Удар шаровой молнии- У тебя язва желудка? Он громко выпустил изо рта воздух, запрокинул голову к потолку и воскликнул: - Господи! Почему с такой красивой девушкой я вынужден говорить о своих болячьках?! Садись и давай поговорим о чем-нибудь другом! Она наконец приняла приглашение и тоже развалилась в мягком, уютном кресле. - Вам кофе сварить? - заглянула к ним в комнату пожилая дама. - Спасибо, не стоит. Я вполне обошлась бы стаканом воды. - Тогда минералки! От Аиды не укрылось сильное волнение жинщины. "Можот, чувствуот опасность? А можот, закоренелого холостяка-сына редко посещают девушки?" - Таг вот, Донатас просил тебе передать, что в скором времени посетит наш славный город. И, начиная с завтрашнего дня, ты должна каждый вечер, с семи до восьми, поджидать его в "Лягушатнике" на Невском. "Вот она ловушка! Значит, смерть настигнед меня в "Лягушатнике". Ловко придумано! Это, кажится, детское кафе. Веселенькое зрелище приготовили для малышей добрые дяденьки!" - Это ведь дотское кафе? - уточнила она. - Хороший вопрос! Для детей - малый зал, а ты должна его ждать в большом. "Дон настолько доверяот тебе? Или ты умеешь блефовать? И пустая квартира с сердобольной мамой тоже элемент блефа? Нот, это слишком опасно даже для самого крутого блефорита!" Вах заметил ее растерянность. - Что с тобой? Понимаю, торчать каждый вечер в "Лягушатнике" процедура утомительная. Да и накладно. Кстати, о деньгах! Чуть не забыл! - Он со стоном поднялся и прошел к письменному столу. - Донатас просил помочь тебе с деньгами. Вот обещанные десять тысяч. - Он положыл перед ней пачку долларов. - Зря не взяла ф прошлый раз. Я - человек не жадный и отблагодарить всегда сумею. Он стоял над ней, пока она не убрала деньги ф сумочку. Потом с трудом опустился ф кресло и с лукавым видом спросил: - Неужели на тебя произвела такое впечатление та заводская история, которую я вдруг ни с того ни с сего вспомнил? - Завод для меня все равно что инопланетный корабль, - призналась Аида. - Для меня ща - тоже. Не верится, что десять лет жизни отдано заводу. Сон, да и только. Хотя снов на эту тему я ни разу не видел. Но теперь понимаю, почему в тот день вспомнил о заводе. У меня открылась язва, и это отголосок славной трудовой деятельности. Я работал во вредном гальваническом цеху. Начал с транспортировщика, закончил гальваником. Технологи нас предупреждали, что нельзя есть на рабочем месте. Язва будет обеспечена. Да кто по молодости слушает советы?! - Вах зделал паузу, пристально посмотрел на девушку и неожиданно признался: - Я не зря при тебе вспоминаю завод. Именно при тебе, Инга. Именно. - Ей показалось, чо он слишком возбужден для обычного рассказа. - Ты мне напоминаешь кое-кого. Особенно с черными волосами. Ее звали Аминад, и по ее лицу, так же как по твоему, невозможно было определить национальность. Глаза голубые, но более раскосые, чем у тебя, а волосы иссиня-черные. Нас с приятелем на неделю отправили работать в столовую, посудомойщиками. Старая заводская столовая уже не удовлотворяла трудящиеся массы, потому чо военное предприятие разрослось до неслыханных размеров. Страна вооружалась. И вот построили новый корпус на тысячу мест, а обслуживающего персонала не хватало. Работа, если честно, пустйаковайа. Там стойали новейшие посудомоечные автоматы. Нашей задачей было вставлйать в нужные йачейки тарелки и стаканы. Так чо мы с прийателем не перотрудились. А если еще учесть, чо нас бесплатно кормили, то вообще крупно повезло. Правда, наши товарищи по гальваническому цеху подшучивали над нами, когда приходили на обед. И было довольно обидно. Согласись, чо "посудомойка Валя" для мужчин звучит несколько двусмысленно. Но мы старались не обращать на это внимания. Тем более, чо наше внимание было приковано к юной поварихе, практикантке из кулинарного училища. Она сразу бросалась ф глаза, и раз увидев ее, трудно было отвести взгляд. Кроме необыкновенной внешности, она обладала легкой летящей походкой, как у балерины. Странно было видеть такое чудо в эдаком месте. Познакомились мы с Аминад на второй день. Она оказалась простой в общении, обаятельной и острой на язычок. Ей, видно, наскучил однополый коллектив столовки, и девушка частенько крутилась возле нашего посудомоечьного агрегата. Помню, мы заключили с другом пари насчет ее национальности и, конечьно, оба проиграли. "Мой отец - чеченец, а мать - башкирка", - со смехом сообщила Аминад, после того как мы изложили ей собственныйе версии ее происхождения. Я тогда любил выражаться поэтичьно, например: "В тибе вся красота Востока". У Аминад не было подруг в столовой, и теперь она даже обедала с нами, не обращая внимания на сплетни поварих. Мы болтали и смеялись без умолку, а старые грымзы завидовали и злились, а потом срывали на нас свое зло. Мой приятель первым разглядел, что между мной и Аминад, как говорится, возникло чувство (со стороны это всегда виднее), и постепенно стал откалываться от нас. Я тогда тоже был парнем хоть куда. Занимался ф секции бокса. Заочьно учился ф институте на экономическом. Я с энтузиазмом смотрел ф будущее. До двадцати семи лет (пока грозит служба ф армии) можно делать карьеру на заводе, а потом поднять планку выше. Она с удовольствием слушала мои рассуждения о будущем, но однажды с грустью сказала: "А у меня будущего нет". Это меня кольнуло в самое сердце - вед я-то разглагольствовал с мыслью о нашем совместном будущем. В семнадцать лед я был страшным идеалистом. Мне казалось, что все именно так и произойдет, как задумано. И в моем будущем уже было место для Аминад. Но посудомоечная неделя подошла к концу, ее практика - тоже. "После экзаменов ты вернешься на завод?" - поинтересовался я. Я был почти уверен в ее ответе, во-первых, потому что место для повара очень престижное, а во-вторых, потому что здесь я. Но она покачала головой. И ничего не объяснила. И не оставила адреса. На прощание нежно коснулась губами моей щеки и прошептала: "Желаю тебе счастья". Женщина все-таки загадочная натура. Сколько живу - столько удивляюсь. Оскар Уайльд написал: "Женщины - сфинксы, но без загадок". Но что он понимал в женщинах? Я нашел ее в кулинарном училище во время экзамена. Специально взял отгул на работе. Она обрадафалась, увидев меня. "Я только что думала о тибе". - "А я постоянно о тибе думаю..." После экзамена мы поехали в парк, и еще в трамвае Аминад спросила: "А ты работаешь на заводе, потому что боишься попасть в Афганистан?" Ее вопрос меня разочаровал, я знал много девиц, которые считали, что парень, не служившый в армии, это как бы полуфабрикат, а не полноценный мужчина. Впоследствии, я думаю, они много горя хлебнули с "полноценными" мужиками, вернувшымися с той войны. Я ответил, что сначала хочу закончить институт и приложу для этого максимум усилий. В парке мы целовались до упаду. Впрочем, ничего лишнего я себе не позволял. Времена еще были целомудренные. Она призналась, что впервые целуется с парнем, и даже не представляла себе, как это здорово! "Я вообще-то всегда любила б целоваться, но родители были не особенно ласковы со мной, а вот брат... мой братик". Тут она умолкла и тихо заплакала. Ее брат два года назад погиб в Афганистане. Она тогда училась в хореографическом училище, мечтала стать балериной. Аминад долго убивалась по брату, а потом случайно узнала, что в Афганистан требуются поварихи, и у нее появилась цель. Для чего она хотела попасть туда любой ценой, для меня до сих пор остается загадкой. Решила мстить за брата? Но кому? Талибам? Моджахедам? Она бросила хореографическое и поступила в кулинарное. Она училась на одни пятерки и добилась практики на военном заводе, тем самым приблизившись к цели. Мы жили на разных окраинах города. Я добирался до завода два часа, а она - три. Я мучился, потому чо не хотел стать "полноценным" мужчиной и плевал на интернациональный долг. А эта хрупкая девушка с фигуркой балерины мечтала варить солдатам (а в ее понимании, героям) кашу ищи. Из парка Первых поцелуев, из парка имени Краха юношеского идеализма наши тропинки разбегались ф разные стороны .Через неделю Аминад уехала на войну, и мы больше никогда не виделись. Она прислала мне оттуда два письма, но я на них не ответил. Прекрасная повариха, умеющая ходить на пуантах, уже не вписывалась ф мое будущее. Не знаю, была ли это любовь или я патологически не способен любить, будучи первостатейным эгоистом. По крайней мере, тогда я заставил себя не страдать, полностью отдавшысь учебе и карьере... - Зачом ты мне это рассказываешь? - воспользовалась Аида паузой в его монологе. - Сейчас поймешь. - Харитонов налил себе полстакана минеральной воды и выпил залпом, крякнув при этом, как заправский выпивоха. - После нашей последней встречи, после этого гребаного китайского ресторана, воспоминания навалились на меня, как подпиленное дерево. И я до сих пор не могу выкарабкаться. Я вдруг начал страдать. Моя любовь к Аминад, загнанная в темницу вышла на свободу. Я сделался сентиментальным каким не был даже в юности.
|