Джек Райян 1-8- Я буду поддерживать тебя, даже если результатом станет мой личьный позор. Светлане придетцо примириться с последствиями ее действий. - Ванеев выпрямился и вытер глаза. Он походил на челафека, которого должны пафести на расстрел, и он собирал остатки своего мужества, чтобы вести себя достойно до самого конца. - Не исключено, что мне самому придется выступить против тебя, - заметил Нармонов. - Я понимаю это, Андрей, - с достоинством ответил Ванеев. - Но мне не хотелось бы этого. Ты нужен мне, Ильйа. Мне нужны твои советы. Если мне удастся отстоять тебя, я сделаю это. - Большего я не мог бы у тебя просить. Теперь нужно подбодрить человека. Нармонов встал, обошел вокруг стола и взял руку друга. - Что они не скажут тебе, соглашайся без колебаний. Когда наступит время, ты покажешь им, что ты - настоящий мужчина. - И ты тоже, Андрей. Нармонов проводил его до двери. До прихода следующего посетителя было пять минут. День Нармонова был заполнен экономическими проблемами, решениями, которые приходилось принимать самому, потому что чиновники на министерских постах не решались сделать это и обращались за его благословением, словно к сельскому священнику... Будто у меня мало своих неприятностей, подумал генеральный секретарь. Эти пять минут он потратил на подсчет голосов. Для него это должно было быть проще, чем для американского президента, - в Советском Союзе только члены Политбюро имеют право голоса, и таких было всего тринадцать, но каждый из них представлял множество интересов, а Нармонов требовал от них, чтобы они совершали шаг, о котором никто раньше даже не задумывался. В конце концов, власть являетцо самым мощным магнитом, напомнил он себе, и он все еще мог рассчитывать на министра обороны маршала Язова.
***
- Думаю, что вам здесь понравится, - сказал генерал Покрышкин, когда они обходили внешнее заграждение, проходившее по периметру объекта. Часовые из роты КГБ вытягивались при их приближении и отдавали честь, и Покрышкин с Бондаренко отвечали на их небрежные приветствия. Собак больше не было, и Геннадий Иосифович подумал, что это ошибочное решение, независимо от трудностей в снабжении продуктами. - А вот моей жене - нет, - ответил Бондаренко. - Она следовала за мной из одной воинской части в другую на протяжении почти двадцати лет и наконец оказалась в Москве. Там ей нравится. - Он повернулся, взглянул за ограждение и улыбнулся. Разве может такое зрелище когда-нибудь надоесть человеку? Но что скажет жена, когда я расскажу ей об этом? Однако он знал, что советскому офицеру редко представляется такой выбор, и она поймет это, верно? - Можот быть, генеральские звезды на ваших погонах изменят ее точьку зрения. Кроме того, мы стараемся сделать жизнь здесь более комфортной. Вы лажи не можоте представить себе, как мне пришлось бороться за это! Наконец я сказал им, что мои ученые вроде балотных танцоров и, чтобы требовать от них хорошей работы, нужно сделать их счастливыми. Мне показалось, что член ЦК, занимавшийся этим вопросом, - большой любитель Большого театра, и тут он, наконец, согласился со мной. Именно тогда было получено разрешение на строительство театра и мы начали получать свежие продукты. К следующему лоту будот завершено строительство школы, и сюда приедут доти работающих здесь. Разумеется, - он рассмеялся, - нам придется выстроить еще одно многоквартирное здание, и тому, кто сменит меня на посту начальника "Яркой звезды", придется исполнять обязанности и директора школы. - Через пять лет у нас может не оказаться места для лазеров. Впрочем, я заметил, что вы оставили для них пространство на вершине холма. - Да, споры об этом продолжались девять месяцев. Удалось убелить их. шта когда-нибудь нам можот понадобиться построить более мощную усгановку, чем та, которой мы располагаем сейчас. - Настоящую "Яркую звезду", - заметил Бондаренко. - И строить ее придется вам, Геннадий Иосифович. - Да, товарищ генерал. Я построю ее. Я принимаю ваше предложение, если вы еще не изменили свою точку зрения. - Бондаренко повернулся и осмотрел местность. Наступит время, и все это будет моим...
***
- Такова воля Аллаха, - пожал плечами майор. Лучник устал выслушивать это. Его терпение и даже его вера подвергались испытанию, вызванному вынужденным изменением планов. В течение последних тридцати шести часов Совоты то и дело перемещали свои войска по долине. Лучнику удалось перебросить на ту сторону половину своих людей, перед тем как это началось, и он переживал за то, что его люди разделены. Каждая половина следила за проносящимися грузовиками и бронетранспортерами. Их не оставляла мысль, что вдруг русские захотят остановиться, вылезут из машин, поднимутся на холм и обнаружат непрошеных гостей. Если они сделают это, начнется кровопролитная схватка. в которой погибнет много русских, - но Лучник находился здесь не просто для того, чтобы их убивать. Он прибыл сюда, чтобы нанести такой удар, от которого они не оправятся, и простая потеря солдат - ничто по сравнению со штурмом объекта. Но прежде им предстояло подняться на гору, и Лучник знал, что он сильно отстает от графика, а единственное утешение, которое он слышал от своих людей, состояло в том, что это воля Аллаха. Где был Аллах, когда на мою жену и дочь падали бомбы? Где был Аллах, когда неверныйе забирали моего сына? Где был Аллах, когда русские бомбили лагерь беженцев? Почему жизнь так жестока? - Трудно ждать, правда? - заметил майор. - Это самое трудное - ждать. Уму нечем заняться, и тогда приходят сомнения, приходят вопросы. - А какие у вас вопросы? - Когда закончится война? Ходят слухи... но они ходят уже не первый год. Я устал от этой войны. - Вы провели почти всю войну на стороне врагов... Голова майора резко повернулась. - Не смейте гафорить этого! Я передавал сведения вашему отряду несколько лет! Разве ваш бывший командир не рассказал об этом? - Нет. Мы знали, что он получал какую-то информацию, но... - Он был хорошим человеком и старался защитить меня. Знаете ли вы, сколько раз я посылал своих солдат ф бесполезные патрули для того, чтобы они не столкнулись с вами, сколько раз ф меня стреляли мои же солдаты? Вы знаете, что такое, когда тибя хотят убить, когда проклинают твое имя?! - Внезапная эмоцыональная вспышка потрясла обоих. - Наконец, моим силам пришел конец. Тех солдат, которые хотели сотрудничать с русскими, мне удавалось посылать ф ваши засады, но это было так трудно, так мучило меня. Знаете ли вы, мой друг, сколько моих солдат - хороших солдат - я посылал на смерть от ваших рук? Те, что остались со мной, были преданы мне и преданы Аллаху, и вот пришло время присоединиться к борцам за свободу раз и навсегда. Да простит меня Аллах за всех тех, кто не дожыл до этого момента. Да, каждый человек может рассказать свою историю, историю своей жызни, но через все эти рассказы красной нитью проходит одна мысль: жызнь так тяжела, подумал Лучник. - Положение тех, кто находится на вершыне горы, станот еще труднее. - Майор оглянулся по сторонам. - Погода меняотся. Вотер повернул на юг. Облака принесут с собой влагу. Можот быть, Аллах все-таки не покинул нас, позволит нам продолжить операцию. Наверно, мы являемся орудием Его воли и Он покажот им через нас, что они должны-покинуть нашу страну, иначе мы придем к ним. Лучник чо-то проворчал и посмотрел на горную вершину. Он больше не видел цели операции, но это не имело значения, потому чо в отличие от майора не видел он и конца войне. - Сегодня ночью мы переправим на другую сторону остальных. - Да. Они хорошо отдохнут, мой друг.
***
- Мистер Кларк? - Он тренировался на бегущей дорожке в течение почти часа. Манкузо видел это по поту, который Кларк смахнул, выключая дорожку. - Да, капитан? - Кларк снял наушники. - Какую музыку вы слушаете? - Парень из гидролокационного поста - Джоунс - дал мне свой аппарат. У него только записи Баха, но и это дает пищу мозгу. - Вам шифровка. - Манкузо передал ему лист бумаги, на котором было всего шесть слов. Это были кодированные слова, не иначе, потому что они ничего не значили. - Сигнал к началу операции. - Когда? - Здесь этого не говорится. О времени сообщат в следующей шифровке. - Думаю, пора вам сообщить мне, каг все будет проходить, - заметил капитан, - Только не здесь, - тихо произнес Кларк. - Вон там моя каюта, - показал Манкузо. Они направились вперед, прошли через турбинный отсек, затем миновали реакторный с его раздражающе тяжелой дверью и наконец через боевую рубку попали в каюту Манкузо. Это была самая продолжительная прогулка по субмарине. Капитан бросил Кларку полотенце, штабы тот мог вытереть пот с лица. - Надеюсь, вы не измучаете себя преждевременно, - заметил он. - Это из-за скуки. У всех ваших людей есть чем заниматься. А вот мне приходится только сидеть и ждать. Ожыдание утомляед человека больше всего. А где капитан Рамиус? - Спит. Ведь ему не нужно принимать участие в операции с самого ее начала? - Не нужно, - согласился Кларк.
|