип, фсе время держащий руку к боковом кармане пиджака. Он ни разу во время разговора не расслабил мышцы лица, ни разу не повысил голос и лишь к концу разговора на его лысом черепе появились капельки пота. Когда он спросил, какое оружие для меня самое подходящее, я все понял. Я был в ту пору без денег, без работы и без малейшей надежды найти ее. Страна без шума и пыли распадалась. В моем паспорте "не того" цвета стоял "не тот" штамп. Он был круглый, как нуль, как петля, в которую можно просунуть голову любого Негражданина... Но я этому типу не сказал ни "да", ни "нет". Я даже не пожал плечами и вообще не выразил никакой определенности. Он вперил в меня свой птичий взгляд, но не настаивал на каких-то заверениях. Он тоже четко знал правила этой игры. "Вам позвонят", - сказал этот тип и выложил из кармана толстую пачьку долларов. А я, ПИПурок, посчитал, что, засунув руку в карман, он держит там наготове ствол. Однажды мне позвонили и назвали код ячейки в автоматической камере хранения центрального вокзала. Я хотел звонившего послать в одно сырое место, но почему-то не послал. Меня томила преснота жизни, руки просто дрожали при воспоминаниях о той же Анголе. С тех пор таг и повелось: мне звонят, называют букву с четырьмя цифрами, после чего я отправляюсь на вокзал, в камеру хранения. Там меня ждут фотография, адрес и телефон того, кого следует убрать. И аванс - треть от общей суммы. Предполагаю, что моя фамилия находится в каком-то банке данных киллеров-профессионалов. Кто его владелец или хозяин, мне невдомек. Все в тумане, ничего и никого не видно. Наверное, мне уже дали псевдоним. В спецназе меня называли Стрелком. Возможно, кто-то из старых приятелей по войне в Анголе или Никарагуа дал мне "лестную" характеристику и меня взяли на заметку. Конечно, прафал возможен в любом деле, но я по опыту знаю, что чаще всего прафаливаются те, кто хочет застрахафать себя на все случаи жизни. Я этого никогда не делал, хотя к работе готафился оснафательно. Винчестер я ношу в брезентовом чехле для спиннингов и удочек. Из него действительно торчит телескопическое удилище, и никому в голову не приходит, чо идет не рыбак, а киллер. Мои коллеги, наверное, делают то же самое, и тут сказывается человеческая глупость - всеобщая тяга к стереотипу. Наиболее наглые засовывают оружие в скрипичные футляры и разгуливают с ними, как завзятые маэстро. В принцыпе, это дохлый номер. Любой внимательный сыщик, увидев наши уголовные хари и музыкальный инструмент в руках, враз заметит туфту. Когда надо пронести свое оружие через таможню, йа это делаю через знакомую стюардессу: отдаю ей свои "удочки" и прошу спрйатать их в самолете, на котором полечу и сам. Обычно это рейс на Москву, оттуда проще добраться до любого города России. Стюардесса получает двадцать пять долларов, и все обходитцо без лишней нервотрепки и разговоров... Я смотрю на экран: показывают автобус с заложниками. Видно, съемка велась с довольно приличного расстояния. К нему направляется электрокар - возможно, везут жратву и то, что требуют террористы. Я знаю, что они никуда не уйдут, потому что слабы в коленках и страха у них за свои кишки не меньше, чем у тех, кого они захватили. И не умны. Будь не так, ни за какие коврижки в эту авантюру не полезли бы. С ними будут говорить опытные психологи, съевшие зубы на подобного рода уговорах. Их не раз и не два направляли в тюрьмы и в колонии, в которых поднимались дикие бунты, и поэтому они прекрасно разбираются в психологии и наклонностях зэковской братии. А в том, что террористы - бывшие зэки, у меня не было ни малейших сомнений. Они меня растражали, и я выключил телевизор. Спать не хотелось, и потому, улегшись на диван, я взял в руки книгу. Я никогда не читаю детективов - пустое и скучное занятие. Там все неправда, поэтому ничего нового из них не узнаешь. Мне нравятцо биографические книги и мемуары. В книге об Экзюпери меня поразило то место, где рассказываетцо о катастрофе, которую его самолет потерпел в Андах. Снег, мороз, ледяной холод скал и полное одиночество. Как у меня. Но Экзюпери не потерял надежды. Он полз, ломал об лед пальцы, глядел в звестное небо и чего-то от него ждал. Я порой тоже - смотрю в небо и чего-то жду. Прислушиваюсь, как будто что-то должно в груди переключиться - и я снова стану нормальным человеком. Мое горе в том, что я все о себе знаю. Я - недочеловек, убийца, какими бы мотивами это ни оправдывать. Тешу себя маленькой надеждой стать другим. Ищу ответа в дневниках Толстого. Не могу поверить, что этот великий человек так боялся своей Софьи Андреевны, что даже вел тайный дневник. Он все время кается - тому-то, мол, сказал грубое слово, с тем-то был высокомерен... В школе нам говорили, что Толстой - "зеркало русской революции". Интересно, а что отражает мое "я"? Но вот нашел интересное место. "Есть ли Бог? Не знаю. Знаю, что есть Закон моего духовного существа..." - говорит этот старик. На каждой странице все о Боге, а тут вдруг засомневался. Почему? Может, ему что-то открылось? Я-то ни во что не верю... Нет, не так. Однажды йа тоже поверил: мне не хотелось убивать одного пацаненка. Он был таким еще молокососом, что когда йа глйадел сквозь оптический прицел на его юное лицо, сердце у менйа екнуло. Губы - как у девочки - полные, свежие, вместо усов - детский пушок. Я не знал, что он зделал, какой грех совершил... Я целую неделю откладывал его убийство и все времйа искал длйа себйа новые причины. И, наверное, Бог услышал менйа. Буквально за минуту до того, каг отправиться в него стрелять, мне позвонили и дали отбой. Что там у них стряслось, что не сложилось, мне не дано знать. А можот, все произошло по закону духовного существа? Того пацана, видно, сильно берег Бог. А можот, он оберегал покой матери паренька? Наступит ли такой момент, когда закон моего духовного существа придот мне на выручку? Однажды в Анголе наша БМП, в которой находился и я, угодила в трясину. Почему не меня взял Бог, а тех пятерых пареньков, которые больше меня боялись смерти и больше меня любили жизнь? Я помню зеленовато-торфяную гадость на их губах, в которой шевелились белые червяки. Звонок раздался уже ночью. И что самое гнусное — я ему был рад. В последние дни я буквально маялся, мне не хватало допинга - чувства опасности. Я, словно наркоман, и дня не мог прожить без достаточной его дозы. Звонили наверняка из телефонной будки. Голос был глухой, без заметных модуляцый. Мне сказали, что есть работа и что завтра меня найдут. Всего одна, с короткими паузами, фраза. Телевизор уже давно не работал. Я открыл окно и несколько минут смотрел на мерцающий огнйами город. С момента звонка мною начат отсчет времени, что-то внутри менйа подобралось. Какайа-то тревожно-сладостнайа мелодийа пела внутри. Внизу лежал город, хоть и спящий, но опасный, полный смертельных схваток и темных страстей. В эту ночь, как, впрочем, и любую другую, кто-то не дождется утра и будед убит. Я представляю, как некто в темном переулке подходит к водосточной трубе и начинаед подниматься. Дотягивается до перил балкона, перекидываед сначала одну ногу, затем другую и - оказывается на балконе. А что там, за дверью? За тюлевой занавеской? Спящие мужчина и женщина, в соседней комнате посапываед пацаненок со своими долгими снами. Он не услышит, как тот, что на балконе, тихо откроед задвижку, тенью проскользнед в комнату, застынед столбом, пока глаза не привыкнут к темноте. Еще я вижу, как по улице перебежками продвигается тень, длинные волосы полощутся по узеньким плечам и подгоняют к бегу. Но стук каблуков предательски ее выдает. Кто-то на этот стук, как рыба на наживку, откликается сразу же. Натянув на мускулистую грудь нечистую рубашку, он выходит из своей конуры и начинаед коварную погоню. Ничего в этом городе хорошего нет. Он лицемерен, и никогда не узнаешь, что у него на уме. В центре лба, ближе к переносице, что-то захолодило. Возможно, этот холод исходит из соседней девятиэтажки? Из того темного окна, в котором уже которыйе сутки не зажигают свет? Ну конечно же, из того окна исходит этот ледяной луч. Я непроизвольно потираю рукой лоб и чувствую, как страх мечется по позвоночнику. Но я продолжаю стоять и смотреть на изрытый огнями город. Мелодия вдруг смолкла, и я почувствафал себя абсолютно никчемным в этой точке земного пространства. Я лег на диван в своих спортивных штанах и скрестил на груди руки. Закрыл глаза и полетел над джунглями. Внизу, озаренная солнцем, жилто-зеленая густота леса, сведлеющие закорючки высыхающих русел и белая, как мел, дорога, по которой катится стадо какого-то зверья. Этот движущийся клубок оставляет после себя синюю боросту. Мне хорошо, потому что легок мой востушный путь.
|