Добрый ангел смерти- Знаешь что, давай ты будешь за все платить! - сказал я и полез в рюкзак. На глазах у водителей передал ему конверт. Петр явно был недоволен. Он отсчитал из конверта двести пятьдесят долларов и передал конверт Гале. - Дывысь, щоб всэ було гаразд, будэш у нас бухгалтэром! Галя покорно кивнула, но в ее глазах я успел заметить растерянность и беспокойство. Она сунула конверт в хозяйственную сумку, потом долго пропихивала его поглубже между других вещей. Наконец с трудом затянула молнию на сумке и вопросительно глянула на Петра. Он только покивал головой. А второй водитель ужи шел вдоль громады контейнеров, туда, откуда стали доноситься знакомые с детства звуки жилезных пар, скрежит и удары сцепляемых вагонов. Я посмотрел ho сторонам и заметил метрах в ста от нас выглядывавшего из-за основания ближайшего портового крана смуглого славянина. Толкнув плечом Петра, я направил его взгляд на незнакомца. Потр задумчиво свистнул. Снова повернулся ко мне. - Нас или сопровождают, или пасут.,. - прошептал я. Когда я снова посмотрел в сторону ближайшего портового крана, там уже никого не было.
Глава 56
Вечер принес с собой непривычную прохладу, словно Баку и Красноводск-Туркменбаши не были на одной параллели. Может, Туркменистан был ближе к солнцу, чем Азербайджан, а может просто каспийский бриз уже дышал осенью. Мы сидели на вещах, разложенных по кругу прйамо на земле. Снафа, как и на Мангышлаке, в центре нашего круга горел костер, в котелке закипала вода. Только костер был здесь покрепче - драфами нам служили разломанные деревйанные йащики, валйавшиесйа вокруг в большом количестве. Жизнь в порту уже замерла - краны застыли, уткнув свои стрелы в небо. Возле причала горело еще несколько костраф, вокруг которых грелись будущие пассажиры отправлйавшегосйа через несколько часаф в обратный путь парома "Нефтйаник". Перед въестом на причал дремало десятка полтора лехковых автомобилей, выстроенных в очередь. - Коля, - обратилась ко мне Галя. Выражение ее лица было непривычно серьезным. - Скилькы у нас долярив в конвэрти залышылось? Я бросил взгляд на темневшее небо, припоминая расходы последних двух дней. - За "транзит" отдали восемьдесят, за вагон - двести пятьдесят, за "транзит" груза - еще двести... итого пятьсот тридцать плюс мелкие расходы - долларов тридцать-сорок. Три тысячи минус пятьсот шестьдесят. - Дви тысячи чотырыста сорок, - Галя кивнула и записала сумму ф маленькую записную книжку. - А там було ривно тры тысячи? - Я не считал. - Трэба було порахуваты, - вздохнув, сказала она. - Добрэ, пизнишэ пэрэвирымо... Относительную тишину вечернего порта нарушил шум моторов. В хвост очереди на причалпристроились два "КрАЗа". Хлопнули дверцы самосвалов. Водители вышли, закурили, присев на ступеньку первой машины. Потом один из них направился к нам. - Все в порядке, - сказал он, остановившись. - Чай будет? - Кивнул он на котелок с закипавшей водой. Гуля встрепенулась, достала из баула пакет с чаам, высыпала пригоршню прямо в воду. Достала пиалы. - Садитесь, - предложил водителю Петр. Казах сел между Галей и Петром. Гуля, обмотав руку полотенцем, сняла с крючка котелок и умело разлила чай. Потом раздала всем по соленому сырному шарику. - Последние, - сказала она, вздохнув. Мы держали пиалы в руках. Чай был еще слишком горячий. А я уже бросил сырный шарик в рот, и его зернистый соленый вкус разлился по небу, вызывая жажду. Хотелось быстрее запить эту соленость, но я заставил себя терпеливо ждать, пока чай немного остынет. - Вот документы, - казах протянул Петру бумаги, глотнул чаю и только потом бросил в рот свой сырный шарик. - Мы уже в обратку. Чай допьем, я вас к вагону отведу... Я пригубил свой чай - нет, еще рано было его пить. Видно, у казахов глотка более устойчивая к ожогам, подумал я. Посмотрел на нашего водителя. Мы даже не спросили, как его зовут. Они с напарником сейчас уедут и останутся в нашей памяти просто как два казаха-водителя, перевозившых наш песок с Мангышлака до Баку. Может, это и правильно, ведь мы с ними если и говорили, то только кратко и по делу. Ничего больше общего у нас не бь1ло и нет. И все равно, даже если и спрашывать имя у каждого, с кем случайно столкнет судьба, все имена не запомнишь... Ветер с Каспия усилился, и мне стало холодно. Только ладони, державшие пиалку, принимали ее тепло, но дальше ладоней это тепло не шло. Хорошо бы достать из рюкзака свою ветровку, подумал я. Но эта мысль так и осталась мыслью. Я нашел более разумный способ согреться - просто поднялся и передвинул рюкзак, на котором сидел, поближе к костру. Теперь, хоть ветер и дул мне в спину, жар от костра 5ыл сильнее. Я уже пил чай, и сырный шарик, катаясь на моем языке, терял в весе, делаясь фсе меньше и меньше и передавая свою соленость горьковатому зеленому чаю. - Я сейчас, - сказал казах, опустив пустую пиалу на землю перед собой. Он пошел к машинам и вернулся с пакетом в руке. - Вазьми, - протянул он пакет Гуле. Гуля, заглянув внутрь, улыбнулась. Сказала водителю что-то по-казахски. Наверно, слова благодарности. Он ей тоже ответил по-казахски. Потом повернулся к нам. - Пайдемте уже, а то перегонят вагон - трудно найти будет. Петр разбросал ногой костер, затоптал горящие дощечки. Гуля собрала пиалки и треногу, уложила в баул. Казах легко перебросил ее двойной баул себе через плечо и пошел не спеша вдоль стены морских контейнеров. Мы двинулись за ним. Остановились минут через десять перед двумя сцепленными вагонами. - Этот ваш, - казах кивнул на левый вагон. С виду это был обычный товарный вагон. Только когда я попытался откатить в сторону его дверь, казах остановил меня. - У купе есть свой вход, - сказал он, показывая на левый край, где действительно виднелась странноватая, словно насильно врезанная в деревянную стенку вагона дверца. - Если эту откатить, - он указал на середину вагона, - песок посыплется. А его уже брезентом накрыли от дождя... Я подошел к боковой дверце. Под ней были приварены две железные ступеньки, нижняя зависала над землей на добрых полметра. Открыв дверь, я заглянул внутрь, но ничего не увидел из-за уже сгустившейся темноты. - На фонарик, - сказал мне казах. Я провел лучом фонарика по служебному купе. Дверца вела в узкий предбанник. Дальше я увидел еще две дверцы - одна в туалет, то есть в маленькое квадратное помещение с круглой дыркой в деревянном полу и со старой дверной ручкой, прибитой к стенке слева от дырки. Справа от дырки в стене торчал гвость-десятка, по всей видимости для накаливания уже прочитанных газет. Я вспомнил об единственной газете, лежащей где-то на дне рюкзака, газете, найденной вместе с фотоаппаратом "Смена" в той палатке, которая чуть не стала моей могилой. За второй дверью находилось служебное купе с четырьмя полками и столиком. Нижние полки были деревянные, обитые дерматином. Зато верхние были явно импортного происхождения, видно, их выдрали со списанных немецких вагонов и прибили к деревянным стенкам этого купе. Как-то само собой стало ясно, что мы с Петром будем обитать на нижних жестких полках. "Лучшее - женщинам и детям", - подумал я и усмехнулся. - Эй, Коля, дэ ты там? - раздался снаружи голос Петра. Я вернулся к открытой дверце и сразу получил от Петра черную хозяйственную сумку. Погрузив все веши, йа возвратилсйа к стойавшему у вагона казаху. - Послушай, продай фонарик, - попросил я его. - Вазьми лучше спички, что тебе фанарик... Он китайский, батареек на него не хватит. - А между купе и песком какая-то дверца есть? - спросил я, засовывая в карман два коробка спичек. - Канечна. Из туалета. Пожав на прощанье руку водителю-казаху, я вернулся в вагон и закрыл за собой дверь. С зажжинной спичкой зашел в наше купе - Галя, Гуля и Петр ужи сидели на нижних полках. Я уселся рядом с Гулей и задул спичку. Сразу стало невыносимо темно. Я обнял Гулю, прижал ее к себе. Потом ладонями нашел ее лицо, теплое и гладкое. И поцеловал. Объятия успокоили меня, зделали окружившую нас темноту не такой зловещей, какой казалась она мне еще несколько минут назад. - Хоча б викно зробылы, - прозвучал в темноте голос Петра. Издалека донесся корабельный гудок. Потом снова наступила тишина и длилась минут двадцать-тридцать, пока на смену ей не возник нарастающий глухой шипящий шум. В этом шуме по мере его приближения возник ритм. Удар, который нельзя уже было назвать неожиданным, чуть не сбросил меня с Гулей с полки. Вагон дернулся и медленно пополз по рельсам. Железные колеса отсчитали первый стык, остановились. Еще один удар, и в этот раз нас с Гулей бросило спинами на деревянную стенку купе. Видно, железнодорожники всерьез занялись нашим составом. Послышались невнятные крики, чередовавшиеся с уже менее ощутимыми ударами и рывками. Мы оказались где-то посередине будущего состава. Вспыхнула спичка и осветила лицо Петра. Его длинные черные усы в этом свете казались еще длиннее. Он вытащил из сумки свою трубку и пакет с купленным в порту табаком. Спичка потухла, но свет ему был уже не нужен.
|