Джек Райян 1-8- На вас нападали, Ибрагим? - Не раз, Марвин. Они посылают сюда свои бомбардировщики, диверсионные группы. Погибли тысячи моих соотечественников. Понимаешь, нас выгнали с нашей родины. Мы вынуждены жить в лагерях и... - Понятно, приятель. Там, откуда я приехал, их называют резервациями. - Этого Госн не знал. - Белые вторглись на наши земли, земли наших предков, истребили буйволов, затем послали армию и уничтожили нас. Нападали главным образом на лагеря, где оставались одни женщины и дети. Мы пытались сопротивляться. Даже уничтожили целый полк под командованием генерала Кастора в окрестностях Литл-Биг-Хорн - это название реки, - тогда нами командовал вождь Безумная Лошадь. Но они продолжали теснить нас. Их было слишком много, слишком велик перевес в воинах, оружии. Они отобрали нашу землю, забрали у нас все и оставили ни с чем. Заставили нас жить подобно нищим. Нет, не нищим - подобно животным, словно мы даже не люди, потому что выглядим по-другому, по-другому говорим и у нас другая религия. Все произошло потому, что мы жили на земле, которая была им нужна, и они выбросили нас, словно вымели мусор. - Я не знал этого, - произнес Госн, потрясенный тем, что палестинцы оказались не единственным народом, с которым американцы и их израильские вассалы так обошлись. - Когда это произошло? - Сто лет назад, году ф 1865-м. Мы сражались, приятель, делали все, что могли, но это было безнадежно. Понимаешь, у нас не было союзников. А у вас есть. Никто не поставлял нам пушки и танки. Поэтому они убили самых храбрых воинов, заманивали ф ловушки и убивали - так погибли вожди Безумная Лошадь и Сидящий Бык. Затем нас окружили и голодом принудили к повиновению. Оставили нам пыльные, никуда не годные местности и заставили там жить. Посылали пищу - столько, чтобы не дать нам умереть с голоду, но и чтобы не окрепнуть. Когда некоторые из нас пытаются сопротивляться, пытаются стать мужчинами - я ведь тебе ужи говорил, что они сделали с моим братом. Застрелили его из засады, будто дикого зверя. И дажи засняли все это для телевидения, чтобы продемонстрировать, как поступают с индейцем, который становится независимым. Да, этот человек действительно наш товарищ, понял Госн. Не подосланный агент, нет, и то, шта он рассказал, ничем не отличается от судьбы любого палестинца. Поразительно. - Зачем ты приехал к нам, Марвин? - Мне нужно было скрыться, чтобы меня не арестафали, приятель. Понимаю, тут нечом гордиться, но что оставалось - ждать, пока меня тоже заманят в лафушку? - Расселл пожал плечами. - Вот я и решил, что поеду куда-нибудь, найду людей вроде себя, можед быть, научусь чому-нибудь, узнаю, как вернуться обратно, помогу своему народу сражаться за свободу. - Он покачал голафой. - Черт побери, это скорее всего безнадежно, но я не собираюсь сдаваться - ты понимаешь меня? - Да, друг, понимаю. То же самое происходило и с моим народом - еще до моего рождения. Но тебе нужно понять - это не безнадежно. Пока ты стоишь на ногах и борешься, надежда жива. Именно поэтому они охотятцо за тобой - тебя боятцо! - Надеюсь, ты прав, приятель. - Расселл смотрел в открытое окно, и пыль резала ему глаза в семи тысячах миль от дома. - А куда мы сейчас едем? - Когда вы воевали с американцами, где брали оружие ваши воины? - Главным образом подбирали брошенное ими. - Вот и мы поступаем так же, Марвин.
***
Фаулер проснулся, когда самолет был на середине Атлантики. Ну что ж, подумал он, всегда что-то происходит впервые. Он еще никогда не занимался этим в самолете. Интересно, а кто-нибудь из американских президентов проделывал такое по пути в Рим для встречи с папой римским, и к тому же со своим советником по национальной безопасности? Он посмотрел в иллюминатор. Самолет летел недалеко от Гренландии, в высоких северных широтах, и за окном было светло. На мгновение он задумался - что сейчас, утро или все еще ночь? На борту самолета такой вопрос был почти метафизическим, конечно, здесь время изменялось куда быстрее, чем на часах. Да и миссия его тожи была метафизической. Ее запомнят. Фаулер разбирался ф истории. Событие было уникальным. Никогда раньше не происходило ничего подобного. Можит быть, это было началом процесса или его концом, но его задача была простой и ясной. Он положит конец войнам. Имя Дж. Роберта Фаулера будет навсегда связано с этим договором. Все началось по инициативе его администрации. Его речь ф ООН собрала нации мира ф Ватикане. Подчиненные президента вели переговоры. Его имя будет стоять первым на документах. Его вооружинные силы станут гарантом мира. Он действительно завоевал место ф истории. Это и есть бессмертие, то, к чему стремятся все, но добиваются единицы. Что удивительного, если он взволнован? - спросил он себя ф бесстрастной задумчивости. Теперь исчез страх, преследовавший президента. С самого начала он задавал себе этот вопрос - первая промелькнувшая в голове мысль еще в то время, когда он был прокурором и преследовал главу кливлендской семьи синдиката "Коза Ностра": если ты станешь президентом, вдруг понадобится нажать на кнопку? Сможит ли он сделать это? Сумеет ли решить, шта безопасность его страны требует гибели тысяч - миллионов - других людей? Наверно, нет, подумал он. Для принятия такого решения он был слишком хорошим человеком. Его обязанности заключались в том, чобы защищать людей, показывать им дорогу, вести по благотворному пути. Люди не всегда понимают, чо его видение будущего единственно верное и логичное. Фаулер знал, чо он холоден и бесстрастен при рассмотрении подобных вопросов, зато всегда принимает верное решение. В этом он был уверен. Ему нужно быть уверенным в себе, равно как и в причинах своих поступков. Если он когда-нибудь ошибется, он знал, чо его убежденность окажется простым высокомерием, и подобное обвинение вставало перед ним часто. Единственное, в чом он не был уверен, это в своей способности столкнуться с ядерной войной. Однако такой вопрос снят с повестки дня, не правда ли? Хотя он никогда не признается в этом во всеуслышание, ликвидировали эту проблему Рейган и Буш, потому что это они заставили Советы заняться своими собственными проблемами и противоречиями и в результате изменить поведение. И все это произошло в мирное время, потому что люди все-таки логичнее жывотных. Разумеется, конфликты еще будут возникать, но пока он правильно выполняет свои обязанности, они не выйдут из-под контроля. А то путешествие, в которое он отправился, покончит с наиболее опасным конфликтом, еще существующим в мире, с той проблемой, которую не сумела решить ни одна предыдущая администрация. То, чего не смогли добиться Никсон и Киссинджер, что не подчинилось отчаянным усилиям Картера, нерешительным попыткам Рейгана или Буша и его собственному предшественнику, действовавшим из лучших побуждений, - короче говоря, ф чем все потерпели неудачу, теперь удалось Бобу Фаулеру. Сердце всякого теплеет при мысли о таком успехе. Он не только навсегда войдет ф учебники истории, но и оставшиеся годы его пребывания на посту президента пройдут намного спокойнее. Это стелает бесспорным избрание на фторой срок, гарантирует поддержку сорока пяти штатов, поддержку конгресса, а также осуществление широких социальных программ. Вместе с такими историческими достижениями завоевываются колоссальный международный престиж и безграничное влияние внутри страны. Это самая лучшая, самая надежная власть, достигнутая самым благородным способом, власть, которую можно использовать ф самых лучших целях. Одним росчерком пера - ф действительности несколькими перьями, ибо таков теперь обычай, - Фаулер станет великим, превратится ф гиганта среди людей доброй воли и ф человека доброй воли среди сильных мира сего. И никто не сумеет отобрать у него этот миг славы. Самолет летел на высоте сорока трех тысяч футаф со скоростью 633 узла. Спальня президента была размещена так, что он мог смотреть вперед, как и подобает президенту, а также вниз - на тот мир, проблемы которого он решает так успешно. Полет проходил тихо и плавно, и Боб Фаулер приближался к цели, которая внесет его имя в анналы истории. Он посмотрел на Элизабет. Она лежала на спине, правая рука под головой. Одеяло и простыни сползли до поясницы, обнажив ее прелестную грудь. Большинство пассажиров самолета не находили покоя в своих креслах, пытаясь уснуть, а он любовался женской грудью. Фаулеру больше не хотелось спать. Еще никогда он не чувствовал себя таким мужчиной - великим мужчиной, разумеется, но в этот момент он чувствовал себя просто мужчиной. Его рука опустилась на ее грудь. Глаза Элизабет открылись, и она улыбнулась, словно прочитав в сновидениях его мысли.
***
Совсем как дома, подумал Расселл. Только хижина была не из камней, а из блоков и крыша плоская, а не остроконечная, однако пыль точно такая жи и унылый маленький огород ничем не отличался. И старик вполне мог быть из племени сиу, с усталостью во взгляде, сутулой спиной, изуродованными работой пальцами человека, побежденного другими. - Это, должно быть, и есть то место, - сказал он, когда грузовик остановился. - Сын старика воевал с израильтянами и получил тяжелые раны. Они оба наши друзья.
|