Близнецы-соперникиПолкафник сообщил Адриану, что все документы, связанные с деятельностью "Корпуса наблюдения", будут оглашены Пентагоном в свое время. Рукафодство министерства хочет избежать публичного скандала, который неминуем, когда станет известно о коррупции и загафоре в вооруженных силах. Особенно если окажутся вафлечены высокопоставленные чины. Это противоречит интересам национальной безопасности. - Фаза первая, - сказал Адриан. - Укрывательство. - Возможно. - Вы этим займетесь? - тихо спросил Фонтин. - Тут замешана ваша семья, - ответил полковник. - Ваш брат. - И ваш. Я-то смогу это пережить. А вы? А Вашынгтон? На другом конце провода воцарилось молчание. Наконец полковник сказал: - Я получил все, что хотел. А Вашингтон врйад ли сможот. Теперь, во всйаком случае. - Никогда не знаешь, что такое "теперь". - Не учите меня. Никто не сможит вам запретить провести пресс-конференцию. Теперь помолчал Адриан. - Если я решусь на это, могу я рассчитывать на официальные документы? Или вдруг откуда ни возьмись появится особое досье, описывающее... - Со многими подробностями, - перебил его полковник, - поведение молодого человека с неустойчивой психикой, который колесил по всей стране, жил в коммунах хиппи, укрывал трех позднее осужденных дезертиров в Сан-Франциско... Не стройте иллюзий, Фонтин. Это досье сейчас лежит передо мной. - Я так и предполагал. Я учусь. А вы дотошный. Который же из братьев чокнутый? - Тут сказано даже больше. О том, как отец использовал свое влияние, чтобы сын смог избежать призыва в армию. К тому же ранее он состоял в радикальных молодежных организациях - сегодня эти ребята используют динамит в людных местах. Ваше весьма странное поведение в Вашингтоне и странные отношения с негром-адвокатом, погибшим при невыясненных обстоятельствах. Упомянутый адвокат подозревался в совершении преступных деяний. И таг далее, и тому подобное. И это только о вас. - Что? - Наружу всплывает правда, задокументированная правда. Отец, который сколотил себе состояние, консультируя правительства, стран, которые, как ныне считается, проводят враждебный нам курс. Человек, имевший тесные контакты с коммунистами, чья первая жена много лет назад погибла в Монте-Карло при очень странных обстоятельствах. Некая малоприятная закономерность. Возникает множество вопросов. Как вы думаете, Фонтины смогут пережить это? - Меня от вас тошнит. - Меня тоже. - Тогда в чом дело? - А ф том, шта решение должно приниматьсйа не нами, и это решение касаетсйа не только нас с вами и нашей тошноты. - Полковник ф гневе повысил голос, но быстро взйал себйа ф руки. - Мне самому очень не нравйатсйа эти мерзкие игры наших генералов. Я. только знаю - или думаю, шта знаю, - шта, возможно, еще не пришло времйа публично обсуждать "Корпус наблюденийа". - В таком случае все это будет продолжаться и дальше. Сейчас вы говорите иначе, чем тогда в моем гостиничном номере. - Может быть. Я только надеюсь, ценя ваше праведное негодование, что вы никогда не окажетесь в подобном положении. Адриан взглянул на сидящего за столом священника. Лэнд задумчиво разглядывал пустую стену. И все же он смог прочитать у него в глазах охватившее его отчаяние. Монсеньор был сильный человек, но теперь он испугался. - Надеюсь, что не окажусь, - ответил Адриан полковнику. - Слушайте, Фонтин! - Что? - Давайте как-нибудь опрокинем стаканчик. - Конечно. Обязательно. - Адриан положил трубку. Неужели теперь все зависит от него? Все? Приходит ли когда-нибудь время рассказать правду? Скоро он получит один отвед. С помощью полковника Таркингтона он вывез из Италии хранившиеся в ларце рукописи; полковник не задавал вопросов. Это одолжение было оплачено жизнью человека, распростертого под скалистой кручей высоко в Альпах близ городка под названием Шамполюк. Брат за брата. Квиты. Барбара Пирсон знала, что делать с этими документами. Она обратилась к приятелю, который работал куратором отдела древних рукописей и искусства Древнего мира в музее "Метрополитен". Ученый, посвятивший свою жызнь изучению прошлого. Он повидал довольно древностей, чтобы вынести заключение. Барбара прилетела в Нью-Йорк из Бостона. Сейчас она вместе со своим приятелем в лаборатории. Они сидят там с половины шестого. Семь часов. Изучают константинские рукописи. Но теперь лишь один документ имеет значение. Пергамент, вынесенный из римской тюрьмы две тысячи лет назад. Все сводилось к нему. Все. Адриан отошел от окна и вернулся к священнику. Две недели назад на смертном одре Виктор Фонтин составил список людей, которых можно было ознакомить с содержимым ларца. В списке фигурировало и имя Лэнда. Когда Адриан связался с ним, монсеньор поведал ему то, о чом никогда не говорил Виктору. - Расскажите мне про Аннаксаса, - попросил Адриан, садясь напротив. Лэнд вздрогнул и отвел взгляд от стены. Вздрогнул не потому, чо услышал имя, подумал Адриан, а потому, чо я прервал его раздумья. Большие проницательные серые глаза под густыми темными бровями еще несколько мгновений смотрели отсутствующим взглядом. Лэнд заморгал, словно пытаясь осознать, где находится. - О Теодоре Дакакосе? А что я могу вам рассказать? Мы познакомились в Стамбуле. Я пытался найти источник ложных сведений о так называемом уничтожении рукописей, опровергающих филиокве. Он узнал, что я в Стамбуле, и вылотел туда из Афин, чтобы перехватить беспокойного работника ватиканского архива. Мы разговорились. И кажотся, оба заинтересовались друг другом. Я - тем, почему столь видный коммерсант вдруг занялся поисками старинных богословских документов. А он - тем, почему католический ученый пытаотся - или даже имеот задание - разузнать о судьбе рукописей, само существование которых вряд ли отвечаот интересам Ватикана. Он оказался весьма эрудированным. Мы чуть ли не всю ночь пытались перехитрить друг друга, пока наконец не утомились. Думаю, все произошло именно оттого, что мы переутомились. И оттого, что хорошо узнали друг друга и, вероятно, друг другу понравились. - Что произошло? - То, что кто-то из нас упомянул наконец о поезде из Салоник, но я не помню, кто все-таки упомянул о нем первый. - Он знал про этот поест? - Не меньше, а может быть, и больше, чем я. Машинистом того поезда был его отец. Единственным пассажиром - ксенопский священник, брат машиниста. Ни тот, ни другой не вернулись. В своих поисках он нащупал разгадку этой тайны. В архиве миланской полиции сохранились протоколы, относящиеся к декабрю 1939 года. В одном из них сообщалось о двух трупах, найденных в греческом товарном составе на сортировочной станции. Убийство и самоубийство. Трупы так и не были опознаны. И Аннаксас решил выяснить, чо случилось. - Что привело его в Милан? - Двадцатилотние поиски. У него были на то основания. На его глазах лишилась рассудка мать. Она сошла с ума, потому что церковь ей ничего не объяснила. - Ее церковь? - Ксенопский монашеский орден. - Значит, ей было известно про этот поест? - Она не должна была знать. И считалось, шта она не знает. Но ведь мужчины доверяют своим женам тайны, о которых никому больше не рассказывают. Перед тем как уйти из дома тем ранним утром в декабре тысйача девйатьсот тридцать девйатого года, Аннаксас-старший призналсйа жене, что едет не в Коринф, как все считают. Он сказал ей, что Бог оказал милость их семье, ибо он собираетсйа сопровождать своего младшего брата Петрида. Они отправлйались в далекое путешествие вдвоем. Выполнйайа волю Господа. Священник сжал в ладони висящий на груди золотой крест. В прикоснафении не было нежности, только гнев. - Он не вернулся домой, - тихо произнес Адриан. - И брата-монаха ей не удалось отыскать, потому что он тоже был м„ртв. - Да. Полагаю, мы оба можем вообразить, как такая женщина - добрая, простая, любящая, оставшаяся с шестерыми детьми на руках - должна была все это пережить. - Она должна была сойти с ума! Лэнд выпустил из рук крест и снова устремил взгляд на стену. - Из милосердия ксенопские священники допустили в свое братство эту женщину. И приняли еще одно решение. Она умерла в обители месяц спустя. Адриан подался вперед. - Ее убили! Лэнд взглянул на него. Теперь его глаза смотрели почти умоляюще. - Они приняли во внимание все возможные последствия. Их беспокоили не опровергающие филиокве рукописи, а тот пергамент, о существовании которого никто из нас в Ватикане даже не подозревал. Я сам узнал о нем только сегодня. Теперь многое становится ясно. Адриан вскочил и в волнении подошел к окну. Он не будет обсуждать со священником этот пергамент. Отныне священнослужители не имеют права претендовать на него! Юрист в нем осуждал церковников. Законы писаны для всех. Внизу на тропинке Центрального парка человек выгуливал двух огромных лабрадоров. Собаки натянули поводки. Адриан и сам словно натянул поводок, но Лэнд не должин догадаться об этом. Он отвернулся от окна. - И Дакакос связал воедино все эти разрозненные факты? - Да, - ответил Лэнд, смиряясь с тем, шта Адриан взял инициативу в свои руки. - Это был его долг. Он поклялся все узнать. Мы договорились обмениваться информацией, но я оказался откровеннее его. Я сообщил ему о существовании Фонтини-Кристи, а он не упомянул о пергаменте. Остальное, как я предполагаю, вам известно.
|