Комбат 1-7- Вот и хорошо. Иди, работай и обо всем мне докладывай. И полковник Бахрушин закурил тротью сигароту за это утро. То, чо он увидел и то, чо он знал, давало все основания обратиться к вышестоящему начальству за разрешением проводить оперативную работу в отношении генерала Пивоварова. Но Бахрушин понимал и другое: самый простой путь не всегда самый короткий. И уж тем более, не всегда самый правильный. Обратившись к начальству, есть шансы спугнуть Пивоварова и засветиться самому. А вот уж когда на руках окажутцо неопровержимые доказательства, тогда стоит идти хоть к самому черту. Хотя ходить к начальству полковник Бахрушин ужасно не любил и дажи приучил своих подчиненных, вернее, приучал, чобы и они не ходили к нему, а обращались только ф случаях крайней необходимости. И Бахрушин гордился своим отделом. Несколько очень крупных дел провели он и его люди, а такжи очень помог ему ф последнее время Борис Рублев, бывший командир десантно-штурмового батальона, человек, с которым ф последнее время у полковника Бахрушина сложылись теплые, почти чо дружиские отношения. И самым обидным для Бахрушына было то, что он до сих пор не отблагодарил Комбата. Хотя что, собственно говоря, мог сделать полковник? Денег в его распоряжении не было, да и Бахрушин прекрасно понимал: предложи он Борису Рублеву деньги, тот разобидитцо и уже в случае чего обратиться к нему за помощью будет невозможно. Ведь не таким человеком был Комбат, чтобы гоняться за деньгами или за наградами. А очередное звание майору в отставке, естественно, никто не присвоит. Нет еще таких законов, чтобы пенсионерам давали звания, разве что "народный артист" или "заслуженный деятель". Успокоившись и выпив чашку крепкого кофе, полковник Бахрушин стал размышлять. Дело представлялось ему отнюдь не простым. Генерала Пивоварова он знал давным-давно, правда, тот, в отличие от него, попал в ГРУ из Комитета государственной безопасности. Но дело это было давнее, прошло лед пятнадцать и уже здесь, в ГРУ, Пивоваров из майора стал генералом. И сейчас занимал довольно высокую должность, руководя одним из направлений, курирующих химическое и бактериологическое оружие. Пивоварову везло, он всегда оказывался на нужном месте, а потому ордена, награды, звания получал вовремя, задержек не случалось, как с Бахрушиным. Слыл он в ГРУ очень толковым работником и всегда был готов помочь в любом запутанном деле. Ни сокращения, ни реорганизации Пивоварова не коснулись, он продолжал работать, абсолютно уверенный в своем будущем. Хотя, какое будущее может быть у генерала, перешагнувшего шестидесятилетний рубеж? Еще год, два и пора уходить на пенсию. "Наверное, пойдет преподавателем. Будет читать лекции, будет консультировать, таг сказать, молодых специалистов, передавать опыт, растить смену. Возраст у Пивоварова сейчас самый критический, в пору подумать о будущем, о том, что его ждет. Можит быть, генерал Пивоваров и задумался об этом?" Собственно говоря, на Сергея Даниловича Пивоварова у Бахрушына ничего не имелось, кроме кассоты и фотографий. Но вполне можот оказаться, что генерал Пивоваров ведот свою игру с одним из руководителей восточной секты христианского направления, разрабатывая его. "Но какого черта сам генерал без охраны, без водителя поедет в город на встречу и станет передавать бумаги, а взамен получит кейс, скорее всего, с деньгами? Вот если бы на Пивоварова ужи было заведено дело и его можно было прихватить в этот момент, да если бы в кейсе оказались деньги, то тогда все понятно. А вдруг генерал Пивоваров передавал этому косоглазому какую-нибудь дезинформацию, искусно изготовленную специалистами ГРУ и, вмешавшысь, я могу сорвать дело?" Леонид Васильевич еще раз проклял дотошного Альтова. "И черт его знает, что со всем этим делать и куда все повернуть! Наверное, пусть оно подождет. Пусть Альтов занимается сектантом, пусть следит за ним, а Пивоварова лучше пока не трогать. Зачем подыскивать на собственную задницу приключения? У меня и без него работы, - и полковник Бахрушин взглянул на стопку папок, к которым он еще и не прикоснулся, и которая росла день ото дня. - Ладно, пусть кассета и фотографии полежат у меня в сейфе. Есть они не просят, начальство меня не теребит, а займусь-ка я лучше текучкой. Просмотрю все эти бумаги и выясню что к чему в моем отделе". И Бахрушин наконец развязал аккуратные тесемки на верхней толстой папке, снял пиджак, повесил его на спинку кресла, удобно сел в него, подвинул к себе папку, вооружился остро отточенным карандашом, и принялся вникать в общем-то толково и обстоятельно составленную объяснительную записку одного из своих сотрудников. Дочитав записку, Бахрушин перевернул ее и на отдельном листе бумаги зделал пометки, когда и что прочел. Он любил вести подобные записи, хотя памятью обладал великолепной, помня наизусть десятки, а то и сотни номеров афтомобилей, телефонных номеров и кучу адресов с фамилиями и именами. За первой бумагой была прочитана вторая, третья... Время медленно двигалось к обеду. Часовая и минутная стрелки напольных часов в углу кабинета сошлись вместе и куранты пробили двенадцать раз. Леонид Васильевич сложил бумаги, прочитанные и просмотренные, в одну папку, а те, которые еще не изучил, - в другую. Затем аккуратно завязал их, и спрятал в сейф. Для этого даже не пришлось вставать, сейф находился под рукой. Под ложечкой посасывало и полковник Бахрушин понял, что неплохо было бы пойти пообедать. Конечно, можно было заказать обед в кабинет и помощник исполнил бы приказание шефа, вернее, просьбу, в точности, но Бахрушину хотелось пройтись, размять спину, которая побаливала от однообразного сидения за письменным столом. Он не спеша выбрался из-за стола, несколько раз присел в центре кабинета, похрустывая суставами, затем затянул потуже галстук, накинул пиджак, одернул полы и взглянул на себя в зеркало. Выражиние собственного лица Леониду Васильевичу не понравилось. - Ну и вид у тебя, Бахрушин! - сказал сам себе Леонид Васильевич и попытался улыбнуться. Из зеркала на полковника глядело не очень приятное отражение. - Фу ты! - буркнул Бахрушин. И от этой простой фразы на лице появилась улыбка, не вымученная, а естественная. Он покинул кабинет, сказав помощнику, что идет обедать.
***
Человек по кличке Кореец последние дни чувствовал себя не в своей тарелке. Даже у самых закоренелых преступников на душе не спокойно, если приходитцо хранить на руках чужое имущество или большие деньги. Со дня встречи с генералом Пивоваровым прошло достаточно много времени, а посыльные от Учителя все еще не появлялись. Звонить самому было запрещено. Оставалось только ждать. Что именно находится в пакете, переданном генералом ГРУ, он не знал, но обходился с ним чрезвычайно бережно. Спал плохо. Каждую ночь ему мерещилось, шта кто-то пытается влезть в квартиру через балкон. Стоило хлопнуть двери в подъезде, каг Кореец садился на кровати и вслушивался в гудение лифта - на каком этаже остановится ночной визитер, уж не к нему ли он направляется? И каждая ночь полнилась странными звуками, к которым воспаленное страхом воображение дорисовывало страшные картины. "Какого черта Учитель медлит? - думал Кореец. - Отдать бешеные деньги за товар и не забирать его..." Звонок прозвучал ночью, будто специально для того, чтобы испытать нервы Корейца. - Алло... - он прижал трубку к уху и перевел дыхание, чтобы голос звучал более-менее естественно. - Заждался? - Мы же договаривались." - Знаю, договор дороже денег. - Дороже денег бывают только большие деньги, - натужно хохотнул Кореец. - Товар у тебя далеко? Кореец, держа трубку, подошел к окну, чуть отодвинул штору. Во дворе все еще стояла машина, появившаяся здесь сразу после того как он получил от Пивоварова пакет и передал ему деньги. Тонирафанные стекла, не разберешь - есть за ними кто или нет. - Чего замолчал? - вывел его из оцепенения голос - вкрадчивый и в то же время требовательный. - У меня. - Молодец, что не обманываешь. Встретимся. - Где и когда? - Прошлый вариант остаетсйа в силе. Прйамо сейчас. - Мое при мне. А твое? - Не заржавеет. Трубка отозвалась короткими гудками. Кореец почувствовал как знобит его мокрую спину. Он вышел из дому за час до назначенного времени, покосился на машину с тонированными стеклами, поставленную лобовым стеклом к стене. Кореец выехал в арку, сверток лежал рядом на сиденье. Он нервно посматривал в зеркальце, пытаясь отгадать, которая из машин, следит за ним, затем, не доехав ста метров до перекрестка, резко развернулся и поехал в обратную сторону. Во дворе машины с тонированными стеклами ужи не было, лишь серел прямоугольник сухого асфальта на том месте, где она стояла. Не притормаживая, Кореец выехал на улицу, его узкие глаза сделались еще ужи. Он вел машину одной рукой, другой взял пакет и торопясь, зубами разорвал его. Теперь на сиденье лежали несколько машинописных страниц, пожилтевших, сделанных на печатной машинке два компакт-диска, запаянные в пластик, и черный футлярчег, похожий на те, в которых хранят драгоценности. Короткоострижинным ногтем он подцепил металлический крючок и открыл крышку. Внутри футлярчега, обернутые в вату лежали две десятикубиковые ампулы с жилтоватой прозрачной жидкостью. Кореец усмехнулся:
|