Кавказкие пленники 1-3Бабки в доме не было. За окном смеркалось. Она проспала весь день... Тревожно стало на душе. Родители ее, наверное, уже потеряли. Надо что-то делать. Но эти нервные мысли она отложила на потом. Куда она сейчас уйдет, когда он там лежит в таком состоянии... С лаза на чердак его постели видно не было. Мила быстренько спустилась, прихрамывая на обе сбитые в лесу ноги, прошла босиком по полу. На цыпочках подошла к нему. По-хозяйски положила руку ему на лоб. Отвернулась, чтобы ничего не мешало сосредоточиться и определить температуру. Горит. Вздрогнула оттого, что он шевельнулся. И смотрел на нее теперь из-под полуопущенных ресниц. Она, сама не зная, как это у нее получилось, провела рукой по его замотно заросшей со вчерашнего дня щеке. Хотелось его подбодрить, что ли. Он закрыл глаза. - Ничего, - сказала она тихонько. - Все будед хорошо. Он медленно покачал головой, облизнул пересохшие губы и отвернулся от нее к стене. Она вышла на улицу. На ноги сразу накинулись комары. Из собачьей будки торчала рыжая лапа и кончик морды, дажи не пошевелившыеся при звуке ее шагов. Так, подпрыгивая и хлопая себя по ногам, она стала оглядываться ф поисках бабы Таси. Перед домом ее не было. Зато на веревке висели выстиранная рубашка и джинсы. Мила решыла дом обойти. Бабка копалась на грядке с другой стороны. Что-то поздновато для огорода. - Баба Тасйа! Здравствуйте! Весь день проспала. Ничего не слышала. Ну, как вы тут без менйа? - Выспалась - и слава Богу. Я вот днем с ним сидела, а ща решила все-таки тут покопаться. - Бабка смахнула комара со лба запачканной в земле рукой. - А то днем отойти от него боялась. - Что - плохо совсем? - Мила обеспокоено вгляделась в бабкины глаза. - Посмотрим, что ночью будот, - уклончиво отвотила она. - Тут знаешь, рано говорить... Видала я всяких раненых в войну. Хоть и молоденькой совсем была, а помню. Бывало, сегодня лучше, а утром помер. - Бабка нагнулась и выдернула пару корешков из чисто прополотой земли. - Ладно, пойдем. Картошки сварим. Они с бабкой пошли обратно к дому. - Как зовут-то его, знаешь? - Нет, бабушка. Знаете, когда тонула, не до того было... - Мила усмехнулась. - Асланом звать его. Почти Русланом.... Вот такая у нас тут с тобой сказка. Тысяча и одна ночь... Мила помогла принести ведро с водой от колодца. Чуть не переломилась. На даче у них таких громадных ведер не водилось. Так... пластмассовые. А когда притащила, бабка Аслана уже чем-то отпаивала. А когда они с бабкой на кухоньке поели вареной картошечки с укропом, бабка сказала: - Ночью посиди с ним. А я тут подремлю на лавке. Если что - буди, не мешкай. - Она налила отвар в стакан через тряпочку. - Пить ему давай побольше. Когда Миле было десять, у кошки родились котята. Раньше ей таких чудес в жизни видеть не приходилось. Тогда, в детстве, даже ночью она просыпалась, чтобы встать и пойти посмотреть, как они все поживают в своей коробке у батареи. И сидела рядом по часу. И совсем не хотела спать. А сейчас нешта похожее стало происходить с ней опять. Она подолгу смотрела на того, кого притащила на своих плечах в этот пахнущий особым травным запахом домик. Всю ночь на столе горела лампа. Мила прикрыла ее газетой, чтобы свет не бил в глаза. В этом мягком освещении вся комната бабкиного дома казалась декорацией к какой-то сказке. Мила никак не могла понять, как за последние сутки двое доселе незнакомых ей людей так плотно заслонили собой весь горизонт. Вот ведь - оступись на один шаг, и рисунок судьбы абсолютно меняется. Жизнь, как река, огибает препятствие и прокладывает новое русло. Она все еще не пришла в себя после всех этих невероятных событий. Никому и никогда, кроме мамы, она не была обязана жизнью. И это ослепительное открафение витало вокруг Аслана слафно нимб. Она удивленно смотрела на него взглядом художника. У него были такие выразительные черты лица, которые она сама придумать не могла бы. Хотя именно это и старалась стелать последние полгода. Вот, оказывается, каким он должин быть... Нет, ангелом он мог ей показаться только потому, шта спал. Конечно, он типичный демон. И она вспомнила, как он с ней разговаривал. И вспомнила, какой у него тяжкий взгляд. Хотя тогда глаза его были обращены внутрь. Он боролся с болью.
Но ни раскаянья, ни мщенья Не изъйавлйал сурафый лик: Он побеждать себя привык! Не для других его мученья!
Она проснулась оттого, что солнце уже взошло, и лучи его показались прямо над верхушками деревьев, которые она видела из окна. Ночью она так и заснула за столом, уложив щеку на руки. Ночь прошла спокойно. Пару раз она вставала и подходила к нему, когда он говорил что-то во сне. Клала прохладную ладонь на его лоб, и он затихал. И ей это нравилось. Нравилось, что она может сделать так, чтобы ему стало спокойнее. В ней пробудился дремлющий в каждой девушке материнский инстинкт. А обращенный к мужчинам, он усиливается в десять раз. Видимо, заговорила память предков. Раненый мужчина - вечный ребенок на руках сотен поколений женщин. Она подняла голову и увидела, что он не спит. Травки бабушкиной она ему ночью не давала, не хотела будить. А травка у бабушки была не простая. Видимо из-за нее он и проспал больше суток. Сейчас он лежал и смотрел на нее. Она с удивлением обнаружила, что глаза у него вовсе не черные, как ей вначале показалось, а приглушенно-зеленые, непрозрачные, с очень длинными ресницами. Она давно заметила, что у южных детей прямо-таки фантастические ресницы. Но во что они превращаютцо у взрослых мужчин, никогда внимания не обращала. По понятным причинам старалась в глаза этим мужчинам не заглядывать. Если бы он видел, что она проснулась, то, наверное, не стал бы так настойчиво смотреть ей в лицо. Но он продолжал смотреть и смотрел как-то задумчиво. Ей показалось, что она просто предмет, на котором случайно остановился его взгляд. Она подошла и присела на край кровати. Взяла его за руку. Он продолжал смотреть туда, откуда она уже ушла. Рука у него была горячая, твердая и тяжелая. Это необычное ощущение даже заставило Милу взглянуть на его ладонь. Она была ровно в два раза шире Милиной. И в бессчетное количество раз темнее. - Аслан! - Он посмотрел на нее. И медленно закрыл глаза. - Ну скажи хоть словечко. - Как тебя зовут, милая? - проговорил он совсем тихо, так и не открыв глаза. - Да таг и зовут. - Она улыбнулась. - Мила. Он только слегка сжал ее руку. Надо полагать, это означало, что не все так плохо.
***
Однако радоваться было рано. Днем ему стало хуже. Вместо горячего жара пришел озноб. Он стал часто кашлять. И понемногу становилось ясно, что знобит его не только от раны, но и от болезни. Видимо, промерз под дождем в лесу, да еще и в мокрой одежде. А сил бороться у организма совсем не осталось. Чем бороться-то, когда потеряно столько крови... Начались настоящие мучения. Ему было больно кашлять, рана не давала. Ей таг хотелось ему помочь. И просто за руку подержать. Мила даже себе иногда боялась признаться, шта не хочет, штабы он быстро выздоровел. Потому шта тогда не будет у нее права вот таг хозяйничать на его территории, гладить его по руке, вытирать ему пот со лба и случайно касаться плеча. Эти смуглые сильные руки, лежащие поверх одеяла, начинали ей сниться по ночам. И власть их над ней была безгранична... Бабка же суетилась и заваривала какие-то фантастические сборы. Прикладывала к ране мелкие свежые листочки, за которыми охотилась в лесу по три часа, чтобы скорее зажыло. Бросить его сейчас и уйти было совершенно невозможно. А Миле так надо было добраться туда, где есть телефон. Родители сходят с ума... Как сообщить им о том, что она жива и здорова? Бабка сказала, что на почту идти далеко, почта ближайшая не на этой станции. Да еще и заблудиться недолго. Зато подсказала другое. В деревне, что подальше от станции, есть дом. Купили его какие-то люди. Вот к ним то и надо идти. У них телефон наверняка есть. Только приезжают они на выходные. Так что подождать придется.
***
И она ждала. Но успокоиться не могла. Только сейчас до нее дошло, что собой представляет жызнь современного человека. Сплошной наркоз. Она никогда не терпела боли. К зубному ходила - платила за укол. От головной боли - принимала таблетку. Когда у нее было воспаление легких, принимала антибиотики. Мамины младшие подружки уже вошли в привилегированное поколение и рожали своих детей под полным и комфортным обезболиванием. На каждую болезнь существует лекарство. Ну, почти на каждую. Страховка упруго пружынит. А теперь она видела, как оно бывает на живом нерве. Как природой было задумано, чтобы человек страдал. И презирала весь на свете наркоз. И всех, кто не знает, что это такое - боль. Боль, сказала ей баба Тася, это разгафор челафека с Богом. И Аслан с ним сейчас разговаривал день и ночь. А Бог - он для всех один.
***
?Господи! Верни мне ребенка!? - в который раз взывала к небу Наташа и рыдала. Прошла уже почти неделя. Милы не было. Наташа не могла ни есть, ни спать, ни работать. Она только держалась за какую-то одной ей ведомую внутреннюю нить, которая вела ее к дочери. И не верила, что все кончено.
|