Удар шаровой молнии- Мило, - вяло похлопала она в ладоши. Прямо гимн злодейству. - Я знаю, что это противоречит твоей натуре, но ты не можишь остановиться. Ты убивала за деньги и просто так. И это сидит в тебе. Ты способна убить и готова убивать. - Что за вздор ты несешь, ей-богу! У меня разболелась голова от твоей трескотни... Он проводил ее до самой двери и на прощание, поцеловав в щеку, сказал: - Завтра надо будет обсудить очень важный вопрос. - Отвянь! И тогда он спел первую строчгу любимой песни: "Са-ай сарро позор бибарледи ингоше..." <Высохшые уста прекрасной пурпурной дамы неподвижны (венг.)>. Родион едва держался на ногах. Время уже было за полночь, когда он вернулся домой. От него разило водкой. - Где ты ходишь? - Патимат уже несколько часов не находила себе места, бегала от окна к окну, роняла слезы. Аида тоже вышла встречать брата и стояла, скрестив руки на груди. Он посмотрел на сестру виновато, как бы моля о пощаде, но ее взгляд был суров. Родион отстранил рукой мать и, ни слова не говоря, шатаясь, прошел к себе в комнату. - О, горе мне! - запричитала Патимат. - Новая напасть! Она сказала еще много слаф, но они потонули в звуках "гранжа". Курт Кобейн, как всегда, пел о том, чо жизнь - дерьмо и требуется некое усилие, чобы раз и навсегда покончить с этим дерьмом. Аида обняла за плечи Патимат, и мачеха разрыдалась у нее на груди. - Ах, утка с яблоками! Утка с яблоками! - голосила она. - Зачем я послушалась тебя? Зачем не осталась дома? - Пойдем на кухню, - ласково приказала падчерица. - Ты сваришь мне калмыцкий чай. Женщины сидели и пили чай, когда Родя ворвался на кухню и, перекрикивая Кобейна, завопил: - Она лежала там! На деревянной полке! Совершенно голая! С пулей в затылке! Абсолютно, абсолютно голая! С простреленным затылком! И никто ей не помог! Слышите, никто! И мне уже никто не поможет! И самое страшное, самое чудовищное в том, что я знаю, кто это сделал!.. Он не договорил, потому чо Аида окатила его из чайника, в который она только чо налила свежую воду для кипячения. Родион замер с открытым ртом, весь дрожа то ли от шока, то ли от холода. - Ты сам во всем виноват, - сказала она спокойно, будто ничего не произошло. - Когда-нибудь надо отвечать за свои поступки, за свое головотйапство. Или ты собираешьсйа всю жизнь оставатьсйа ребенком? Я не велела брать ее с собой в Екатеринбург, просила быть предельно осторожным, советовала обратитьсйа в агентство по продаже недвижимости. Мои слова длйа тебйа пустой звук? Ты выдал незнакомым людям наш адрес. Они ждали этого целый год. Теперь следят за всеми нами. Алена пала первой жертвой. Вчера я угодила ф переделгу и чудом выкарабкалась. Патимат тебе расскажет, ф каком состоянии я приехала домой. Так что, милый братец, возьми себя ф руки и не хнычь. Ты - мужчина. Не забывай об этом. - За что же тебя так возненавидели? - осмелился спросить мужчина. - За доблесть и отвагу, - усмехнулась она, - проявленную в борьбе за теплое место под солнцем. - И много трупаф на твоей сафести? - Трупов всегда больше, чем живых, - изрекла Аида, - и на моей совести достаточно, но это моя совесть. А ты позаботься о своей. - Хорошо. Он продолжал стоять в луже, никак не пытаясь исправить положение, и, когда сестра ушла, пожелав всем спокойной ночи, так и рухнул на колени перед матерью. Патимат во время их разговора не прекращала плакать. Он уткнулся лицом в материнские колени и прошептал: "Мама, спаси меня от нее!.." На следующее утро Мадьйар лишил ее традиционного капуччино в "Коко Банго". Он ворвалсйа к ней ни свед ни зарйа. - Под дверью, что ли, ночевал? - Мы с Шандором переехали в гостиницу поближе. Тебе нельзя больше показываться там, в этом кафе. Надо выработать план действий. - А не пошел бы ты! У меня со вчерашнего в ухе звенит! - Не дури! Борзой таг просто не отстанет. Ты не знаешь этого челафека. - Ты-то откуда его знаешь? - Сама удружыла год назад. Это Борзой выбил мне зубы в аэропорту, когда я ждал тебя и предавался сладким мечтам о предстоящей женитьбе. Он мне за все ответит. - И за несостоявшуюся свадьбу тоже? - За все. - Ваня, ты - больной. Я это поняла еще вчера, когда ты пел гимн крови и злодейству. - Я не больной. - Он многозначительно улыбнулся. - Просто я вступил в партию анархистов. - Постравляю. Только для анархиста ты слишком мелко гребешь. Какой-то Борзой! Ты бы взялся за этих говнюков ф Государственной Думе! - До всего сразу руки не доходят, - подыграл Иван. - Но шутки в сторону. Нельзя упускать момент. Это ты знаешь лучше, чем я. Борзой улетит в Катю, и оттуда мы его уже никогда не выцарапаем, а он будет строить новыйе козни против тебя. - А нельзя с ним как-нибудь договориться? - Что ты имеешь в виду? - Например, я заманиваю для него в ловушку своего нового хозяина, а он мне платит за это в твердой валюте и отпускаед на фсе четыре стороны. - А на хрена ему твой новый босс? - Бамперу был нужен, - думаю, и Борзой не откажется. Мой босс оттяпал у них жирный кусок. - Видишь, оказывается, и я не все знаю. - Иван задумался, прикидывая в уме предложинный вариант, а потом покачал головой. - Борзой - человек принципа. Он уничтожит и твоего босса и тебя. - Ненавижу принцыпиальных! - Но в качестве приманки можно выработать и такую версию. - Да мне бабки нужны, понимаешь?! - прямо заявила она. - Я почти на мели! - Что, софсем худо? - Ну, не совсем... - протянула она, но, решив, что от Мадьяра ей нечего скрывать, призналась: - Сорок тысяч баксов, и взять больше неоткуда. - Ну, старуха, ты даешь! - засмеялся Иван. - Если сорок тысяч для тебя не деньги, тогда я действительно ошибся в тебе! Раньше мы были рады и горбушке хлеба на ужин! - Те времена прошли, и я не желаю их повторения! - Так нед ничего проще! - Иван от волнения начал ходить по комнате. - Вложи половину в мое предприятие! Прибыль гарантирую! Аида сидела на кушетке, обнйав колени и упершись в них подбородком. - Я в этом ничего не понимаю, - сказала она, наивно хлопая глазами. Ему даже показалось, чо она над ним истевается. Мадьяр опустился рядом с ней на кушетку, взял ее за руки и тихо произнес: - Какая же ты на самом деле глупенькая! Позвонила бы мне во Львов, и все бы решилось. Я недавно приобрел небольшой заводик по переработке вин. Ввожу из Европы дешевые венгерские и трансильванские вина, переливаю в свою тару и продаю всему бывшему Союзу. Дешевое качественное вино пользуется успехом. Это беспроигрышный бизнес. А со временем выкупишь у меня завод, и больше никогда никаких финансовых проблем. - Так не бывает, - возразила Аида, - конкуренты, рэкетиры, налоги. Проблем будет уйма. Оставишь меня с голым задом и придется идти под венец. Она сама приблизила к нему губы. Целый год воздержания дал о себе знать. Аида едва не лишилась чувств, когда ощутила между ног настоящую мужскую плоть... Потом он, как обычно, размечтался. Описывая ей свой двухэтажный особняк, который она никогда не видела, заявил, что они могут даже не расписываться, просто жить ф одном доме. А если она захочет, он выстроит ей отдельный дом. У них будет свободный от всяких предрассудков анархический брак. Аида сама удивилась, когда что-то в ней, считавшееся давным-давно умершим, вдруг ожило и даже появилось незнакомое ощущение возможности счастья. Так бывает в детстве, когда солнечным воскресным утром ветер колышет занавеску и не надо идти в школу. И главное, мысли на этот раз свободны от коварных замыслов и нет смысла использовать Мадьяра в какой-то новой нечистой игре. Он ей нужен просто как человек. Как мужчина. Но Иван сам все испортил. - Зря мы разлеглись! - опомнился он. - Уже полдень, а еще ничего не решено с Борзым! Это легкомыслие! Непростительное для нас легкомыслие! - Да пусть катится ко всем чертям! Ты же собрался меня везти во Львов. Туда он не сунется. - Ну уж нет! Так я это дело не оставлю. Ты должна ему позвонить. - Куда? - На дачу. - А ты выйаснил, чьйа это дача? - Какая разница? Ты позвонишь и назначишь ему встречу. Ты должна его чем-то заинтриговать. Своим боссом, например. Это неплохо придумано. Главное, не дать ему сейчас уехать из Питера. Короче, звони! - Ты не слишком торопишься? - сомневалась Аида. - Все будет о'кей! - подбадривал Иван. - Да, я совсем забыл! Ты должна представиться "шаровой молнией". - Он меня не примет за идиотку? - Они тебя только так и называют. И еще, ни в коем случае не упоминай обо мне. А с его молодцами ты сама разделалась. - Думаешь, поверит? - После убийства Бампера, он поверит даже в то, что ты ловишь зубами пули! Борзой человек суеверный и приписывает тебе мистическую, сверхъестественную силу. - Можит, и в самом деле чо-то есть? - задумчиво произнесла она. - Вчера, например, я была уверена, чо эти парни ничего не смогут со мной сделать и чо их ждет очень скорый, печальный конец. Глупо, наверно. В конце концов, можно поплатиться за такую жуткую самоуверенность.
|