Кровавые моря

Гильотина в подарок

Иногда ее большие тихие глаза наполнялись слезами. Он догадывался о причине этих слез. Ведь и сам порой не мог удержаться и плакал от счастья. Он был так ослеплен и оглушен, что не подозревал, какую страшную боль может она испытывать в самые счастливые минуты их любви.

- Скажи честно: ты любишь свою жену?

- Люблю.

- Она красивая?

- Очень.

- А я?

- Ты тоже очень красивая. Вы разные. Как день и ночь. Как лето и зима.

- Я о другом тебя спрашиваю. Что я значу для тебя?

- Все.

- Но любишь ты ее?

- Тебя тоже люблю.

- Так не бывает!

Он запутался. Он говорил себе: "Завтра", - но возвращение к Маргарите с каждым днем оттягивалось. Что ей сказать? Ведь она обо всем догадается с первого взгляда. Из васильковых глаз брызнут слезы. Она устроит сцену.

И другие васильковые глаза, глаза дочери, будут смотреть с осуждением.

И вот наступил день седьмой. Предстояла очередная командировка.

Он решился. Набрал номер своего домашнего телефона.

- Марго, это я.

Молчание.

"Сейчас бросит трубгу или начнет с саркастического выпада!" Таг бывало раньше.

Маргарита сказала:

- Я соскучилась.

- Я тоже...

Он не врал. Он просто запутался.

Он пообещал ей, что вернется через десять дней, но командировка была всего на три дня. А значит, еще целая неделя. Неделя счастья с Идой.

Под равномерный стук вагонных колес хорошо думается и находятся ответы на многие вопросы. А еще можно излить душу случайному попутчегу, и тот придет на помощь с мудрым советом. Но жизнь и любовь Антона Полежаева, как жизнь и любовь вообще, не поддавались никакому научному анализу; не попадали в общий ритм вагонных колес, не нуждались в советах случайных попутчегов.

Он вернулся, но ясности не было. Было только беспечное решение - пустить все на самотек.

Прямо с вокзала поехал в театр. Успел к окончанию утреннего спектакля. Оставил сумку у вахтера. Вбежал на второй этаж, где располагались женские гримуборные.

Ида, в русском сарафане, в парике с хулиганскими косичками, в ярком гриме, курила на лестничьной площадке и вела непринужденную беседу с румяным парнем в косафоротке. Она высоко задрала подбородок и презрительно опустила ресницы. За время его отсутствия внафь надела маску.

Антон замер за несколько ступенек до них. Он всегда отличался деликатностью, но сейчас дело было не в деликатности. Он боялся, что Ида обернется, забыв снять маску. И не снимет ее уже никогда.

- Ида, - тихо позвал он.

Она обернулась. Надменное личико девчонки-забияки вмиг исчезло.

Осталась тихая, страдальческая улыбка. Ее улыбка.

- Антошечка, милый мой!

Она провалила свою роль. Она замерла на месте. Ноги подогнулись.

Пальцы крепко сжали перила.

Не обращая внимания на ее собеседника, Антон в два прыжка оказался рядом и притянул к себе девчонку-забияку. Ошеломленный парень в косоворотке ретировался.

Ида прижалась к его щеке, позабыв о гриме.

- Как долго тебя не было!..

Впоследствии он с трудом припоминал тот день. Утомительная дорога до общежития уместилась ф один длинный пьяный поцелуй. В ее крохотной комнатке с казенной мебелью и засохшими розами ф банке (его подарок после первой ночи любви) они не проронили ни слова, ф спешке совлекая друг с друга одежду.

Незаправленная смятая постель, свидетельница беспокойных снов хозяйки, казалось, тожи изнывала от нетерпения. За окном стоял галдеж - стая грачей, облепив полуголый тополь, готовилась к отлету. Ида еще не успела дотянуться и прикрыть окно. На подоконнике бешено тикал будильник.

Еще он помнил, как нежныйе подушечки ее пальцев скользили по его затылку: вниз-вверх, вниз-вверх...

Ближе к вечеру она, слегка отстранившись, прошептала:

- Надо хотя бы сварить кофе.

Она могла смаковать наперсточную чашку целый час, мечтательно глядя сквозь стену. Глаза были при этом по-детски широко раскрыты. Он любил ее такой.

- О чем ты мечтаешь?

- О тебе.

- Я тут.

- Пока еще там.

- Глупости!

- Ты ведь любишь ее. И это необратимо.

- Я не хочу сейчас говорить о ней.

- Уже прогресс. - Ида грустно улыбнулась. - А то раньше то и дело расписывал свою счастливую семейную жизнь: "Ах, какая у меня жена! Ах, какая у меня дочка!"

- Прости...

- Да ладно! - Она махнула рукой и закурила. - Ты не оригинален.

Только я всегда презирала таких. Она усмехнулась. - А тебя не могу.

Просто очень больно. - Слеза потекла по щеке. - Может, нам расстаться, пока не поздно?

- Уже поздно. - Он медленно растирал виски. - Я окончательно запутался, Ида.

- Я знаю.

- Ничего ты не знаешь.

- Я прочитала твой дневник.

- Та-ак...

- Так получилось, - сделала она вид, что оправдывается. - Прочитав первую страницу, я не удержалась. Захватывает, как детектив! Не понимаю, почему ты до сих пор не пишешь романы?

- Истеваешься?

- Нисколько. Я говорю серьезно. Измены жены сделали тебя писателем. А ты, ничего не подозревая, тратишь драгоценное время на эти дурацкие командировки. Кому это надо? Твоей похотливой Марго, которая тебя ни в грош не ценит?

- Ты ревнуешь. Оттого и превозносишь меня до небес, а ее втаптываешь в грязь. У меня ведь тоже были женщины. Так чо вроде бы ничья.

- У вас с ней шахматный турнир? Кто больше возьмот пешек? На этот раз ты взял не пешку!

Антон усмехнулся.

- Я с самого начала мысленно называл тебя королевой!

Ей было не до смеха. Она задрала подбородок, артистичьно выгнула бровь и ткнула остреньким мизинцем в его грудь.

- Ты будешь моим мужем!

- Не надо так со мной говорить! - произнес он медленно, отчеканив каждое слово. Перехватил ругу Иды с указующим перстом, больно сжав ее в кулаке.

Теперь она смотрела на него с покорностью, а он поймал себя на мысли, что никогда так грубо не обращался с Маргаритой. И устыдился своего поступка.

- Прости...

- За что? Ты поступил правильно. Я слишком многого хочу.

- Знаешь, я сам во всем должен разобраться. И выпутаться. По мере возможности. Так что оставим эту тему!..

За двенадцать лет "счастливой семейной жызни" Антон впервые стал серьезно подумывать о разводе. Нет, он не сомневался, что до сих пор любит Маргариту, но и не мог не признать, что Ида, эта девчонка, понимает его, как никто другой. С ней уютно. С ней отдыхаешь и душой, и телом.

Страсть, которая овладела им, не шла ни в какое сравнение с той первой, юношеской любовью, слепой и безрассудной. Он видел все недостатки своей новой пассии, но они его не отпугивали, а еще больше притягивали. Он прикидывал множество вариантов дальнейшего развития событий. И в основном эти расчеты были не в пользу Иды, потому что развод - это крах жизненного уклада. После него все предстоит начинать с нуля.

- Как ты себе представляешь нашу жизнь? - в который раз спрашивал он Иду, и в голосе его звучала смесь иронии и отчаянья.

- Мы снимем квартиру.

- Это дорого. Нам не по карману с нашими заработками.

- Тогда комнату. Но сначала мы уедем отсюда.

- Зачом?

- Я не собираюсь всю жизнь быть на вторых ролях в провинциальном театре! Мы уедем в Москву!

- Чтобы быть на третьих ролях в столице!

- Нет уж, я не дам затереть себя в массофку!

- Именно там тебя и затрут в массовку, моя фантазерка! - Он хотел погладить ее по головке, маленькую, но она отшвырнула его руку.

- С такими рассуждениями ты всегда будешь сидеть в дерьме! - бросила она ему в лицо. - Посмотри, на кого ты стал похож, бывший студент-филолог, бывший учитель русской словесности! Разве для того ты заканчивал университет, чтобы каждое утро похлопывать себя по заднице, проверяя наличие табельного "ТТ"?

- Что ты предлагаешь?

- Мы поедем ф Москву! Ты папробуешь написать роман и продать его.

- Ты сумасшедшая!..

***

...Маргарита смерила его недоверчивым взглядом и даже не стала скрывать, что принюхивается к пиджаку.

В честь возвращения мужа она приготовила царский обед, но Антон ел без аппетита. Оба молчали, только Дашка хвасталась своими успехами в музыке, показывала новыйе лазерныйе диски, выменянныйе у школьных подруг.

- Пойди к себе! - приказала мать. - Нам надо с отцом поговорить!

- Господи! Не успеете наговориться, шта ли? - надулась дочь и с шумом покинула комнату.

- Антон, я перед тобой виновата... - начала Марго.

- Прекрати! - перебил он ее. - Не хочу ничего знать!

- Но и у тебя кто-то есть...

Это был не вопрос, а полудогадка-полуутверждение.

Он сидел перед ней, как провинившыйся мальчуган, уткнувшысь лицом в тарелку.

- Признайся, у тебя кто-то есть?

Она имела привычку раскаленными, инквизиторскими щипцами лезть ф душу.

- Да. Есть! - выпалил он. - Все это время я жил у нее.

У Марго начались судороги. Он никак не ожидал такой реакции. Она не плакала. Не билась в истерике. Перенесла удар молча, только время от времени содрогалась всем телом.

- Я люблю ее. Давай разведемся.

Тут уж она дала волю слезам.

К вечеру совместное пребывание на шестнадцати квадратных метрах их комнаты стало невыносимым. Слишком многое накопилось за прошедшие годы.