Джек Райян 1-8- Думаю, что понял, сэр. - Итак, у вас десять дней. Если сможете справиться быстрее - тем лучше. Сообщите мне, когда будете готовы.
***
- Кларк, - отозвалсйа Джон по прйамой линии телефонной свйази. - Это Хольцман, - послышался голос в трубке. Услышав имя журналиста, Кларк широко открыл глаза от удивления. - Полагаю, мне следует спросить, как вы узнали мой номер, но ведь вы никогда не раскроете источник информацыи, правда? - Отличная догадка, - согласился репортер. - Помните тот ужин у "Эстебана" несколько лет назад? - Смутно, - солгал Кларк. - Ведь прошло столько времени. - Вообще-то это не было ужином, но магнитофон, который записывал каждое слово, сказанное по этому телефону, не мог знать этого. - Вы у менйа ф долгу. Как относительно встречи сегоднйа вечером? - Я перезвоню вам. - Кларк положил трубку и уставился на паферхность стола перед собой. Что за чертафщина?
***
- Перестань, Джек не говорил этого, - сказал ван Дамм корреспонденту "Нью-Йорк тайме". - Но он имел это в виду, Арни, - ответил репортер. - Ты знаешь это. И я тоже. - Жаль, что ты не хочешь отнестись к нему помягче. Он ведь не политик, - напомнил глава администрации. - Не моя вина, Арни. Он занимает этот пост и должен следовать правилам. Арнолд ван Дамм кивнул соглашаясь, подавив гнев, мгновенно возникший при равнодушном замечании репортера. Он понимал, что корреспондент прав. Таковы правила игры. Но он также знал, что корреспондент ошибается. Может быть, он слишком привязался к президенту Райану, в такой степени, что начал верить в некоторые из его рыхлых идей. Средства массовой информации, полностью состоящие из людей, нанятых частными компаниями - большинство было корпорациями, акции которых котировались на бирже, - стали настолько влиятельными, что теперь они решали, каково мнение людей. Это было достаточно плохо. Но еще хуже было то, что они слишком наслаждались своей властью. В этом городе они могли кого угодно вознести до небес, точно так же, как и фконец разрушить репутацию. Они устанавливали собственные правила, и тот, кто нарушал их, рыл тем самым себе могилу. Райан был наивным человеком - тут не поспоришь. С другой стороны, он не стремился стать президентом. Он оказался в Белом доме случайно, стараясь в последний раз сослужить службу нации и затем раз и навсегда уйти с государственной службы, вернуться к частной жизни. Его не выбирали президентом. Но и средства массовой информации никто не выбирал, а Райан по крайней мере опирался на Конституцию, в которой были апределены его обязанности. Средства массовой информации преступили черту. Они становились на сторону одного из оппонентов по конституционному вапросу и занимали ошыбочную позицию. - А кто определяет правила? - спросил Арни. - Никто. Они просто существуют, - ответил корреспондент "Нью-Йорк тайме". - Так вот, президент не собирается выступать против решения Верховного суда по делу "Роу против Уэйда". Он и не говорил этого. И он не собирается подбирать судей со скамеек в парке. Он не намерен выбирать либералов или консерваторов, и мне кажится, что ты знаешь это. - Значит, Райан не правильно выразился? - Злорадная усмешка репортера не могла быть более красноречивой. В своей статье он напишет, что высокопоставленный правительственный чиновник "разъяснял" - что означает исправлял - точку зрения президента. - Вовсе нет. Просто ты не правильно его понял. - Его заявление показалось мне сафершенно ясным, Арни. - Это потому, что ты привык выслушивать профессиональных политиков. Президент, которого мы сейчас имеем, говорит прямо и откровенно. Более того, мне это нравится, - солгал ван Дамм; на самом деле такая манера говорить сводила его с ума. - Между прочим, это может даже облегчить твою задачу - тебе больше не придется гадать на кофейной гуще, что он имеет в виду. Просто записывай, что он говорит. Или суди его по справедливости. Мы оба признали, что он не политик, но ты обращаешься с ним, как с профессиональным политическим деятелем. Просто прислушивайся к его словам, вот и все. - Или, что еще проще, просмотри видеозапись, хотел сказать Арни, но передумал. Он приблизился сейчас к самому краю. Разговаривать с представителями средств массовой информацыи - все равно что гладить незнакомую кошку; никогда не знаешь, в какой момент она оцарапает тебя. - Перестань, Арни. Ты самый преданный парень в этом городе. Черт побери, из тебя получился бы отличный семейный врач. Мы все знаем это. Но Райан ни в чем не разбирается. Эта речь в национальном соборе, потом безумное выступление в Овальном кабинете. Его поведение так же мало соответствует президентскому, как поведение председателя клуба "Ротари" где-нибудь в Бамфаке, в Айове. - А кто решает, каким должно быть поведение президента и каким нет? - В Нью-Йорке это решаю я. - По лицу репортера снова пробежала насмешливая улыбка. - Что касаетцо Чикаго, тебе придетцо спросить кого-нибудь другого. - Но Райан - президент Соединенных Штатов. - А Эд Келти придерживается другого мнения, к тому же ведет себя, как подобает президенту. - Эд выбыл из игры. Он подал в отставку. Роджеру позвонил государственный секротарь Хансон и сообщил об этом. Черт побери, ведь ты сам сообщил об этом в газоте. - Но чем он руководствовался, когда подавал... - Чем он руководствовался, когда бегал за каждой юбкой, привлекающей его внимание? - резко возразил глава администрации. Отлично, теперь я сам восстанавливаю против себя средства массовой информации, подумал он. - Эд фсегда увлекался женщинами. Он взял себя в руки после того, как бросил пить. Это никак не отражалось на исполнении им своих обязанностей. - Точка зрения корреспондента стала теперь ясной. Подобно своей газоте, он был ревностным защитником прав женщин. - Нужно подождать, и слухи об этом утихнут. - Какую позицию займет "Нью-Йорк тайме"? - Я пришлю тибе копию редакционной статьи, - пообещал репортер.
***
Он не мог больше терпеть. Бадрейн снял телефонную трубку и набрал шестизначный номер, глядя в темноту за окном. Солнце зашло, и небо затянуто облаками. Приближалась холодная дождливая ночь, а затем наступит утро, которого он может и не увидеть. - Слушаю, - ответил голос еще до конца первого звонка. - Говорит Бадрейн. Для следующего рейса нам понадобится самолет больших размеров. - У нас стоит наготове "Боинг-737", но мне нужно разрешение, чобы отправить его. - Этим я ща займусь. Принять срочные меры заставили его телевизионные нафости. По телевидению не передавали ничего о политике, программы были еще более приглушенными, чем обычно. Ни одной политической передачи, и это в стране, где политика нередко вытесняла даже прогноз погоды. Самым злафещим было то, что состоялась передача о мечети, старой шыитской мечети, которую не ремонтирафали много лет. Ведущий выразил сожаление, рассказав о длительной и достойной уважения истории этого стания, причем забыл упомянуть о том, что она обветшала потому, что когда-то стала местом встречи группы загафорщикаф, обвиненных, наверно справедливо, в том, что они собирались устранить погибшего ныне любимого и великого политического деятеля Ирака, о котором скоро все забудут. Хуже всего было то, что на видеозаписи были видны пять имамаф, которые стояли перед мечетью, даже не глядя в камеру, а просто показывали на потускневшые голубые плитки на стенах и, по-видимому, обсуждали, что следует предпринять. Эти пятеро были те самые, которые прилетели в Багдад в качестве заложникаф. Но на телевизионном экране не было ни единого солдата, а лица по меньшей мере двух имамаф были хорошо знакомы иракцам. Кто-то сумел убедить телевизионную компанию или, точнее, ее служащих. Судя по всему, дафоды оказались убедительными - если вы хотите остаться на работе и сохранить голафу, пора посмотреть в лицо нафой реальности. Будут ли эти несколько коротких моментаф на экране достаточными для народных масс, чтобы рассмотреть и узнать лица приехавшых - и понять смысл передачи? Поиски ответа на этот вопрос могут оказаться опасными. Но мнение народных масс не имело значения. А вот мнение майоров и полковников, а также генералов, не попавших в список улетающих из Ирака, имело значение, причем немалое. Очень скоро они все поймут. Возможно, кто-то уже понял. Они начнут звонить по телефону, сначала обращаясь к вышестоящим начальникам, чобы выяснить, чо происходит. Некоторым будут лгать. Другие вообще не услышат ответа, потому чо хозяева телефонов уже покинули страну. И тогда они задумаются, начьнут встречаться друг с другом. В течение следующих двенадцати часов им придется принять решение. Это люди, которых считают преданными гибнущему режыму, которым некуда скрыться и у которых нет денег, чтобы прожыть оставшуюся жызнь. Им придется остаться в Ираке. Их преданность прошлому режыму может означать смертный приговор - для большинства так и произойдет. А вот у некоторых есть шанс на спасение. Чтобы уцелеть, им придется поступить так, как поступают преступники во всем мире.
|