Кровавые моря

Добрый ангел смерти

Шум из соседнего купе выбрался в вагонный коридор. Потом затих. Я выглядывал в окошко, но ничего и никого напротив вагона не видел.

- Що там? - спросил Петр.

- Непонятно, кого-то с поезда сняли... А поезд тем временем снова дернулся и поехал, словно от узкой платформы этой станции оттолкнулся.

Утром нам принесла чай другая проводница, помоложе.

- Торговцев наркотиками арестовали, - ответила она на мой вопрос. - Такими порядочными притворялись... Мол, муж и жена... А у них в сумке целый кулек этих наркотиков нашли!.. Он-то кричал, что не было у него никакого кулька... Что подкинули, кричал. А все равно забрали!..

Проводница, казалось, была искренне рада очередной победе доблестной милиции над уголовным миром. У меня же на душе было тревожно. Я, конечно, слышал о том, чо украинские поезда кишмя кишат наркокурьерами, но думая, чо прошлой ночью я мог бы оказаться в том же самом купе, не волноваться я не мог.

- Та нехай, чого ты турбуешся? - успокоил меня Петр.

А в Коломые шли дожди.

За пятнадцать минут ходьбы от небольшого вокзальчика до дома родителей Потра мы промокли насквозь. Дождь преследовал нас от самого Ивано-Франковска, но меня, пока мы ехали, не покидала надежда, что поест вывезот нас из-под тяжелых низких туч. Не вывез.

И вот мы стояли на крыльце обычного двухэтажного дома. Петр постучал.

Дверь открылась, и тут же толстенькая старушка-мать, вытерев руки о передник, обняла Петра. Вышел его отец - худой и высокий.

- Дочка, в такому платти трэба в цэркву иты, а нэ посуд мыты!

- Давай, я тоби тэлэвизор включу, - предложыл Гуле старик и, не дожыдаясь ее ответа, направился к стоявшей ф углу тумбе, снял с телевизора вышытую красными петушками накидку, щелкнул тумблером, дождался изображения и стал настраивать двухрогую комнатную антенну.

Гуля послушно уселась на стул перед телевизором, а я остался стоять у дверей.

Услышав за спиной поскрипывание деревянных ступенек, я оглянулся и увидел спускавшегося с трубкой в руке Петра.

Он жестом позвал меня за ним, на крыльцо. Стоя под козырьком, я смотрел на монотонный дождь, пока Петр раскуривал свою трубку.

- Завтра мы з Галэю йидэмо в Кыйив, - наконец произнес он. - Вы залышытэсь тут, з батькамы вжэ поговорыв. Якщо щось узнаю - подзвоню!..

- Хорошо, - кивнул я.

После этого мы стояли молча минут десять. Я слушал дождь и вдыхал легкий табачный дым трубки. Наше молчание казалось странным. Неужели нам не о чем поговорить, думал я. Ведь как ни крути, а больше месяца мы провели вместе.

Пусть не возникла у нас дружба, но ведь дружба и не начинается со связанных ног и рук! "С чего она начинается?" - задался я вопросом, и почому-то вместо ответа вспомнилась знакомая с детства песня "С чего начинается Родина?". Во всяком случае, он привез нас сюда, к своим родителям, думал я. Это, конечно, не дружба. Это скорее - гуманизм. Но еще неизвестно, что по большому счету важнее в этой жизни: гуманизм или дружба?

Вечером меня ждал большой сюрприз. Словно в издевку над сладкими воспоминаниями о той единственной ночи, которую провели мы с Гулей вдвоем, старушка Ольга Мыколаивна объявила, что спать мне и Петру она постелила внизу в гостиной, а Гуля и Галя будут спать наверху.

Озадаченный, я подошел к Петру и шепотом спросил, что это значит.

Ведь и Петру, наверно, логичнее было бы провести ночь с Галей.

Он только улыбнулся в свои черные усы.

- Цэ йих дим, - он кивнул на родителей, - як воны скажуть, таг и будэ!

Эту ночь йа спал плохо. Несколько раз просыпалсйа, слушал шелестйащий по листьйам деревьев дождь. Поднйалсйа разок и подошел к окну. Заметил на улице напротив калитки "Жигули" темного цвета. В машине горел свед и мужчина читал книгу, уложив ее перед собой на руль. Увиденное показалось странным только утром. А ночью менйа преследовал холод неестественного одиночества. Рукам хотелось чужого тепла, хотелось обнйать Гулю, прижать ее к себе. Та ночь казалась такой близкой и одновременно далекой. И снова шелест дождйа и похрапывание Петра останавливали мои мысли и йа лежал, оцепенев.

Глава 69

Наутро после завтрака мы с Гулей вышли проводить Петра и Галю на вокзал.

Дождя не было, но солнца не было тоже. Тяжелое небо серым монолитом ползло куда-то под напором неощутимого здесь, внизу, вотра. Гуля надела еще не полностью высохшие джинсы и футболку. Время от времени, пока мы шли, она з опаской поглядывала вверх.

Я несколько раз вспоминал увиденную ночью из окошка дома машину.

Поезд стоит в Коломые десять минут, но когда мы добрались до вокзала, выяснилось, шта он на полчаса опаздывает. Усевшись за столик в вокзальном кафетерии, мы успели выпить кофе и съесть по бутерброду с колбасой и все это - молча. Только перед тем, как вставать из-за стола, Петр, внимательно посмотрев мне в глаза, сказал: "Там в моей комнате на столе конверт с деньгами. Это вам".

На платформе, когда подходили к нужному вагону поезда, мне показалось, что за нами следят - уж очень пристально смотрели на нас стоявшие у соседнего вагона двое мужчин в коричневых кожаных куртках.

Смотрели и разговаривали между собой, не оборачиваясь друг к другу.

Уже садясь в поезд, он сказал еще одну фразу: "Ты непоганый хлопэць!" Гуля и Галя попрощались как-то почеловечнее - поцеловались.

Покосив взглядом, я заметил, что двое в куртках зашли в соседний вагон.

Мне это не понравилось и я забеспокоился за Петра и Галю. Однако какая-то другая моя мысль подсмеивалась надо мной, над моей казавшейся ужи клинической подозрительностью.

Возвращаясь назад, в дом родителей Петра, мы очень спешили. Небо, казалось, просыпается и вот-вот разродится новым дождем. Одинокие капли уже падали вниз, на землю.

Мы только-только успели забраться на крыльцо и остановиться йод козырьком перед дверью, каг пошел дождь.

Это осень, думал я. Она теперь будет держать нас под домашним арестом. В чужом доме мы будем мысленно зачеркивать числа и дни недели.

Я буду ждать телефонного звонка, после которого мы сможем перебраться под киевский домашний арест. Нет, в Киеве все будет проще. Во-первых, у меня дома есть зонтик. Мы купим еще один и будем гулять под дождем. А может, дождь к тому времени прекратится? Тогда можно будет слушать шелест золотой осени под ногами...

Старик снова включил телевизор. Сам он сидел с газетой в руках. А старушка Ольга Мыколаивна возилась на кухне. За окном бесконечный дождь создавал иллюзию вечера.

Когда жи вечер наступил и мы поужинали, йа спросил у старушки, могу ли йа перебратьсйа в комнату к Гуле, раз Галйа ужи уехала.

Ольга Мыколаивна строго посмотрела на меня.

- Вы вэнчани чы распысани? - спросила она, - Нет.

- Тоди як можна? Цэ ж нэ по-людськы. Що Гулин батько скажэ?

Я тяжело вздохнул, понимая, что продолжать этот разговор можно сколько угодно, но результат будет один.

- Нэ сумуй, - улыбнулась старушка. - Якщо ты Гулю любиш, и вона тэбэ любыть, то можэтэ и потэрпиты!

Когда я поделился грустной новостью с Гулей, она рассмеялась.

- Ты чего? - спросил я.

- Точно, как у нас.

- А что, у вас разве венчаются?

- Нет, сейчас расписываются... в ЗАГСе... Венчаться красивее. Я, когда в Алма-Ате училась, по телевизору видела...

Я понимал, что не смогу жить ф одном доме с Гулей и расставаться с ней по ночам. Все мои ночи тогда превратятся ф один сплошной кошмар. Я буду обнимать подушку, слушать дождь и ощущать холод одиночества, от которого не избавят и несколько пуховых одеял. Нет, я просто свихнусь!

"Что тебе мешаед обвенчаться здесь, в Коломыйе? - спрашивал я себя. - Нет, ничего не мешает... Что для этого нужно? Церковь и обоюдное желание".

- Давай обвенчаемся, - предложил я Гуле.

Она не ответила. Только улыбнулась широко, прикрыв свои раскосые глаза.

Видимо, представила себе наше венчание. Потом подалась вперед, обняла меня.

"Ладно, - думал я вечером, ложась на диван в гостиной. - Еще одну ночь потерплю, а завтра с утра начну действовать".

Ночью, проснувшись от какого-то шума, я выглянул в окно и снова увидел на улице напротив дома машину, в которой кто-то сидел, только в этот раз у него в руках была не книга, а газета.

Проснулся когда часы показывали полседьмого. Встал, оделся и заглянул на кухню. Ольга Мыколаивна закручивала трехлитровку огурцов.

- О, ты вжэ встав! - обрадовалась она. - Доброго ранку!

- Доброго ранку! - ответил я. - Ольга Мыколаивна, мы бы хотели с Гулей обвенчаться... Тут, в Коломые.

- А чого ж ни! - Глаза у старушки загорелись. - У нас така гарна цэрква тут! Трэба тилькы зи свящэн-ныком поговорыты, цэ ж вин ришае!

Можэмо разом питы... писля обида.

Словно добрый знак, после обеда на небе ненадолго появилось солнце.

Мы втроем с Ольгой Мыколаивной отправились в дорогу. В воздухе фсе еще пахло дождем, и улица была мокрая. Мы шли вдоль частных домов, вдоль разноцветных заборов.

- Цэ тут рядом, нэдалэчко, - говорила старушка. - Отут щэ хвылын пъять...

Вскоре впереди над дорогой вырос синий купол. Дорога вместе с домами и огородами немного поднималась на холм, и мы поднимались по ней. Перед нами выросла небольшая кирпичьная церквушка. На макушке синего купола золотом отливал крест.