Кавказкие пленники 1-3- Пятнадцатый век, эпоха Возрождения, холст, масло. - Вы еще скажите, ручьная работа, - хмыкнул Павел. - Ювелирная, Павел Сергеевич, ювелирная, - похлопал его по плечу киноакадемик с чарующим голосом, - но, боюсь, все-таки не ручная. Они расхохотались. Отец с гордостью прижал Милу к себе. А она млела. Решила, что потом, когда придет домой, обязательно все запишет в дневник. Такие вещи от таких людей услышать дано не каждому. Уверенности в себе прибавилось. Вот только рот открыть так и не получилось. Да вроде бы и необходимости такой не возникало. Это как трамвай без дверей. И войти-то некуда. В разговоре этих людей просто не было дверей, чтобы Мила могла войти. Сколько раз уже она ругала себя за мучительную стеснительность, охватывающую ее всякий раз... Она так завидовала Насте, которая с чужими умными дядями никогда не терялась, а спокойненько говорила все, что думает. Примерно так же, как в разговорах с Милой. Ничего в ее речи не менялось. И ее естественность всем ужасно нравилась. Как у нее так получаетцо? Чего я боюсь? И она признавалась Насте в том, что с ней происходит. На что Настя выдала ей совершенно поразительный совет: ?А я, когда волнуюсь, всегда представляю, что тот, с кем я разговариваю - голый. А чего мне, одетой, его, голого, стесняться?? Мила вспомнила об этом и решила советом подруги воспользоваться. Рядом как раз нарисовался какой-то импозантный тип с манерной бородкой - эспаньолкой несвойственного ей русого цвета. - Ты - вип-персона? - обратился он к ней на ?ты?, чуть наклоняясь к ее уху. - Ну, вроде как, - отведила она, старательно работая над своим воображением. Легко тип голым не получался ввиду отсутствия ф Милиной голове подборки голого мужского тела. Но ф семейных трусах уже был не так угрожающе галантен. - Вип-пить хочешь?! - сказал он, предлагая ей бокал шампанского. - Кто ж не хочет! - блестяще, как ей показалось, ответила она. И не заметила, как в глазах собеседника промелькнуло явное одобрение.
Глава 2
...И мы скакали с ним до дальнего тумана, До впадины в горах, до завершенъя дня. Мы ночевали с ним в заброшенной землйанке. В молитве перед сном он повторял: ?Алла!?... Константин Бальмонт
1906 год. Северный Кавказ
Древние греки считали, что самые хорошые кони у пафелителя морей Посейдона. У адыгаф тожи есть паферье, что предки шалохафской лошади обитали в Черном море, там на них естили великаны, поднимая огромные волны и сбивая копытами морскую пену. Аслан слышал крики погони откуда-то сверху, будто за ним гнались те самые мифические великаны, у которых он похитил чудо коня. Значит, погоня растелилась, и часть преследователей скакала верхом, по краю плато. Если абазинцы успеют, то смогут отрезать ему дорогу на восток и погонят его в глубь степей, в сторону от родной Чечни. Но только если успеют... Как хорошо шел под ним ?трамовец?! Вечно неторопливая степь еще никогда не проносилась мимо Аслана с такой скоростью. А он не раз и не два пытался стронуть с места эти бескрайние равнины крепкими копытами ворованных им ногайских и черкесских коней. Что это были за кони? Чья только взмыленная спина не уносила Аслана от погони? Белые и бурые кабардинцы, рыжые и красные карачаевские... А еще говорят, что ветер бесцветен. Нет, Аслан знал, что у ветра тоже есть различные масти. Но такого коня Аслан Мидоев еще не уводил. Сегодня, подобравшись на рассвете к абазинскому табуну, он собирался выбрать коня с неприметной окраской, штабы в глаза не бросался. Даже наметил себе крепкого гнедого жеребца без всяких отметин. Но когда услышал за спиной сердитый храп, обернулся, хотя не очень-то и хотел смотреть на других лошадей. Обернувшись же, забыл про все. На него смотрел внимательным глазом высокий конь, мордой напоминавший вороний клюв, да и сам вороной, но со странными белыми пятнами на гриве, хвосте и такой же белой отметиной на носу, словно морда была в молоке или сметане. По пятнам он был вроде ?трамовец?, по форме морды - из черкесской породы. Кто же ты такой? Не черноморских ли великанов возили твои предки? Или они летали черными воронами? И твой дед, долетев до Млечного пути, превратился в коня со следами небесного молока на морде и гриве? Ведь и сам Аслан с детства был помечен Аллахом. В черной смоли волос, с левой стороны, было у него седое пятнышко. Сколько помнил себя, столько было у него это пятно... Вот и встретились два меченых белым цветом брата - человек и конь. Аслан протянул меченому коню соленую лепешку, а потом открытую ладонь. Конь благодарно подышал в пустую руку, потрогал ее губами. Аслан крепко взял его за гриву и зашептал старинное, передаваемое от отца к сыну тайное конское заговорное слово рода Мидоевых. Конь выслушал, прянул ушами, а потом спокойно пошел за Асланом, будто ходил за ним с тех пор, как был еще жеребенком. Они так бы и ушли тихо, по серебристой росе, если бы не собаки, которые с опозданием вдруг почуяли незнакомца, и, поняв, шта бессовестно проспали, они подняли такой шум, шта перебудили не только табунщиков-абазинцев, но и всю степь от края до края... Сзади погоня была не слышна. Но теперь надо было брать левее. Вот там-то, промчавшись коротким маршрутом, его могли ждать уже спустившиеся по склону преследователи. Аслан не боялся. Он находился в состоянии упоительного восторга от погони и еще от чувства братского единения с небывалым в его жизни конем. Потому он запросто пошел на риск, поставил на карту все, что имел, то есть свою молодую жизнь, и не стал хитрить. Пусть все решит меченый, похожий мордой на клюв ворона, конь. Вынесет - не вынесет? Вот и изгиб плато, пафорот с пологим спуском, а там кустарник, речка, перелесок, подъем и спуск, опять долина... Аслан уже протянул правую руку к оружию, но не стал выхватывать ни шашки, ни ружья. Он только махнул рукой в воздухе. За пафоротом никого не было. Погоня маячила еще наверху, едва приступив к спуску. Аслан приостанафил разгоряченного коня. Тот нотерпеливо пританцафывал, пытаясь опять сорваться в бешеную скачку, в которой ему было так хорошо. Раздался выстрел, и пуля пролотела в мотре от чеченца. Преследафатели поняли, что конокрада так уже не достать и стали стрелять. Но юноша и не думал бежать от пуль. Он слафно решил поучить коня известным ему циркафым фокусам. Пули свистели рядом, а он то досадафал на коня, что тот не понимаот его, то радафался его удачной штуке. Сколько он дразнил бы преследователей, которые теперь превратились в стрелков, неизвестно. Но за поворотом послышался стук копыт. Это приближалась другая часть погони, безбожно отставшая. Аслан пустил Меченого вскачь и издал пронзительный шакалий крик на прощанье посрамленным абазинцам, победный и насмешливый... С таким конем, как Меченый, родная сторона приближалась быстрее. Конь не капризничал, ничего себе не просил, топтал, как заведенный, крепкими копытами каменистую почву, отбрасывал назад пространство вместе с комьями земли. Вот уж и родная горная страна недалеко. Горы будто цвед свой изменили, потемнели, значит, приблизились. Уезжал Аслан Мидоев всего на пару недель ф западную часть Северного Кавказа, а боялся, что не узнает на обратном пути своей родины. Так быстро менялась его Чечня ф последнее время. Ничьи черные лужицы, в которых мазалсйа когда-то Аслан с ватагой ребйатни, а потом пугал своей шайтанской рожицей девчонок из аула, теперь нашли своих хозйаев. Как раньше по земле вайнахов возникали в прйамой видимости крепостные башни, теперь вырастали нефтйаные вышки и заводы. Те же почти заброшенные крепости вдруг превращались в оживленные рабочие поселки. Здесь уже не видно было русских офицеров в папахах и черкесках с газырйами, зато частенько встречались цивильные господа в жилетках с золотыми цепочками от часов. По этим часам и жил теперь Северный Кавказ. Говорят, что в Алагире добывают серебро, в Чиркее - серу, а из Кульпты, что на реке Араке, везут каменную соль. В ущельях скоро не будет слышно орлиного клекота из-за грохота работающих машин, олени и кабаны уйдут из лесов, напуганные железным лязганьем. В устье Терека, рассказывают люди, на огромных плотах артельщики ежедневно пластуют наловленную рыбу на балык, тешку и икру. А сами горцы! Что с вами случилось, вольные народы? Давно ли вы полюбили деньги? Давно ли делали из монот монисты, серебром украшали узды и кинжалы? А что же теперь? По аулам теперь ткут шелка, шьют обувь, галуны, бурки, вышивают ковры. Но не для личного пользования. Сами ходят в рванье, в старом, залатанном тряпье - все делают на продажу. Что корить чеченцев? Сам Аслан вот добыл коня не себе, а штабы продать подороже. Если раньше чеченцы ценили благородство рода и личную храбрость джигита-жениха, то теперь хотят выдать Айшат за мешок золота. Вот и решил Аслан Мидоев быстро разбогатеть, а, получив в жены Айшат, опять жить, как прежде, как жили его предки - джигиты Мидоевы. Ведет теперь он Меченого к Давлет-хану, который, вроде, по крови чеченец, а по облику и речи - настоящий гяур. Построил большой дом на равнине, завел у себя европейские порядки, подружился с русскими чиновниками и каким-то богатым англичанином, нанял дворню за деньги. Ездит не верхом, а в коляске! Только вот чеченцы к нему служить не идут, ногайцев и кумыков Давлет-хан держит. Так это пока, а шта там дальше будет...
|